Наемники Судьбы - Федотова Юлия Викторовна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/104
• Следующая

Тут его с двух сторон лягнули девицы, и он замолчал.

Глаза лесного принца налились дурной кровью, губы побелели, кулаки сжались. С воплем ярости ринулся он на Хельги. Оберону, чтобы остановить сына, хватило даже не жеста – движения бровей. Шипя и брызгая слюной, тот отступил.

– А ты смелый, – спокойно произнес лесной владыка, задумчиво глядя на сприггана. Непонятно – было это осуждение или похвала. – Поднять его! И развязать! Всех.

Несмотря на резкую боль, Хельги расторопно встал сам. Очень хотелось растереть затекшие, посиневшие руки. Вместо этого он спрятал их в карманы, привалился к стене (вроде бы из пренебрежения, а на самом деле чтобы не упасть) и в упор уставился на Оберона. С таким выражением лица люди обычно разглядывают что-нибудь занятное, но не слишком приятное. Паука, например. Или урода на ярмарке. В довершение он еще и сплюнул. Эффектно, по-кансалонски, сквозь зубы. Сгусток крови шлепнулся на красивый паркет. Девицы тихо вздохнули: Хельги слетел с тормозов. Такое с ним случалось редко, но уж если случалось…

Но чем нахальнее и развязнее вел себя спригган, тем теплее становился взгляд лесного правителя.

– Похож… – тихо проговорил Оберон. – Очень похож… Но все же… Скажи, – обратился он к пленнику с совершенно неожиданным вопросом, – тебе не приходилось видеть такую вещь: плоский прямоугольный медальон с загадочными символами?..

– Этот, что ли? – Хельги извлек медальон.

Взор Оберона затуманился.

– Значит, свершилось. Сбылось Пророчество, Мир стал на путь гибели…

Меридит и Энка скривились: опять пророчество!

– Вот каким ты стал, подменный сын ярла!

– Мы что, знакомы? – удивленно осведомился спригган.

– И не только. Должен признаться, именно тебе я и мой сын обязаны жизнью.

Стоило взглянуть в этот миг на царевича Мэрдока. Пожалуй, это был самый сильный из тех немногих ударов судьбы, что ему пришлось испытать. Если бы кто-то стал судить о внешности эльфов по перекошенной физиономии Его Высочества, наверняка счел бы их на редкость непривлекательным народом.

– Ведь это я дал тебе медальон, – пояснил Оберон, видя замешательство сприггана.

– Тогда ты выглядел иначе, – старательно изображая равнодушие, заметил Хельги. – Если это был ты. Помнится медальон мне дал человек.

Оберон кивнул.

– То время, когда мы встретились, было очень непростым для меня. Почти лишенный магических сил, я был вынужден скрывать свой истинный облик под человеческой личиной. А сына моего пришлось превратить в южного зверя. Тогда он был совсем ребенком…

Хельги так и сел где стоял. Сполз по стене.

– Ты хочешь сказать, – не смог он скрыть потрясения, – что чудесный зверек на самом деле был… была вот эта ско…

Меридит лягнула его так, что он вскрикнул.

Хельги чувствовал себя жестоко обманутым. Разочарование оказалось таким, что хоть плачь от жалости к самому себе тех лет. Спасение замечательной зверушки было для Хельги едва ли не единственным светлым воспоминанием детства. Теперь и этого не осталось.

От расстройства Хельги перестал сопротивляться боли, позволил себе надолго потерять сознание. Лишь тогда Оберон наконец-то вспомнил, что состояние здоровья его гостей не располагает к длительным беседам, и принял соответствующие меры. Очнулся спригган уже с целыми ребрами. Остальные тоже были вполне здоровы. Подданные лесного правителя владели целительной магией куда профессиональнее Аолена. Очень кстати, так как именно ему потребовалась самая серьезная помощь. Мэрдоковы прихлебатели потрудились над соплеменником особенно усердно: переломали руки, ребра и отбили что-то внутри. Теперь он сидел и скорбно размышлял: что же должно было приключиться с эльфами, чтобы те стали вести себя хуже самых низких из людей?

Ясность в этот вопрос внес Оберон, когда во время пышного обеда в честь дорогих гостей поведал краткую историю своего государства.

Царевич Мэрдок, как и большая часть подданных лесного царя, не был чистокровным эльфом. Клан Оберона пришел в здешние края одновременно с агрессивным народом Северного Чернолесья, именующим себя ванахальбами. Как ни странно, благородные эльфы и вздорные, свирепые ванахальбы отлично поладили, скрепили союз браками и провозгласили мага Оберона своим царем. С тех пор ему приходится тратить немало сил на то, чтобы держать в узде дурной нрав ванахальбов, унаследованный народившимся потомством. Но удается это не всегда, к великому его сожалению.

– Мы заметили! – скептически фыркнул Хельги, упорно пребывавший в самом дурном расположении духа.

Сразу после обеда, наплевав на правила хорошего тона, дорогие гости собрались уходить. Задерживаться в лесном государстве дольше не хотелось никому. Каждый невольно задавался вопросом: так ли благополучно кончилось бы дело, не признай Оберон в сприггане своего спасителя? Да и злобные, косые взгляды Мэрдока делали их пребывание во дворце не слишком уютным. Даже избавленный от рогов Эдуард не испытывал к хозяевам особой благодарности.

Перед самым уходом Аолен попытался выспросить у Оберона, что тому известно о несчастье, постигшем Мир, и о свалившейся на них спасительной миссии. Но великий мудрец лишь головой покачал и грустно объяснил: на устах его печать молчания. Нарушение обета грозит еще большей бедой, а полученные сведения никак не облегчат их задачу.

– Доверьтесь Силам Судьбы, что избрали вас для спасения Мира, а знания придут в свое время! – Зачем нужен медальон – и того не сказал!

– Ох, не люблю я все эти дела! – шипел Хельги, когда честная компания уже двинулась в путь. – Все кругом такие мудрые, такие вещие, и все-то им известно на сто лет вперед, а Мир спасать должны именно мы. Да еще приходится тыкаться носом в разную дрянь, как слепым котятам. Спрашивается, ну какого демона Силы Судьбы занесли нас к Оберону? Что мы там забыли?

– Как – что? – наивно удивился Эдуард. – А рога?! Рога-то мои?

Очень скоро лесное царство с его полянами, расчищенными тропами и прореженными деревьями осталось позади, вновь сомкнулись стены глухого, сырого, корявого и враждебного Чернолесья. Близилась осень, но ни один лист не вменил еще своей мрачной, иссиня-зеленой окраски на что-нибудь более веселенькое. Лишь ночи становились холоднее, густела утренняя сизая дымка, обильнее ложилась роса.

– Быстрее, быстрее идти надо! – торопила Энка. – Иначе до зимы из лесу не выберемся! Хуже нет оказаться в Атаханской степи зимой.

Рагнар с сомнением взглянул на девицу:

– Почему ты думаешь, что мы выйдем именно в степь?

И рыцарь, и гном, не говоря уж о человеческих отроках давно утратили ориентацию в пространстве и слепо следовали за своими спутниками, продвигающимися вперед с удивительной уверенностью.

– А куда же еще мы можем выйти, если начали путь в Центахе и идем строго на запад? Центах лежит примерно на широте Трегерата или чуть южнее.

Но тут выяснилось, что, кроме четверых бывших студентов, понятие «широта» никому не знакомо.

– Широта – это… – собрался объяснить Хельги, но быстро сообразил, сколько терминов придется истолковывать дополнительно, и решил упростить задачу: – Короче, если из Центаха идти точно на запад, попадешь в окрестности Трегерата.

– А если на юг? – спросил Рагнар. – Зачем обязательно на запад?

– На юг – это будет долгота.

– А на север?

– Тоже долгота.

– А на восток?

– Широта.

– А если на юго-восток? – коварно поинтересовался рыцарь.

– Тьфу! – потерял терпение спригган. – Ты, Рагнар, совсем неуч неграмотный, хоть и принц!

– Конечно! – охотно согласился тот. – Я рыцарь, а не писарь. Мне грамота ни к чему!

Хельги вытаращил глаза. Он-то употребил слово «неграмотный» вовсе не буквально! Сприггану живо вспомнилось замечание загадочного Да Винчи: «Поразительно, как уживаются в вашем мире глубокие научные познания избранных и несоразмерно дремучее невежество большинства».

• Предыдущая
• 45/104
• Следующая