"Фантастика 2023-157". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Бергер Евгений - Страница 84

Государственной религией Османской Империи было Магометанство, но верующие в иные принципы общения с Всевышним, османами не преследовались, а облагались повышенным налогом.

Христианский мистицизм, пройдя сквозь горнило инквизиции, в шестнадцатом веке достиг своего пика и тоже раскололся: на иезуитов, практикующих христианский дзен для познания самого себя и созерцания Бога, и исихастов — христиан, практикующих древнюю традицию духовной практики, составляющей основу православного аскетизма.

В отличие от иезуитства, — закрытого сообщества мистиков, выбравшего девиз: «Цель оправдывает средства», где целью имелось ввиду распространение власти Римского Папы, исихасты никогда не мыслили свой «подвиг», как закрытый культ кружка избранных. Это была древнейшая система аскетической и монашеской практики, направленной на «тихое» богопознание и собственное обожение путём постоянного моления к Иисусу Христу. Постоянного, ежесекундного моления…

Мне, как не рядовому члену ордена Христа, не раз и не два приходилось участвовать в мистериях, но даже я, стоящий очень рядом с главой культа, и имеющий статус «созерцающего», не знал до конца их сути. Хотя мне, моим статусом, было гарантировано «блаженство после смерти».

Мои ум, душа и тело были далеки, как от мистики, так и просто от религии. Я воспринимал и то, и другое прагматично, лишь как средство достижения цели. А цель моя была одна — Россия. Не жилось мне нигде спокойно. Даже в Бразилии. Сунувшись в Московию и получив по «сусалам», я понял, что ту Россию, которая понравится мне, надо строить самому.

Перебравшись на Крым, я словно вдохнул родной воздух. Мне стало хорошо и спокойно, а душа моя тихо пела. Ведь это был Крым! Это, конечно, было не Рио де Жанейро, но за неимением гербовой, как говорится, пишем на простой. Для меня здешний климат был оптимальным.

Феодосия, или, как сейчас её называли, — Кефе, сдалась без боя через три месяца блокады. Как и все другие крепости полуострова. Просто однажды ко мне приехали главы городов и преклонили колени.

Кефе был городом — складом ещё в генуэзскую эпоху, таким оставался и сейчас. Его часто называли Кючюк-Истанбул — Маленький Стамбул, настолько считали значимым, но мне пока было не до него.

Как докладывали наши разведчики, в крепости Инкерман никто не жил. Ворота крепости стояли запертыми на большой внутренний замок, а сами «защитники крепости» в количестве пятидесяти человек, как и её комендант, жили в долине перед Монастырской скалой среди цветущих садов в собственных домах.

Однако при подходе отряда к крепости мы увидели, что на стенах стоят латники в сверкающих доспехах, а из амбразур смотрят жерла пушек, рядом с которыми дымят разожжённые жаровни.

«Вероятно, увидев наш отряд, все они побросали свои дома и очень быстро проникли в крепость по тайным туннелям, пробитым в Монастырской скале», — подумал я. — «Наверное скрытые дозоры каким-то способом уведомили крепостной гарнизон».

Я немного подумал и сам над собой рассмеялся. Какие скрытые дозоры? Как только наши военные корабли, не похожие на турецкие галеры, появились в бухте, и как только наши отряды высадились на берегах реки, горожане просто покинули город и спрятались в крепости. «Разбудив» гарнизон, естественно.

Наша пятитысячная армия при высадке разделилась. Её большая часть пошла вверх по течению реки на разведку территории и пробивки дороги к лесным массивам, а малый отряд, возглавляемый мной, высадившись на правом берегу, конным порядком направился к крепости. Впереди несли зелёный прямоугольник имперского флага, на котором размещались три полумесяца. За ним несли штандарты и знамёна полков османской империи.

Мы въехали на вершину Монастырской скалы с северной стороны и остановились на широкой площадке, ограниченной с двух сторон обрывами, а с одной стеной и башнями крепости. Мои визири довольно быстро установили контакт с комендантом крепости и он вскоре вышел из ворот, неся ключ.

Упав перед османским флагом на колени, комендант протянул вперёд руки с довольно-таки большим ключом от ворот.

— Встань, — сказал я, — и подойди ближе.

Старик с трудом поднялся с колен и сделал несколько шагов вперёд. На вид ему было лет сто и я удивился этому.

Он подошёл к моему правому стремени и протянул ключ обеими руками.

— Как тебя зовут? — спросил я, давая сигнал визирю, чтобы принял у меня ключ.

— Кемаль бей, шахиншах. Когда-то меня звали Кемаль-рейс.

— Кемаль-рейс? — удивился я. — Адмирал[75]?

— Да, шахиншах.

Я обернулся к визирю.

— Кемаль-рейс погиб двадцать лет назад, — сказал он.

— Я не погиб. Долго был в плену у венецианцев. Меня выкупил сын моего брата адмирал Пири.

— Адмирала Пири я знаю. Сколько тебе лет? — спросил я.

— Много, шахиншах. Где-то восемьдесят пять.

— Но как ты, в таком возрасте, стал комендантом крепости? — удивился я. — Неужели не нашлось кого помоложе?

— Тот комендант умер во время мора пять лет назад, вот я и возглавил. В единственном числе. Тогда и ратников не стало. Это мы уже из горожан набрали, я обучил их стрелять. Пушки, арбалеты, то, сё…

— Пушки, то, сё, — повторил я. — Вот так крепость! Порох хоть есть? Ядра?

— Есть, шахиншах. Из столицы присылают регулярно.

— Присылаем, великий, — подтвердил визирь.

— А старый выжигаем, — сказал Кемаль-рейс и показал на видневшиеся на ровном поле множественные выемки, образовавшиеся от пушечных ядер.

Я хмыкнул и одобрительно глянул на бывшего адмирала.

— Пошли, покажешь крепость, — сказал я и пнул лошадь пятками.

В крепости имелась цитадель и десять добротных каменных домов, в которых, судя по всему, никто не жил уже очень давно. Мы прошли по стене, содержащейся в хорошем состоянии.

— Тонковата для пушечного боя. Надо перестраивать, — сказал я визирю.

Люфти-паша записал распоряжение в блокнот.

— Синан, тройной толщины будет достаточно? — спросил я инженера.

— Лучше возвести новые, шахиншах. Я уже сегодня предоставлю тебе проект.

— Хорошо. Кемаль-рейс, прикажи загасить розжиги. И распусти стражу. Оставь только дозорных на башнях. Что у тебя в них, кстати?

Бывший адмирал смутился.

— Что там в них может быть? Порушенные башни внутри. Дерево всё погнило.

Так и было. Что в первой, осмотренной нами башне, что в остальных, деревянные конструкции отсутствовали. Все, кроме смотровых площадок и лестниц.

— Запиши, — сказал я визирю. — Восстановить в первую очередь. Лес где берёте? — спросил я Кемаля.

— Вверху по реке.

— Лесопилки есть?

— Никак нет, — по-морскому ответил Кемаль.

Он понимал, что, скорее всего, комендантство придётся сложить и поэтому на его лице отражались жалость к себе и пренебрежения ко мне.

Я мысленно усмехнулся, понимая его душевные порывы. Сам неоднократно сталкивался с несправедливостью кадровых служб к ветеранам и особенно к предпенсионерам. Сколько моих знакомых офицеров пострадало, не получив законную пенсию? Почему-то кадровики увольняли и сокращали офицеров за три-четыре месяца до выслуги лет. Причём, невзирая на заслуги. Было дело, Героя Советского Союза, прошедшего всю Отечественную войну и заслужившего очень много орденов и медалей, уволили во время Хрущёвских сокращений армии, оставив без пенсиона. Специальные подразделения создавали и сокращали, наверное, раз пять. Я тоже остался без пенсии. Но по своей «вине». Сам отказался в 1992 году служить новой власти. Дурак, конечно. Но, как говорится, нет худа без добра. Зато удалось негласно принести пользу отечеству, ликвидировав некоторое количество бандитов. Был бы при погонах, наверное, не перешёл бы грань. А так…

— От своего имени объявляю вам благодарность, Кемаль-рейс, за образцовое содержание крепости, — сказал я тихо. — Прошу принять скромный подарок в виде этого перстня.