"Фантастика 2023-157". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Бергер Евгений - Страница 83

Я смотрел на Балым-Султана сквозь чуть прищуренные веки.

— Так вы согласны, чтобы я отдал Суфийский храм христианам?

— Нет, шахиншах. Я не согласен.

— Станьте отцом в нашем доме, Балым-Султан. И сформулируйте чётче цели и задачи вашим сыновьям. Слишком расплывчаты правила. Единство невозможно без чётких законов, единых для всего народа и отличающих один народ от другого. Османам нельзя быть похожими на наших врагов. Отделите, наконец-то, плов от мух.

Мы долго разговаривали с Балым-Султаном, сопровождая свои умозаключения небольшими глотками хорошего вина. Ислам в это время не запрещал употреблять вино. Мы сидели сначала в моём шатре, установленном на берегу Босфора, потом, когда солнце склонилось к западу, жара спала и подул ветерок, разместились на подушках возле шатра. Беседа с этим умным и начитанным человеком успокаивала меня. Мы коснулись разных тем: и философских, и космологических, и медицинских, и просто житейских, например — отношение мужчины и женщины.

Как известно, любой долгий разговор выпивающих мужчин, сводится к обсуждению двух тем: женщин и работы. Вот и у нас он, в конце концов, беседа свелась к гарему султана, что объединило обе темы.

— Позвольте не согласиться с вами, шахиншах, — сказал Балым-Султан. — Гарем должен принадлежать вам. Послушайте старого дервиша. Это наши правила и закон, о котором говорили вы. Вы должны попрать власть предыдущего правителя, отобрав его имущество, особенно жён, и поработив детей. Только так народ воспримет вас, как приемника и своего правителя. Насилие над жёнами свергнутых правителей и даже их детьми — неотъемлемая часть символа власти. А вы отдали это всё Мехмеду. Слава Аллаху, он не поверил в своё «счастье» и не принял в дар ни дворец, ни гарем. Он просто не поверил в искренность ваших намерений. Вы — не восточный человек. Я это вижу. Хоть у вас прекрасный фарси, но вы не араб и не перс.

Я слушал его, понимая, о чём он говорит. Я сам знал всё это, хоть и не был персом.

— Благодарю за совет, но я не хотел задерживаться здесь и не хотел связывать себя обузой в виде гарема.

— Не соблаговолит ли шахиншах раскрыть направление своего пути?

Я усмехнулся. Балым-Султан, почувствовав «мою слабину» пытался мной манипулировать.

— Шахиншах видит свой путь через золотое море на Тавриду и далее в земли Русов и Московитов.

— И зачем Шахиншаху такой сложный путь? — Удивился дервиш. — Это бедные земли. Кроме рабов, воска и мехов в Московии ничего нет. И то, очень далеко от золотого моря. Во многих конных переходах. И рабы, и воск с мехами приходит к нам сами. Что влечёт туда шахиншаха? Русь, что по реке Ай (Дунай), мы захватили, а больше там ничего полезного нет.

— Московия укрепляется, и скоро захватит земли между Танаисом (Доном) и Итилем (Волгой). Там должны пастись наши стада.

— Карымский хан — ваш вассал, и контролирует степь своими людьми и пасёт на ней ваши стада. Ногаи отошли за Итиль. Московиты спрятались за засечными полосами.

— Ты много знаешь про эти земли, Балым-Султан, — удивился я. — Откуда?

— Я долго жил в Каффе. И я хорошо знаю Карымского хана, — Балым-Султан рассмеялся. — У вас с ним могут не совпасть пути. Я даже больше скажу… Скорее всего он будет сильно против того, чтобы ты высаживался на Тавриде.

— Почему, — удивился я.

— Потому, что Сахиб Герай — дядя убитого вами султана Сулеймана, и Таврида сейчас под его полным контролем. Даже, я уверен, и османские крепости, и венецианские города.

— Ты считаешь, что он может восстать против меня, шахиншаха? — удивился я. — У него не хватит сил противостоять мне и, полагаю, что хватит разума не делать этого.

Мне, таки, пришлось «прописаться» во дворце хана Сулеймана и принять его гарем, состоящий из сорока трёх наложниц, пяти вторых жён и красавицы Роксоланы.

Почему её называли красавицей, я так и не понял, хотя старательно разглядывал со всех сторон в разных ракурсах в течении месяца. Это была типичная хохлушка: наглая, дерзкая и крикливая. Внешне, — тоже типичная южная славянка: круглолицая, щекастая, со вздёрнутым носиком и упрямым подбородком с ямочкой; грудастая, с растворяющейся в бёдрах талией.

Она ещё не была стара. Выглядела лет на сорок. По её словам, столько ей и было.

И она, и дети Сулеймана Великолепного остались жить во дворце, под строгой охраной из сотни патагонцев и трёх сотен яванцев. Не впечатлила она меня, короче, ни внешностью, ни характером, и я, глубоко и с облегчением выдохнув, сбежал на Тавриду.

Мои войска прибыли на Тавриду через месяц после взятия Стамбула. Они, собственно, и не собирались брать крепости Тавриды боем. Просто после слов Балым Султана я немного подождал прибытия ко мне Сахиб Герая, но не дождался, и отправил к Тавриде свой флот. Наша армада заблокировала полуостров, задерживая выходившие из его портов корабли и возвращая их обратно без объяснения причины наших действий.

Оставив адмиралов продолжать блокаду юга и западного побережья, сам я переместился на восток полуострова, к развалинам Херсонеса.

Мне всегда нравился Севастополь и его окрестности. Вообще, весь юго-запад Крыма мне нравился больше, чем его восточная, гористая часть. Пресной воды здесь было достаточно, а туманов и дождей гораздо меньше.

Будущий Севастополь имел в прошлом много имён. В византийское время его называли Херсон, в генуэзский период — Сарсона. Русы называли его Корсунь.

Это был единственный античный город северного Причерноморья, просуществовавший до конца четырнадцатого века. Разрушенный в 1399 году золотоордынским темником Едыгеем, по просьбе, кстати, генуэзцев, город предстал передо мной в виде величественных руин.

Высокие стены, с ещё сохранившимися кое где башнями, воротами и калитками, протянулись во всю ширину Гераклейского полуострова. Со стороны моря сплошной стены не было, но стояло множество почти сохранившихся башен.

Город, в отличии от укреплений, сложенных из огромных тёсанных камней, был не просто разрушен, а практически сровнен с землёй. Похоже, его разобрали «по кирпичикам» и перевезли, возможно, на венецианскую территорию. Только очень немногие здания возвышались над каменной пустыней словно обломки чьих-то зубов.

Земли Херсонеса давно обезлюдели и были пустынны. Лишь в устье впадающей в бухту реки стоял небольшой город-порт, дома которого, сложенные из белоснежного известняка, напомнили мне Греческие Пиреи. В монастыре, кельи которого были пробиты в стенах бывшего карьера, проживали несколько десятков христианских монахов.

На плато Монастырской скалы стояла древняя многобашенная крепость Каламита, еще совсем недавно принадлежавшая христианскому княжеству Феодоро и восстановленная турками после разрушения её генуэзцами. Крепость выполняла важную роль по защите располагавшегося рядом порта Авлита и самого Херсонеса от нашествия степных племён.

Через Авлиту велась оживлённая торговля, что сделало её опасным конкурентом Кафы, принадлежавшей в то время Генуэзской республике. Вот её и разрушили. Когда эту часть Тавриды турки присоединили к султанату, порт снова обрёл былую значимость.

Венецианцы поставляли соль и рабов через Азов и Кафу, а крымский хан вёл торговлю через Перекоп и Авлиту, называемую сейчас Инкерман.

Мы зашли на Тавриду с запада, с устья реки Чёрной, так как разведка сообщала, что в этом месте, почему-то, живут только христиане. Почему так сложилось, я не понимал. Историки моего времени полагали, что Корсунь разрушили из-за того, что она не придерживалась не только римского церковного обряда, но и древнего византийского.

«Быть может здесь создалась некая „русско-христианская экологическая система“»? — Думал я. — «Микроклимат?»

Дервиши высоко ценили силу христианских мистиков и считали, что они не отличались от языческих практик ведунов и ведуний.

От Балым-Султана, мне стало известно, что на Тавриду уходили и продолжают уходить христианские ортодоксы и мистики. Их было много и в Истамбуле, но папские шпионы подкупами и посулами «убеждали» местные администрации ущемлять права «еретиков». Султаны к религии были безразличны, дервиши, как я уже говорил, к христианам оставались толерантными, а христианская церковь находилась в состоянии раскола уже несколько столетий. Вот, по мнению дервишей, на Тавриде и собирались те, кто сумел сбежать от папской расправы.