Все, что шевелится - Федотов Сергей - Страница 52

• Предыдущая
• 52/91
• Следующая

– Погоди, – остановил его вождь. – Если мы на него первыми навалимся, то кто из нас агрессором-то окажется?

– Всё равно он, – убеждённо ответил Сотон. – Потому что давно лелеет вероломные замыслы исподтишка напасть. А вы их сорвёте, замыслы его вероломные. И идти-то всего ничего: лесами да полями дойти до реки Большая Вода, переправиться, потом пройти землями лесичей, ваших бывших боевых товарищей. С ними мы легко договоримся! А там и откроется прямой путь на страну прочных корней, где самозванец не догадывается, что не с зайцами и куропатками на сей раз дело иметь придётся. Обрушатся на него войска опытного командира, ветерана Битвы в Пути…

– Подумать нужно над твоими речами, – решил бывший воинский начальник. – Просто так ни одно дело не делается. Столь дальний поход затеять не шутка. Готово ли племя в набег следовать?

– Вот и думай! – подытожил ночной разговор гость-совратитель. – Хорошенько думай, а я спать хочу.

Вождь распорядился, чтобы уважаемого Сотона уложили на мягкую постель и накрыли тёплым одеялом. А сам остался у огня и всю ночь ловил мысли арканами. Ни одной стоящей не изловил, потому что и так, и так выходило худо. Оставишь самозванца в покое – сам к тебе припожалует, нападёт на людей, не готовых к драке. Самому в поход идти – так ведь войска подходящего нет. Сколько боевых товарищей в землю сырую упрятано: кто в битве пал, а кого зарыли уже в мирное время… Подросли дети, но они войны не нюхали, воинских навыков не имеют. Опять же, много ли от обозов сохранилось? Развалились походные колесницы за четверть века, от палаток один прах остался. Сейчас, пожалуй, мало у кого меч отыщется, потому что куда нужней в мирной жизни оказались топоры да плуги для пахоты… И нажитое хозяйство куда денешь? Не бросать же стада и пастбища, отвоёванные у тайги пашни. А жёны и дети малые, с ними-то как быть?..

В разгар ночи привиделась ему страшная баба без спины, которая печально взывала в звёздное небо: «Пугы-ын! Пугы-ын!» Выла и дым из ноздрей пускала. Не к добру было видение, это Идзанаки с беглого взгляда понял. Сулило оно ему и всему племени беды великие. Эх, жизнь людская! Почему нельзя жить мирно и счастливо? Обязательно какая-нибудь напасть объявится. То враг навалится, то болезнь злая. И никуда от них не скрыться, не спрятаться.

Так и уснул вождь, прикорнул у костра, ничего утешительного не надумал. Наутро узнал, что беспокойный ночной гость исчез неведомо куда, позже хватились, что исчезла и девушка Аран по кличке Куси – за роговой гребешок, что с детства с головы не снимала. Мать Инада сильно печалилась и грешила на Сотона: «Ему, змею стоногому, приглянулась дочурочка! Он её и увёл, восьмихвостый!»

А через неделю в окрестностях поселения объявился страшный зелёный великан (не леший) со страшной огненно-красной тлеющей бородой и огромным рогом во лбу. Грозил огромадным кулаком больше собственной головы и пугал громовым голосом: «Пугын! Пугын!»

Во вдовицу Дзингу вселился злой воитель Сумис-си и всё уговаривал перебить соседей из племени Тунгуна. Особенно его почему-то злили добрые знакомые Идзанаки, подсотники Сираги и Кудара. Глупую бабью дурь соплеменники обсмеяли, но та не успокоилась, а решила идти войной самостоятельно. Отыскала в сундуках старый меч мужа и отправилась в боевой поход, но на полпути повстречала медведя со свалявшейся шерстью. Тот грозно рявкнул, и с Дзингу приключилась «медвежья болезнь»[19]. Еле-еле отстирала она штаны в таёжной речушке и бесславно вернулась восвояси.

Много прочих примет пророчили беду. В реке таймени и налимы взбесились: не только хватали любую приманку, но нередко набрасывались на рыбаков и весьма болезненно кусали. Глухари на токах не просто токовали, а вели толковище. Кровь лилась рекой. У рыбака Эбису к правой руке приросла удочка, а к левому боку стерлядь. Всего исцарапала острыми гребешками, а оторвать было невозможно. Белки стали создавать запасы с самой ранней весны. Поскольку ни грибов, ни ягод ещё не было, повадились таскать их из людских кладовок. Старики говорили, что зима будет невиданно лютой. Съедобный папортник уродился на славу, зато мак замёрз на корню. «Три года мак не родился, – удивлялись старожилы, – а голоду не было!» Средний сын полковника, любитель счёта лун, сбился в своих расчётах, отчего получилось, что на небе должно было явиться трём лунам, но, вопреки науке, висела одна, да и та ущербная.

Луна доконала Идзанаки, и он принял решение идти войной на самозванца Джору.

В палату Гессера вошли трое пожилых – явно за тридцать – мужчин в пёстрых мундирах. Два обычных бородача (хотя розово-белую кожу и круглые глаза он всё ещё с трудом признавал за обычные), повыше и пониже, а третий – с острыми волчьими ушами и зелёными глазами без зрачков. Ютант, догадался хан.

– Ну что, Лес? – спросил тот, что повыше. У него был забавно вздёрнутый нос. – Говорят, ты кое-что забыл.

– Точнее не скажешь, – согласился Джору. – Всё забыл – и кто я, и где нахожусь.

– И меня не помнишь?

– И тебя тоже. И его, и его.

– А как зовут князя Лесной державы? – хрипло спросил более низкий посетитель.

– Не знаю.

– А как называется столица?

– Забыл.

– А как зовут твоего лучшего друга Марта Тынова?

– Не помню.

Тут посетители захохотали, рассмеялся и Гессер, разобравшись, какую глупость сморозил. Ютант достал из маленького сундучка разноцветные верёвочки с шишечками на концах. Высокий, следуя указаниям юта, прилепил шишки к голове хана: две на виски, одну на лоб, а последнюю закрепил на затылке.

– Продолжайте вопросы, – сказал волчеухий, глядя внутрь сундучка, где по крышке побежали молнии, змеясь и вспыхивая, но не переплетаясь.

– Какого роста леший? – спросил курносый.

– Да любого. Зависит от растений.

– Ну вот, что-то же помнишь. Сколько колдунов погибло в Чистом поле?

– Не знаю.

– Как выглядит руна «зиг» для создания магического щита?

Гессер припомнил свой жест, начерченный в первые мгновения появления на зелёном холме, и повторил его воздетой вверх левой рукой. Остался светящийся след. Курносый хмыкнул и стёр его покачиванием ладони.

– Если это и одержание, – сказал хриплый, – то ютры тут ни при чём.

– Согласен, – заявил ют, срывая шишки с головы Джору и убирая их с верёвочками в сундучок. – Все показатели соответствуют нормам вашего мира.

– И всё же это одержимость, – твёрдо сказал высокий. – Скажи, парень, как тебя зовут на самом деле? Ведь ты же не Лес?

– На самом деле я Гессер, – с облегчением, что кто-то наконец разобрался с его странным перемещением из зимы в осень и изменением облика, признался он.

– И откуда ты взялся, Гессер?

– Из Мундарги.

– И где эта Мундарга находится?

– У истоков реки, впадающей в ту, что вытекает из огромного озера, такого, что берегов не видно.

– Богатое озеро, – определил хриплый.

– Да, его ещё и так называют.

– И где вы там живёте: в посёлке, городе?

– Я жил в столице ханства, в Юртауне.

– Никогда не слышал ни о ханстве, ни о Юртауне, – заметил курносый. – Хотя места мне знакомые, это юго-восточные границы Лесного княжества.

– И давно существует ваше ханство? – спросил низкий.

– Да уж четверть века. Во время Битвы в Пути, когда наши армии теснили врага на север, правый заслонный полк под командованием моего отца, полковника Чоны, заблудился в горах. Лешие заблукали, если вы знаете, как они это умеют делать. Несколько лет заслонный полк блуждал в горах, пытаясь отыскать свои армии, так и не нашёл и был вынужден осесть в Тункинской котловине. Разбили походные юрты и стали думать, как жить дальше. В полку одни мужики, истосковавшиеся без женщин. Тогда мой дядя Сотон предложил отправить отряд на поиски какого-нибудь отставшего обоза. Во времена Битвы в Пути их теряли без счёта. Вместе с женщинами, детьми, стариками и ранеными. Дядин отряд отыскал один такой обоз, который осел на озере Хубсугул, где из него вытекает река Эгийн-Гол. Бойцы сманили с собой половину женщин, там проживающих, и привели в Мундаргу, где и была заложена будущая столица ханства – Юртаун.

• Предыдущая
• 52/91
• Следующая