Витим золотой - Федоров Павел Ильич - Страница 66

• Предыдущая
• 66/76
• Следующая

Делегаты молча попятились назад, потом, круто повернувшись, скорыми шагами пошли прочь, торопясь поскорее написать свои «сознательные записки», которые помогут выручить попавших в беду товарищей. Герасим пытался на ходу объяснить им жандармскую уловку. По таким запискам, говорил он, могут арестовать еще больше людей, а бумажки эти выставят как улики, да и приписать могут все что угодно… Но старика не послушались. Рабочие чувствовали силу и решимость, сознание укреплялось единой и, казалось, вполне ясной целью – выполнением долга. Искренне поверив царскому жандарму, они наспех сочиняли заявления, в которых теперь письменно подтверждали, что выборные товарищи выполняли волю большинства и должны быть немедленно освобождены. Весть об этих злополучных записках с невероятной быстротой распространилась по всем ближайшим приискам. Первыми снова собрались андреевцы. Двигаясь по направлению к Надеждинскому прииску, они захватили с собой рабочих Нововасильевского, Пророко-Ильинского, Липаевского и Александровского приисков и уже трехтысячной массой направились дальше. Намерения у них были самые мирные, они несли требуемые ротмистром Трещенковым заявления. С обеих сторон шествие гурьбой сопровождали ребятишки и женщины. Солнце празднично освещало их яркие, цветные полушалки. Из колонны на них сердито зашикали, и они нехотя отстали. А люди продолжали шагать по снегу, слегка закопченному паровозным пеплом. Неподалеку виднелся вокзал. Группа каторжан в серых стеганых бушлатах очищала от слежавшегося за зиму снега железнодорожную насыпь. Завидев быстро надвигающуюся колонну рабочих, конвойные куда-то исчезли. Волна подхватила обрадованных каторжан и понесла дальше. Здесь был и Кодар. От возбуждения он раскраснелся, расстегнул ворот, шапка с ушами из лисьей шкуры сдвинулась на затылок, лицо сияло.

Узнав, что рабочие соседних приисков во главе с андреевцами идут освобождать арестованных товарищей, феодосиевцы тоже заволновались. У главных бараков стала быстро собираться толпа. Феодосиевцы организовались скоро и двинулись мимо казарм. К счастью, в это время на прииске оказались Черепахин, Лебедев и Кудрявцев. После собрания старост они еще не успели уехать. Медлить было нельзя. Все трое вышли навстречу движущимся толпам и решительно встали на их пути. Черепахин вышел вперед.

– Вы, товарищи, меня знаете? – начал он.

– О чем вопрос! – раздались голоса. – Еще бы не знать!

– Вы мне верите или нет? – сильно волнуясь, продолжал спрашивать Черепахин.

– Верим, верим, чего там! – Феодосиевцы хорошо знали Георгия Васильевича и относились к нему дружелюбно.

– Спасибо, товарищи, за доверие! – Черепахин снял шапку. – Раз верите, выслушайте!

– Слушаем, говори, друг, и не тяни!

– Как председатель центрального стачкома я предлагаю немедленно разойтись. Опасное вы затеваете дело, товарищи!

– Это как же так?

– Ты что, милый?

– Выходит, новую власть нажили?

– Мы же не куда-нибудь идем, а своих выручать!

– Это не выручка, а вред общему делу!

– Но-но, полегче! – Выкрики стали резче, злее. – Куда ты, паря, завертываешь? Какой такой вред?

– Ротмистр Трещенков вас провоцирует, а вы ему верите. Он вызывает вас на отчаянный шаг, чтобы расстрелять!

– Верно же говорит, что вы, товарищи! – выступил Лебедев.

Его поддержали Герасим Голубенков и Александр Пастухов.

– Кому поверили, дурни? – укорял их Герасим. – Там целая рота выстроилась, а вдоль железки стражники торчат, как пеньки в снегу, и винтовками буравят!

Более сознательная часть рабочих образумилась быстро. Удалось уговорить и остальных. Дальше не пошли. Потоптались на снегу, пошумели и стали расходиться. Теперь нужно было во что бы то ни стало остановить андреевцев и присоединившихся к ним рабочих других приисков.

– На тебя, Михаил Иванович, вся надежда, – обращаясь к Лебедеву, проговорил Черепахин. – Если мы их не остановим, то произойдет непоправимое. Провокация настолько очевидна, что жандармы ни перед чем не остановятся. Бери с собой Буланова и беги навстречу.

Раздумывать было некогда. Дорог было две: верхняя – горами и нижняя – берегом. Лебедев с Булановым побежали на нижнюю – здесь было ближе, – но им пройти не удалось: на всей Надеждинской трассе Трещенков расставил стражников. Пришлось пробираться горами вдоль водоотводной канавы и идти мимо электростанции, которая тоже охранялась. Удалось благополучно миновать ее. Шли шибко и скоро поднялись на голец. День выдался необыкновенно ясный. На реке блестел снег. Черная лента рабочих видна издалека. Выпавший за ночь снег был чистым и мягким. Колонны медленно подплывали к Надеждинску с двух сторон: с Андреевского и Утесистого – с одной, с Пророко-Ильинского – с другой, и уже на глазах Буланова и Лебедева, словно растворяясь одна в другой, сливались в общую линию, растянувшуюся на три-четыре версты. Впереди купался в солнечных бликах народный дом, а возле него на дороге маршировали солдаты с ружьями на плечах. Это была Киренская команда. У крыльца стоял поручик Санжаренко, окруженный младшими офицерами и какими-то лицами в штатском.

Лебедев и Буланов выбежали уже к железнодорожной станции на Александровском прииске. Вскоре туда подошла колонна, и они, слившись с передними рабочими, пошли рядом.

– Напрасно, товарищи, идете, – задыхаясь от быстрой ходьбы, заговорил Лебедев. – Совсем зря!

– Почему зря?

– Трещенков не пропустит!

– Да он сам же велел принести заявления! Как это не пропустит?

– Пулями встретит, вот как! – заговорил Архип. – Вы что, ослепли, войско не видите?

Теперь солдаты уже выстроились редкой цепью, ружья держали наизготовку. Колонна, не останавливаясь, все в том же медленном темпе продолжала идти вперед.

– Не посмеют! Мы же с добром идем, по-хорошему!

– Может, на самом деле, зря идем? – засомневались некоторые.

– Это не пятый год, кровь народную лить! – крикнул кто-то азартно из колонны.

– Стегнут опять же залпом, вот тебе и будет народная!

Снег под ногами шипит, похрустывает. Слышен сдержанный гул голосов, где-то близко верещит длинный свисток стражника, а может быть, не выдержал напряжения урядник на коне. Лебедев и Буланов перебегали от одного к другому, продолжали убеждать. Наконец, передние, поняв опасность, заколебались. Однако остановить толпу уже было невозможно: тропинка оказалась слишком узкой, а задние, ничего не подозревая, сильно напирали и, как будто торопясь на веселое зрелище, упорно двигались вперед. Темная людская лента, извилисто колыхаясь пестротой разномастных шапок, кожухов и бушлатов, все шла и шла, гулко поскрипывая примятым снегом. Сбоку ослепительно пылало солнце, и вот уже появились на юге облачка и окрасились в голубой цвет с легким, прозрачным румянцем.

Около электростанции, верхом на рыжем низкорослом сибирском коне, стоял урядник с Александровского прииска, поблескивая большой кокардой с царским орлом на папахе.

Длинная, гибкая вереница людей надвигалась, был уже слышен гул шагов на легком и звонком морозце, шумный и бестолковый галдеж, по которому узнавалось, что в колонне было много молодежи. Придерживая лошадь на ременных поводьях, урядник съехал с тропы, посмеиваясь, совсем миролюбиво спросил:

– Куда вы, ребята, на свадьбу, что ли?

Ему не отвечали. Поравнявшись с ним, настороженно поглядывали на его бородатое лицо, молча проходили мимо.

Михаил Лебедев и Буланов все еще пытались уговорить людей, но их уже почти никто не слушал. Люди вдруг резко усилили ход и покатились, словно со снежной горы… Впереди уже близко была видна цель – особняк прокурора с заснеженной крышей. Под козырьком крыльца плотной кучкой толпились люди в шубах. Отдельно внизу, выделяясь высокими папахами, дыбились стражники. Вдруг по ступенькам крыльца сбежал человек в темной шинели и форменной фуражке. Размахивая руками, он что-то кричал и быстрыми шагами шел рабочим навстречу. Его сопровождал стражник. Человек в темной шинели был окружной инженер Тульчинский.

• Предыдущая
• 66/76
• Следующая