Спасти Персефону (СИ) - Самтенко Мария - Страница 8

Персефона возвела глаза к потолку:

— С чего ты взял?! И неужели тебе есть какое-то дело до моей неверности, если ты сам называешь меня куском мрамора и ищешь удовольствий в объятиях Афродиты?! Видит Стикс, что когда-нибудь… аххкхх, — волосатая лапа сдавила ее горло; Персефона на мгновение растерялась, и Арес навалился сверху, прижимая ее к трону.

Ее глаза подернулись пеленой, зеленого цвета — сквозь бурый ковер проросли могучие лианы, отбрасывая Неистового куда-то под потолок.

— Да как ты смеешь?! — взревел бог войны, превращая кусты и лианы в буро-зеленую кашу, кажется, одним только усилием воли.

— Это как ты смеешь! — прохрипела Персефона, едва отдышавшись. — Я не какая-то смертная! Я такая же Владычица Подземного мира, как и ты!

— Да неужели?! — расхохотался Арес. — Ты Владычица Подземного мира, это верно, а я с сегодняшнего дня повелеваю морями! Повелеваю сушей! Повелеваю Олимпом!

— С чего это вдруг?

— А с того! Вот, смотри! — он сунул руку куда-то под доспех и швырнул на пол серебристую молнию. Следующим на пол полетел блестящий нагрудник, обнажая мускулистый волосатый торс. — Ты больше не будешь мне перечить! Иначе отправишься за своим папочкой!

— Зевс мне папочка не меньше, чем тебе, — растерянно пробормотала Персефона.

Арес тем временем наступал, и одежды на нем оставалось все меньше, ровно как и осмысленности во взоре.

Он снова схватил Персефону за шею и резким движением подмял под себя.

— Не дергайся, тварь! Ты думаешь, кто-то услышит, как ты кричишь?..

Персефона захрипела, пытаясь оттолкнуть его, вцепилась в мощные руки ногтями, и Арес, выругавшись, швырнул ее на пол, намереваясь овладеть прямо тут.

Удар, крик, и в голове у царицы с треском и искрами взорвался Везувий.

Взорвался — и осыпался на пол грудой черепков.

Владычица осторожно приподняла голову — в затылке словно заворочалось бронзовое копье — и попыталась столкнуть куда-то в сторону распластавшееся на ней тело.

— Тише, тише, — тяжесть, прижимавшая ее к земле, вдруг исчезла, но туман, плывущий перед глазами, развеиваться не спешил. И боль тоже никуда не делась.

Арес?

Это не мог быть Арес. Он никогда так не говорил. И не пожалел бы ее ни за что.

— Лежи спокойно, — голос был тихим и до боли знакомым. — Ты неудачно упала, головой на ступеньку. У смертных в таких случаях даже лекаря не зовут — бесполезно. Но ты не волнуйся, все заживет. Поболит немного, и все.

Персефона с трудом вспомнила, что это Аид, и хотела попросить его не болтать, но он прижал пальцы к ее чуть шевельнувшимся губам:

— Не надо.

— Нужен… Асклепий…

— Нам совершенно незачем посвящать в это Асклепия, — пробормотал Аид. — Я тоже умею немного лечить.

Спорить не хотелось, и царица сомкнула веки. Голос бывшего царя доносился до нее как будто сквозь толщу воду. Сосредоточившись, Персефона разобрала, что Аид недовольно бормочет «ну почему так не вовремя», и еще что-то на незнакомом языке, а потом зачем-то приподнимает ее голову (новая вспышка боли) и начинает петь.

Когда она снова открыла глаза, затылок уже не болел. Царица хотела повернуть голову, осмотреться, понять, что вообще происходит, но тихий голос экс-Владыки снова спутал ее мысли:

— Пожалуйста, не мешай. Осталось чуть-чуть.

Не мешать?

Теплые пальцы Аида заплетали ей косы, и он что-то тихо, вполголоса напевал, и это было так непривычно и странно, что…

— Не надо нервничать, ты меня сбиваешь, — теперь в голосе Аида зазвучало напряжение. — Это обычная скифская магия. Если не хочешь два дня лежать с пробитой головой, потерпи еще пять минут.

Персефона решила, что за пять минут с ней действительно ничего ужасного не случиться, и снова закрыла глаза.

Голос Аида смягчился:

— Если ты будешь чувствовать что-то странное, не обращай внимания. Это неизбежный побочный эффект скифской магии.

Персефона не стала отвечать, даже в мыслях. Слова про магию немного успокоили ее, но все равно оказалось непросто привыкнуть к ощущению тепла и чужих пальцев в волосах. Почему-то вспомнилась мама, Деметра, ее ароматный чай и разноцветные цветы.

Когда она, кажется, более-менее успокоилась, Аид уже закончил петь и молча расплетал ее косы.

— Все, можешь вставать, — он поднялся и протянул ей руку, помогая встать… со своей куртки?

Персефона поднялась на ноги и ощупала голову: волосы были мокрыми от крови, но от раны не осталось и следа. Кажется, Асклепий бы не справился быстрее.

Но все же…

Его прикосновения, его песни — все это было слишком личным.

— Аид, я, конечно, благодарна за помощь…

Экс-царь отвернулся и дернул плечом:

— Прости, что я влез в твое личное пространство, но бежать в такой момент за Асклепием…

Вот тут Персефона действительно ощутила неловкость:

— Да он вроде привык…

— Привык! — прошипел экс-Владыка. — Привык!

Он бросил на храпящего Ареса странный взгляд, словно прикидывал, не разбить ли об его голову еще одну амфору.

Царица перевела взгляд на измазанную ихором ступеньку, и, проглотив добрую сотню вопросов, сказала:

— Хотела бы я знать, сколько правды в том бреде, который он нес.

В глазах Аида медленно остывала бездна:

— Брат никогда не оставляет молнии без присмотра. Даже когда пьет нектар и ходит по нимфам. Ни-ког-да. Много веков назад Гермес исхитрился украсть одну, так чуть с Олимпа не полетел. И еще, когда Арес рядом, у него рука сама на колчан ложится. А вторая за розгами тянется. Вот такая отцовская любовь. Поэтому я думаю, он не врет.

Аид решительно надел хтоний, и Персефона опустила глаза.

Брат.

Не Зевс. Брат.

Какими бы ни были их отношения, Владыка Аид явно не собирался оставаться в стороне.

— Нужно понять, что происходит на поверхности, — донеслось из пустоты.

— Постой! Как насчет выкинуть эту тушу в Тартар? — царица толкнула ногой храпящего Ареса.

Пустота перед ней отозвалась шелестящим смешком:

— Рано. Он явно не…

Аид неожиданно замолчал; спустя секунду двери тронного зала распахнулись, и внутрь ввалилась толпа подземных: Мом, Эмпуса, Ламия, с десяток стигийских чудовищ, Гипнос, Эак, Радамант и впереди почему-то Минта.

Персефона молча сложила руки на груди и окинула «делегацию» сумрачным взглядом. Ни одного вопроса — зачем? Все понятно без слов. Это ведь не с Аидом беседовать, когда не знаешь, что он выкинет через секунду.

Минута, две, три — царица ждала, кто первый прервет молчание.

Наконец Минта незаметно (по ее мнению) толкнула Эака, тот явственно дернулся и выдал:

— А… — он нервно ткнул пальцем в Ареса, — а что это с ним?

Персефона ощутила, как ее губы сами собой растягиваются в улыбке.

— Он перебрал нектара. И захотел овладеть мной.

— И… — Эак явно не улавливал взаимосвязь. Как и остальные присутствующие.

— И овладел.

Подземные смотрели с непониманием, граничащим с ужасом. Казалось бы, что здесь такого. Подумаешь, муж овладел женой — так что его сразу амфорой бить?

Но храбрых сказать об этом самой Персефоне не находилось.

— Когда Владыка закончил, — пояснила Персефона, вдоволь насмотревшись на красноречивые лица присутствующих, — он назвал меня Афродитой.

Всеобщий вздох облегчения, и робкий голос Эака, не хочет ли Владычица пройти в свои покои.

— Пожалуй, мне действительно нужен отдых, — задумчиво произнесла царица. — Гипнос, приготовь маковый настой. Минта, иди, распорядись насчет воды в купальне. Ламия и Эмпуса, нарвите асфоделей. А остальные — приберитесь в зале и отнесите Владыку Ареса в его покои. И, Стикс свидетель, пореже попадайтесь мне на глаза.

Персефона махнула Эаку и направилась в покои. На пороге тронного зала она обернулась:

— Ах да, мне показалось, вы что-то хотели?..

Порочные алые губы Минты вдруг тронула улыбка:

— Да, царица.

Пока Персефона закатывала подземным истерики по поводу и без, Аид изучал Минту.