Ермак - Федоров Евгений Александрович - Страница 77

• Предыдущая
• 77/213
• Следующая

В летний солнечный день по приказу Кучума на старые мизареты согнали много народа из Искера, дальних и ближних аилов. Шейх в присутствии толпы устроил пышные поминовения на могилах открытых святых…

Это было начало, вслед за которым из Бухары прибыл огромный караван младшего брата Кучума — Ахмет-Гирея. В золотом паланкине он привез одну из своих жен — двенадцатилетнюю Сатаным, дочь бухарского князя Шигея. С Ахмет-Гиреем в Искер прибыли тридцать мулл, абызов и сеидов — проповедовать веру Магомета. Кучум со скрытым презрением рассматривал алчных, юрких духовников в черных халатах, опоясанных белыми платками, и с белоснежными чалмами на голове. Он хорошо знал по Бухаре этих жадных фанатиков, но боялся: они пользовались большой властью среди темного народа и могли поднять его на любое дело.

Кучум тяжело вздохнул: «Что ж поделать, они и здесь необходимы, как трава на пастбище. Только они укрепят и возвеличат мою власть!».

Глаза хана непреодолимо тянулись к золотому паланкину, водруженному на белом верблюде, украшенном коврами. Там в занавеске образовалась щель, а в ней сверкнули глаза.

«Аллах, что за горячие глаза! — с завистью подумал Кучум и был ошеломлен, когда на мгновение занавес заколебался и показалось милое женское лицо, не прикрытое покрывалом. — Такое совершенство могут иметь только прекрасные гурии. Ах, Ахмет, Ахмет, зачем ты привез сюда такой великий соблазн!».

Кругом прибывшего каравана носились всадники на рыжих шибергамских конях. Они охраняли и золотой паланкин, и брата Кучума.

Шейх Хаким радостно встретил своих духовных собратьев. Он поторопился рассказать им об открытии могил правоверных и первом мусульманине горшечнике Абдулле.

Служители пророка Магомета ретиво проповедовали ислам. На базарах, в аилах они громко призывали татар покинуть старых богов, а тому, кто не покинет их, грозили небесными и земными карами. А так как ревнителей мусульманства всегда сопровождали злые всадники на рыжих шибергамских конях, то угрозы их возымели силу. В татарских улусах нехотя разбивали размалеванных болванов, украшенных лентами и шкурками, и принимали обрезание и закон Магомета. Васюганьские идоломольцы наотрез отказались принять ислам и откочевали в недоступные дебри. Остяки и вогулы упорно убегали от мулл в леса и настойчиво продолжали поклоняться своему деревянному божку Раче.

Шейх Хаким велел ловить непокорных и гнать в Искер, где по велению хана совершались суд и расправа. Для устрашения упорствующим срубали головы и втыкали их на остроколье перед шатром Кучума.

Хаким сам всегда присутствовал при казни. Однажды к нему привели высокого остяка в мягкой кухлянке, — его поймали в низовье Иртыша. Шейх спросил его грозно:

— Почему укрываешься от истины, от аллаха? Наш бог всемогущий и вездесущий, и Магомет пророк его! Кто не примет их, тому смерть!

Остяк поднял смелые глаза и ответил:

— Я не боюсь смерти! Мои боги лучше твоих. Если они мне не помогают на охоте и на рыбной ловле, я бью их и они исправляются, помогают мне. А с твоим пророком и говорить нельзя, пусть идет он к своему аллаху!

Противленцу отрубили голову. Но это не многих устрашило. В одно утро от князьца Епанчи в Искер прискакал гонец и тайно сообщил хану, что в кочевьях на реке Туре неспокойно, кочевники избили муллу, проповедовавшего ислам, а охрану его истребили.

Кучум мрачно выслушал вестника. Такие же слухи дошли до него из Лебауцких юрт, что на Иртыше, из Барабы.

Везде был один ответ:

— Наши отцы и деды сделали своих богов, у которых можно было попросить отвести бураны, гром и молнию, молить о том, чтобы тучнее стали овечьи отары, больше было олешков, удачнее охота. Если боги наши становились глухи к нашим просьбам, то мы не ставили им пищи и не мазали их губы жертвенной кровью. Голод и жажда всегда открывали их уши. Ваш бог — новый, мы не слышали о нем, а пророк Магомет давно умер и не может подтвердить ваши слова. Нет, нам не нужна новая вера!

В шатре хана Кучума собрались все имамы, ахуны, абызы, улемы и муллы. Шейх Хаким, подражая придворному этикету бухарского эмира, взывал:

— О, средоточие вселенной, царь царей, могущественный и мудрейший из ханов, кость Тайбуги, потомок великого Чингинида, внемли словам нашим. Сейчас или никогда надо покарать неверных, чтобы узнали твою крепкую руку. Будь воином, каким ты был до сих пор!

Кучум снисходительно улыбнулся грубой лести и ответил:

— Годы мои уходят, и глаза мои заболели. Кто наслал это проклятье?

— Мы, всемилостивый хан, вымолим у аллаха облегчение от твоих болезней. Да ниспошлет он тебе ясность и зоркость во взоре! — стал низко кланяться и прижимать руку к сердцу шейх Хаким.

— Нет, я становлюсь слаб, — решительно отказался хан. — Мой брат моложе меня, он укрепит свою руку и поведет воинов на упорствующих.

— Хорошо, я покараю нечестивых! — согласился Ахмет-Гирей, и служители пророка Магомета низко поклонились ему. Шейх Хаким простер дрожащие руки и возопил:

— О, аллах, ты увидел нашу печаль и послал нам заступника!

А Кучум в душе ликовал: «Уйдя, брат оставит Салтаным — черноглазую и проворную, как ящерка. Я войду к ней»…

Ахмет-Гирей повел всадников к Иртышу, к Лебауцким юртам, там бился с татарами, которые не хотели признать корана, и напоил землю их кровью. Он пробовал пробиться на Туру, но побоялся далеко уходить в темные леса, где за каждым деревом подстерегала смертоносная стрела. Брат хана вспомнил о своей жене Салтаным и решил поспешить в Искер.

Между тем, хан Кучум послал верную рабыню сказать красавице, что сильно страдает и давно любит. Послушная рабыня не застала Салтаным в белой юрте Ахмет-Гирея. На женской половине пренебрежительно шушукались другие жены ханского брата. Она услышала одно слово:

— Аиса… Аиса…

Кто был этот человек, рабыня знала: юный конюх всегда зажигал кровь девушки пронзительным взглядом. Он часто джигитовал по Искеру, и для маленькой Гайнисы он всегда находил ласковое, волнующее слово. Она вбежала в конюшню и там, в полутьме, среди белоснежных коней, приведенных из арабских степей, увидела свою соперницу, снисходительно ласкавшую конюха.

Чтчо может быть более слепым и жестоким, чем ревность влюбленной женщины? Гайниса ни слова не сказала хану Кучуму, дав понять, что Салтаным больна, но возвратившемуся Ахмет-Гирею она раскрыла глаза. Удивительно повел себя брат сибирского хана: он тоже не раскрыл никому тайн своего сераля, а позвал Салтаным — тоненькую девочку с пышными косами — и повел ее на конюшню. Тут совершенно спокойно и твердо сказал Аисе:

— Получай, вот тебе жена!

У Салтаным задрожали побелевшие губы.

— Но он конюх, простой татарин, а я дочь бухарского князя Шигея! — гневно возразила она. — Это унизительно для меня!

— Ты могла быть его любовницей, теперь вполне можешь быть его женой! — он резко повернулся и ушел в свою белую юрту. Жены и наложницы его в этот день много пересмеивались, перешептывались, злословили о Салтаным.

А хан Кучум, пораженный поведением брата, с сожалением сказал ему:

— Но ты ведь мог подарить мне этот драгоценный камень!

На это Ахмет-Гирей ответил просто:

— Это был бы для тебя вовсе не драгоценный камень, а тяжелый жернов, повешенный на шею. Подумай, смел ли я своему брату и хану приносить такой дар?…

Оба, однако, не разгадали замыслов юной, но коварной женщины. Живя у конюха, она приручила к себе лучшего скакуна, и в один летний день скрылась в голубой степи. Оскорбленная княжна пересекла спепи и бурные реки, бог ведает какими путями добралась в Бухару и, упав к ногам отца, рассказала о постигшем ее позоре. Старый князь Шигей ничем не высказал своей ненависти к врагу. Молча, как бы отпуская его грехи, выслушал дочь.

Ахмет-Гирей забыл о своей жене Салтаным, жил весело и забавлялся ястребиной охотой. Однажды, когда он потешался к Иртышу подъехали быстрые всадники на знакомых рыжих шибергамских скакунах. Что это за кони! Ахмет-Гирей издали залюбовался их бегом. Один из всадников подскакал к Иртышу и прокричал Ахмет-Гирею:

• Предыдущая
• 77/213
• Следующая