Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина - Страница 25

— Не заводись, — буркнул Стас, покосившись на меня. — Перебрал я маленько, каюсь. День просто такой …

— Где она? — выдохнул я, лихорадочно вертя головой во все стороны.

Увидели мы Татьяну одновременно. Она стояла шагах в десяти в глубине леса и в очень странной позе: спиной к башне темных, сгорбившись, прижав одну руку в уху — как будто хотела отгородиться от любых звуков извне — обхватив себя другой и то и дело потряхивая головой …

Не выдержала картины моего унижения, подумал я, с яростью глянув на Стаса.

Он нахмурился, не отрывая глаз от Татьяны, схватился за задний карман джинсов … и ответил мне не менее взбешенным взглядом.

Я машинально повторил его движение …

Мой карман тоже оказался пуст.

Когда темный гений заявил, что мне нужно как можно быстрее связаться с Игорем — как будто мне нужны были его указания! — я не стал говорить ему, что при аресте у меня отобрали все, включая единственное средство связи с землей. Во-первых, не его дело, как мне с сыном разговаривать, а во-вторых — самому неприятно было об этом вспоминать.

И в-третьих — я уже давно и заслуженно считался в родных пенатах непревзойденным мастером преодоления любых преград. Причем, исключительно своими силами, а во многих случаях — и вовсе заблаговременно. Зря я, что ли, Татьяне телефон подарил на время своих отлучек с отчетами в аналитический отдел? Главным образом, чтобы она была чем-то занята в мое отсутствие и в безопасности своей комнаты, но и запасной аппарат в хозяйстве еще никому не мешал.

В очередной раз отдав должное своей легендарной предусмотрительности, я решил, как только выберусь из логова темных, сбегать за ним в Татьянину комнату в учебном здании. Даже если его внештатники все еще стерегут, во второй раз пройду я их кордоны, играючи. В смысле, одной ногой туда, другой назад в лес — и немедленно мириться …

Стас, однако, тоже не забыл, что у меня одна только мысленная связь осталась. Еще бы — он даже освобождением Татьяны пытался телепатически, из своего кабинета, руководить. Как будто не мне, на месте, было виднее, что делать.

Окинув меня подозрительным взглядом, он молча бросил мне свой телефон.

— Звонить первым делом по выходу, — понесся вслед ему мысленный приказ. — И чтобы сразу вернул.

Сунув телефон на привычное место в задний карман джинсов, я коротко кивнул. Интересно, как он собрался контролировать очередность моих действий, если ему самому велено мчаться со всех ног перед руководством оправдываться? Я уж как-нибудь сам разберусь, чем мне первым делом заниматься …

Так вот зачем Татьяна со мной обнималась! Неужели опять внушил? Причем, все сразу. Меня немного кольнуло, что для нее первым делом звонок Игорю оказался, но если она еще и решила первой ему о сложившейся ситуации сообщить … Абсолютно не владея моим отточенным мастерством найти самые подходящие слова и представить самые выверенные аргументы …

С места мы со Стасом сорвались тоже одновременно. И одновременно же услышали последние Татьянины слова.

— Жди Стаса, И скажи ему, что все знаешь …

Оторопев, я резко затормозил. Что здесь произошло в мое отсутствие? С какой стати этот костолом выскочил у нее на первое место? С какой стати он введет нашего сына в курс событий лучше, чем собственный отец последнего?

Татьяна уже повернулась и уставилась на нас исподлобья, с выражением отчаянного упрямства на лице. Потом она молча протянула мне телефон.

Машинально взяв его, я так же автоматически опустил взгляд на экран. С которого — в самом верху списка звонков — на меня глянуло имя, которое я всегда старался не поминать — ни вслух, ни мысленно — без самой крайней необходимости.

Твердо, как всегда, следуя своим принципам — и вдобавок не очень веря глазам — я просто молча показал экран Стасу. Он уставился на него так, словно в руке вместо телефона распылитель оказался.

И впервые за всю свою долгую жизнь увидев на лице Стаса это выражение, я простил Татьяне все.

Мою искусанную спину, ее подозрения, что я к темным подался, ее нарочитое игнорирование меня в башне темных, ее обман с объятиями перед нашим выходом и с доверием к безграничности моих сил после него …

Нет, я все-таки не зря столько лет над ней трудился! В ежедневном поте лица, между прочим, и с редкими мгновениями сомнений, признаюсь. Но в конечном итоге — назовите мне хоть одного другого хранителя, которому удалось за всю историю нашего отдела добиться от своего человека такой преданности, такого взаимопонимания и единства. Особенно после смерти.

Она не только поставила мое освобождение условием своей работы на аналитиков.

Она не только потребовала моего трудоустройства рядом с собой.

Она не только совершенно недвусмысленно дала всем понять, что последует за мной даже на поиски Всевышнего в бесконечности вселенной.

Она еще и избавила меня от необходимости раскрывать Ма … ее лучшей подруге глаза на ангельский заговор против людей. С маниакальной неприязнью той ко всему небесному сообществу — и ко мне в особенности — такая миссия поставит под угрозу если не жизнь, то уж точно здравый рассудок любого ангела. И мой в особенности.

И вдобавок она — наверняка разглядев выходку Стаса возле башни темных — без каких-либо сомнений и колебаний немедленно переложила эту миссию на плечи ее автора.

Вот он — результат моих неустанных внушений ей идей справедливости, верности и смелости в принятии неординарных решений!

Стас, похоже, тоже так подумал. Он перевел тяжелый взгляд с телефона на Татьяну, а затем на меня, вновь пытаясь придавить — на сей раз мысленно — к земле. Я с вызовом прищурился — ему от прошлой попытки мало отрикошетило?

— Сговорились, — медленно проговорил Стас без какого-либо намека на вопросительную интонацию.

— Не сговорились, а договорилась, — застрочила Татьяна, как пулемет, и судя по лицу Стаса, каждое ее слово, обращенное к нему, ложилось точно в цель. — Я. С Мариной. Ей обязательно нужно было сообщить — ты сам сказал. И ничего не скрывая — ты ее знаешь. А слушать она никого, кроме тебя, не будет — это мы все знаем. И слушаться тоже — она только тебя начальником признает. А начальник должен все контролировать — это все знают. А Марину только ты можешь контролировать — это даже она знает. Значит, нужно, чтобы ты ей все рассказал и нашел ей место в наших планах — иначе никто не знает, что она сделает.

Слова Татьяны неслись короткими очередями с такой скоростью, что часть из них снова отрикошетило от заданной цели — на сей раз в меня. Именно та часть, в которой дифирамбы Стасу содержались. Мне кто-нибудь ответит, что здесь произошло, пока я в заброшенной пустыне одной только силой воли буквально прогрызал путь назад? Какими методами этому солдафону удалось за пару недель моего отсутствия добиться от нее славословий, которых я от нее за пару десятилетий защиты и заботы ни разу не слышал?

Стас ответил коротко и емко. И, похоже, не мне — одной из тех фраз, которые я от него прежде только в адрес темных слышал, и то, только когда они в самый последний момент особо тщательно подготовленной операции у него из-под носа ускользали. Но в присутствии моей жены такое выдавать?!

Я глянул на Татьяну с извиняющимся видом — главным образом за то, что ей пришлось вытерпеть в мое отсутствие в обществе этого невежи, понятия не имеющего о приличиях. Она сосредоточенно нахмурилась, не отрывая глаз от Стаса и старательно шевеля губами.

Я снова спрашиваю, чем они тут без меня занимались, что он, глазом не моргнув, ругательствами швыряется — и не просто в ее присутствии, а чуть ли не ей в лицо — а она их еще и усердно на память заучивает?

Я резко шагнул в сторону Стаса.

Опрометчиво резко и необдуманно близко. Он мгновенно схватил меня за предплечье, сжал его, как в тисках — другая его рука выстрелила в сторону Татьяны, рывком и ее притянув поближе.

— В инвертацию. Оба, — произнес он негромко, но таким тоном, что мы оба немедленно инвертировались: я от неожиданности, Татьяна — как мне показалось — по привычке.