Каникулы в Чернолесье - Егоров Александр Альбертович - Страница 29

Мое сердце остановилось, но тут же застучало снова.

– Ты опять говоришь за нее? – спросил я.

– Ну что за дурак. Позвони ей.

Конечно, я дурак, думал я. Дуракам легко даются решения. А особенно легко им удается ничего не решать.

Тут что-то зашумело над моей головой, и ворон Карл, сделав круг в воздухе, опустился на дорожку как раз между нами. Прошелся, врезаясь когтями в песок, и сурово каркнул. Этот его маневр слегка охладил мою голову.

Словно колдовство развеялось.

Я вспомнил их оскаленные морды там, над мертвой медвежьей тушей. Кошмарного монстра Гройля, перекачанного Андрона и самого Феликса.

– Вы хотели убить Германа, – сказал я. – Вы хотели убить всех нас. И не говори мне, что это не так.

Феликс выпрямился в седле. Откинул свою косую челку. Он хотел казаться гордым и значительным, и у него почти получилось.

– Ты ничего не понял, – сказал он. – Мы хотели избавиться от твоего деда, лесника. Это верно. Но мы хотели, чтобы ты был с нами. Тебе ясна разница? Мы были готовы даже терпеть твоего друга, хотя он нам и не нужен.

Тут я вспомнил Вика. И те слова, что он сказал, когда прощался со мной в последний раз. Он-то знал, что он прощается.

– Сперва я найду его, – сказал я. – Если ты мне поможешь, буду благодарен.

Феликс посмотрел на меня. Помолчал.

– В долине не ищи, – сказал он. – Там его нет. Он где-то рядом. До свиданья.

Сказав так, он тронул ручку. Нажал на стартер, и мотоцикл послушно взревел мотором. Тогда Феликс надел темные очки и стал окончательно похож на спецагента из дешевого боевика.

– Я придержу для тебя место в «Эдельвейсе», – сказал он. – Но не тяни слишком долго.

Ворон Карл еле успел увернуться, как «ямаха» развернулась и унеслась прочь, оставив на песчаной дорожке глубокий след, похожий на знак вопроса. Только без точки.

Это скучно – рассказывать, как я искал Вика.

Истории неудач неинтересны. Я объехал на самокате всю округу, внимательно глядя по сторонам. Я надеялся найти где-нибудь скрытые подсказки, как это часто бывает в играх, – только все это зря.

Карл по временам срывался с моего плеча, взлетал, делал широкий круг над лесом, и тоже всякий раз возвращался ни с чем. У ворона был зоркий взгляд, но и когти не менее острые. После трех или четырех таких влетов и посадок мою рубашку можно было выбрасывать. Определенно, с одеждой в Чернолесье мне не везло.

Когда аккумулятор самоката окончательно сел, я обошел близлежащий лес пешком. Но от Вика не осталось и следа. Ни волчьего, ни человеческого.

Начинало темнеть, когда я вернулся в усадьбу. Кое-как закатил самокат под навес и поставил на зарядку. И без сил уселся на скамейку между розовыми кустами и садовыми гномиками.

Ворон опустился рядом. Нахохлился и прикрыл глаза.

– Что с тобой, Карл? – спросил я. – Тебе тоже плохо?

Ворон слабо повертел головой, словно хотел сказать «не дождетесь». Это была его любимая шутка. Но сейчас даже у него не было сил шутить.

Я тоже опустил голову.

Я попробовал позвонить деду, но тот не брал звонок. Вероятно, у него тоже возникли проблемы. Мне стало еще грустнее.

Был еще один человек, которому я мог позвонить. И даже хотел. И даже очень хотел. Но боялся.

Если бы позвонила она, я был бы рад. Но мой телефон уныло молчал. Вот и сейчас мне показалось, что он пискнул у меня в кармане – но это мне просто показалось.

Или нет?

Ворон открыл черные глаза и сипло каркнул. Как я уже говорил, его слух был лучше моего.

Звук повторился, но телефон тут был ни при чем. Кто-то будто застонал или заскулил – тихонько и слабо. Не по-волчьи, нет. Как-то совсем по-детски.

Это было рядом.

Мы с Карлом повернули головы в одном направлении. Там стоял старый вагончик. Польский жилой вагончик, который когда-то таскала за собой наша «Нива». В котором в раннем детстве оставляли меня, чтобы я мог спать на свежем воздухе. И еще закрывали мою полку плотной москитной сеткой.

Я встал и на негнущихся ногах подошел к вагончику.

Взялся за алюминиевую ручку. Дверь была не заперта. Я потянул дверь на себя, она была чем-то похожа на дверь холодильника, только петли проржавели. Поднялся на порог и вошел внутрь.

Там было темно. В занавешенное окошко проникал свет закатного солнца. И от этого белая шкура моего друга Вика казалась розовой. Он лежал на полу, распластавшись, как лежит собака, сбитая автомобилем.

Наверное, он успел зайти внутрь и зубами прикрыть за собой дверь, чтобы спрятаться, но внутри силы изменили ему, и он упал. И еще, наверно, ударился головой.

Его задняя лапа конвульсивно дернулась.

– Что с ним? – спросил я у Карла.

– Агония, – выговорил ворон совершенно по-человечески. – Смер-рть.

Я вспомнил слова Феликса. Волк-изгнанник теряет способность превращаться. Потом он обессиливает и умирает.

– Нет, – сказал я. – Этого не будет.

Я дотронулся до его шеи. Страшная рана больше не кровоточила. Пульса я не нашел. Несколько секунд я думал о том, чтобы позвонить в службу спасения (и что им сказать?) – но понял, что они просто не успеют приехать.

Оставался только один способ, о котором говорил сам же Вик. За окошком прицепа уже темнело, и можно было попытаться.

– Wexen, Hexen… – начал я, и все произошло даже быстрее, чем я мог представить. Будто кто-то уже давно ждал, когда же я наконец решусь.

Мир изменился, привычные звуки исчезли, и только встревоженное карканье ворона осталось прежним. Карл взлетел на столик, укрепленный перед окошком прицепа, и отошел подальше, стуча когтями. Кажется, он боялся, что я наступлю на него: внутри крохотного домика на колесах совершенное волчье тело оказалось неудобным и неуклюжим. И как только люди здесь помещаются, успел подумать я, но тут увидел, что лежащий передо мной Вик открыл глаза. Они были все теми же – глубокими и холодными. Но в них уже плескалась предсмертная тоска. Почему я помнил это? Где я это видел? Я не знал.

– Сергей, – сказал он еле слышно. – Я умираю.

У него не хватило сил даже на знак вопроса.

– Держись, – попросил я. – Ты же сам говорил, что волки умеют лечить. Я тебя вылечу.

– Мы еще встретимся там, – прошептал он. – Альвхейм. Не забудь.

– Помолчи, – попросил я. – Тебе нельзя тратить силы.

Он не ответил. Кажется, он снова потерял сознание.

Я опустился на лапы рядом с ним. Высунул язык. Прошелся этим языком по его разорванному горлу. Раз, другой и третий.

Это было самым удивительным, что мне довелось испытывать до сих пор. Вкус чужой крови. Нет, не так. Вкус крови оборотня. Я попробовал ее в первый раз.

Этот вкус не был похож ни на что. Представьте, что вы прописываете для вашего компьютера бесчисленное множество команд, и длинные и короткие цепочки кода мелькают на экране перед вашими глазами. Примерно так было и сейчас. Мой мозг обрабатывал немыслимое количество информации об устройстве, к которому я подключился, и я уже знал, что мне нужно восстановить поврежденные элементы в его системном реестре (не спрашивайте меня, что это значит, я не отвечу, да и тогда не ответил бы). Правильнее сказать вот что: я не вполне знал, что надо сделать. Зато я знал, как.

Я просто думал про моего друга. Я представлял его таким, как раньше. Живым и здоровым.

Это и было лечением. И оно казалось эффективным. По крайней мере, Вик шевельнулся и подтянул лапы. Я уже приготовился схватить его зубами за шкирку и хорошенько встряхнуть, как вдруг в следующее мгновение что-то изменилось.

Ворон Карл подпрыгнул от неожиданности на своем насесте.

Передо мной лежал человек… ну как человек – все тот же мальчишка, которого я знал, светловолосый, встрепанный и в перепачканной кровью одежде. Его внезапно выбросило в человеческий облик, но он остался в волчьем времени. Я знал, что такое бывает, и такое бывало со мной самим, но сейчас-то я был волком.

Еще никогда я не смотрел на это превращение волчьими глазами. Я даже испугался немного. Я еще больше испугался, когда подумал, что Вик сейчас откроет глаза – и что же он увидит? Волчью морду возле самой шеи? Будь я человеком, это было бы не лучшим воспоминанием в моей жизни.