Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном - Ульев Сергей - Страница 44

Когда в кабинет ворвалась охрана, Наполеон сидел на плечах у собственной статуи, как петух на насесте.

— Слезайте, сир, а то я за себя не ручаюсь, — говорил Ржевский, тыча в императорский зад самым кончиком сабли. — Это нечестно. И не по правилам.

— Правила здесь устанавливаю я! — заявил император.

— Вы в этом уверены? — Ржевский опять ткнул его саблей в зад.

— Ай! Скорее! — крикнул Наполеон, увидев своих гвардейцев. — Устройте ему термидор!

Французы набросились на поручика со шпагами, оттесняя его от статуи с императором.

Ржевский лихо отражал сыплющиеся на него удары.

И тут в зале раздался женский вопль.

Краем глаза Ржевский увидел тучную женщину, которая бежала к ним, размахивая руками. В следующее мгновение она грохнулась ему под ноги, обхватив за колени и уткнувшись головой в живот.

— Мадам, только не сейчас! — прорычал Ржевский, пытаясь отпихнуть ее в сторону, но она прижималась все сильнее, продолжая вопить, как безумная.

— Мадам Сисико, вы бесподобны! — ликовал Наполеон.

Мадам держала ноги поручика, словно древко знамени на парижской баррикаде, и усмирить ее пыл могла лишь грубая мужская сила. На ее счастье Ржевский никогда — будь он пьян или трезв — не мог поднять руку на женщину. Он вырывал то одну ногу, то другую, рискуя остаться и без сапог, и без штанов, — ничто не помогало.

— Кусайте его! Кусайте! — требовал французский император.

Свирепо лязгая зубами, мадам рванулась всей грудью вперед, и Ржевский, потеряв равновесие, вместе с ней рухнул на пол. Намертво застрявший в женских объятиях, он был тотчас обезоружен охраной и связан с головы до ног.

— И не таких маркизов усмиряла, — молвила мадам Сисико, подтягивая через платье панталоны.

— Чертова перечница! — выругался Ржевский. — Чтоб тебя раздуло!

Она весело качнула пышной грудью.

— От вас уж точно не раздует!

— Это почему же?

— Ваша песенка спета, красавчик.

Ржевского охватило отчаяние и злоба. Он дернулся всем телом, но французы висели на нем как охотничьи собаки на медведе.

Бледный, трясущийся Коленкур подбежал к статуе, помогая императору спуститься вниз.

— Вы не ранены, мон сир?

— Арман, — горько произнес Наполеон, перебираясь к нему на спину, — в ваших мемуарах едва не поставили жирную точку.

— О ужас! ужас! — кряхтел Коленкур, согнувшись в три погибели.

— Кого вы ко мне привели?

— А кого?

— Любовника Жозефины!

— Да?! — чтобы не свалиться вместе с императором, Коленкур заключил в объятия его изваяние.

— К тому же это русский офицер.

— Не может быть!

— Представьте себе. — Наполеон, тяжело скользнув по хребту обершталмейстера, встал на ноги. — И этот наглец обозвал меня галльским петухом!

Коленкур шумно отдувался, облокотясь на мраморного императора.

— Жозефина, помнится, тоже называла вас своим петушком, сир.

Наполеон вздрогнул.

— Откуда вам это известно?

— Это давно стало достоянием истории.

— O — la — la! Куртизанка — история уже забралась в мою постель… Пустите ногу!

— Что, сир?

— Отстаньте наконец от моей скульптуры. Еще уроните.

— О, пардон, пардон.

— Как прикажете поступить с пленным, сир? — спросил офицер охраны.

— Расстрелять из Царь — пушки! — буркнул корсиканец.

— Но, сир, она не стреляет.

— Знаю! Но человек, осмелившийся поднять руку на императора Франции, иной участи не достоин. Как вас зовут, месье?

Его пленник гордо вскинул голову:

— Имею честь, поручик Ржевский!

— О-о! — вырвалось у Наполеона.

— О — о — о! — эхом откликнулся Коленкур.

Они переглянулись.

Наполеон перевел взгляд на Ржевского:

— Не тот ли вы гусар, чьи успехи в любовных битвах известны не менее, чем мои победы на полях сражений?

— Он самый, — хмуро ответил поручик.

— Такой пленник стоит десятка генералов! — оживился император. — Пожалуй, я уделю вам несколько минут. Думаю, нам есть о чем поговорить. Как мужчина с мужчиной.

— Воля ваша.

— Дайте слово офицера, что вы больше не будете распускать руки, и я прикажу вас развязать.

— Слово гусара, — нехотя процедил Ржевский.

Наполеон, заложив руки за спину, молча ходил вокруг Ржевского. Поручик спокойно следовал за ним взглядом. Рядом стоял Коленкур, с нетерпением ожидая от своего императора мудрых мыслей и исторических откровений.

Здесь же находились два караульных офицера. Мадам Сисико отправилась сообщить своим девочкам, что император сегодня не принимает.

— Что у вас было с Жозефиной? — спросил император, заморозив свой взгляд на Ржевском.

— Ничего.

— А письмо?

— Только повод, чтобы добраться до вас. Я его выдумал.

— Жена Цезаря вне подозрений, — хмыкнул Коленкур.

— Бывшая, бывшая жена, Арман, — строго оборвал Наполеон. — Поговорим о прочих. Сколько у вас было женщин, месье Ржевский? Сотня? Две? Три?

— Всех не сосчитаешь.

— А вот я помню имена всех своих возлюбленных.

— Значит, их было не так уж много.

— Ти — ти — ти! — Наполеон задрал подбородок. — Их у меня было столько, что хватило бы на эту ночь всей моей Старой гвардии!

Ржевский ухмыльнулся.

— Ну, ежели на то пошло, то у меня было столько женщин, что если бы их всех поставить в затылок, можно было б три тысячи раз обмотать всю вашу Старую гвардию, построенную в каре. И еще на вашу свиту бы осталось.

Коленкура передернуло, как от зубной боли.

Наполеон с интересом наклонил голову.

— Вы не наследный принц и не падишах. Простой гусарский офицер, один из тысяч… В чем же ваш секрет? Почему вас так любят женщины?

— Потому что я их люблю, сир.

— И это всё?!

— Я их очень люблю.

— Что значит «очень»?

— Очень часто.

— Сколько же?

— В зависимости от времени года. Летом — в три раза больше.

— А-а, так у вас сейчас самый пик? Вы даже на императоров кидаетесь.

— Это уже не от любви, сир, а совсем наоборот. — Ржевский приосанился. — Имею честь вызвать вас на дуэль! Вы вправе выбрать себе оружие. Что предпочитаете: пистолеты, сабли, шпаги?..

— Я предпочитаю кавалерию Мюрата и артиллерию Сорбье.

— Позвольте, сир, я не шучу! — вспыхнул Ржевский.

— Я тоже.

— Вы отказываетесь со мной драться?

— Не вижу особого повода.

— В таком случае, сир, я вынужден нанести вам оскорбление!

Коленкур побледнел. Офицеры караула заломили поручику руки. Свирепо посмотрев на них, он перевел взгляд на императора.

— Тиран! Убийца! Палач!

Наполеон криво улыбнулся, присаживаясь в кресло.

— Чепуха.

— Антихрист!

— Может быть.

— Чувак!

Наполеон поднял брови.

— Кто? Тьювак? Почему вы вдруг заговорили по — русски?

— Чувак! — усмехнулся ему в лицо поручик. — Сивый мерин! Каплун!

— Кто такой «тьювак»? — недоуменно спросил Наполеон Коленкура.

Обершталмейстер покраснел.

— Я в некотором затруднении…

— Вы должны это знать!

— Кастрированный баран, мон сир.

— А «мерин»?

— Кастрированный конь, сир.

— А «каплун»?

— Кастрированный петух, сир. Таких обычно откармливают на мясо.

— Я не просил подробностей, Арман!

— Простите, кап… сир.

Наполеон мрачно посмотрел на поручика.

— Вы намекаете, что я кастрат?

— Да!

— Вы понимаете, что этими словами вы оскорбили не только меня. Но и Марию — Луизу, Жозефину, княгиню Валевскую, мадемуазель Жорж… Всю Францию!

— Пусть так!

Наполеон вскочил, сжимая кулаки:

— Вы плюнули мне в самое сердце!

— У вас нет сердца. Вам его отрезали вместе с вашими помидорами!

Император громко топнул ногой.

— Всё! Баста! Мое терпение лопнуло. Вас действительно следует проучить.

— Отлично-с! Вы принимаете мой вызов?