Ашу Сирай (СИ) - Зикевская Елена - Страница 32

— Но ведь Ёзеф человек, разве нет?

— Да, человек.

— Тогда почему…

— Личем Взывающий может стать только по собственному выбору. Принудительно ритуал провести тоже можно, только нужного результата не будет. А Ёзеф становиться личем не хочет. Но и умереть он не может, потому что… Помнишь, я говорил, что после Великой войны Завеса отделила мир людей от мира богов и мира демонов? Это не всё. Она ещё и отделила миры, где до этого пребывали души между воплощениями. Кто-то попадал в Лунные Сады Датри, кто-то в подземные чертоги Шанака, кто-то попадал в услужение к демонам, исполняя заключённый договор… В общем, у каждого бога или демона было своё место, где он собирал и держал преданные или пойманные души после смерти. Чем больше душ — тем сильнее тот, кому они служат. Боги о своих преданных заботились, демоны — не очень, как понимаешь. У Сурта таким местом является Эльжахаим, Чёрный дворец, куда попадают все его преданные. Там он определяет им награду или наказание за служение, там же мастера смерти могут отказаться от земной жизни и продолжить своё обучение в личной свите Сурта, и оттуда души возвращаются обратно в мир, когда приходит их срок.

— Тогда почему он не хочет забрать Ёзефа к себе в этот дворец?

Джастер грустно усмехнулся.

— Вот тут начинается самое печальное для богов и демонов, ведьма. Завеса закрыла эти места. И пока она не снята, души не могут ни попасть туда, ни выйти оттуда. Это выяснилось не сразу, только спустя много лет, когда Завеса окончательно укрепилась и стала непроницаема. Сурт просто боится потерять Ёзефа на земле, поэтому он тратит свою силу на поддержание его тела и жизни. Благодаря второму посвящению это стало возможным. Говорящий с богом или богиней — это особенный человек. Во-первых, он должен быть посвящён в силу и служение своему богу. А во-вторых, в моменты призыва он добровольно становится сосудом для своего божества, отдавая свою свободную волю и своё тело в его руки.

Даже до Великой войны такие люди встречались не часто. Поэтому Сурт всегда откликается на призыв Ёзефа, а Ёзеф очень хорошо знает волю своего бога. Скажем так, им обоим повезло, что Завеса тогда ещё была проницаема. Иначе второго посвящения не получилось бы.

— Почему тогда он хромает? Разве Сурт не может исцелить его?

— Когда он был в плену, ему перерезали сухожилия, как и нашему старому знакомцу, Эрдорику. Ёзеф исцелил себя сам, задолго до того, как стал Говорящим. Из-за Завесы Сурт не может убрать старые раны, но может поддерживать то тело, которое есть. Думаю, в старые времена Ёзеф бы уже состоял в его свите. Он давно это заслужил.

«Вы всегда были благоразумны и дальновидны»… «Приятно было иметь с вами дело»…

И ведь он не шутил. К Ёзефу Джастер в самом деле обращался с искренним уважением, чего не скажешь об остальных мастерах и даже том страшном скелете…

— А этот… Ашер… он выживет?

Шут поджал губы и снова уставился в окно.

— Куда он денется, — проворчал он сердито. — Черепушка хренова… Я ж его последний софинатур не сжёг. Отлежится за сезон, а если Сурт поможет, то через луну снова костями греметь будет.

— Софи… что?

— Сосуд души. Душа у него там хранится. Три обманки были, а последний — настоящий.

Ничего себе… Да эти мастера смерти — жуткие люди… Не только чужую душу могут себе забрать, но и свою в какие-то софи… сосуды спрятать…

— А кто он?

Я осмелилась подобраться поближе к Джастеру, но без намёков. А то вдруг рассердится, и не просто прогонит, а и не расскажет ничего больше.

— Тоже Говорящий?

— Нет, он просто лич, — Шут откинулся на подушки, закинув руки за голову. Его взгляд теперь бродил по расписанному узорами потолку. — Древний, как собака, и такой же дурной. Совсем мозги засохли, раз на такое решился.

— Лич?

Я вздрогнула, вспоминая легенды из книги Аурзуса. Этим словом называли тёмных магов, которые сумели воскреснуть после смерти, становясь не людьми, а нежитью. Самое страшное, что они при этом не только сохраняли свой ум и волшебную силу, но и обретали вечную жизнь. Убить таких было очень сложно, и они считались очень опасными противниками.

И такое чудище Джастер легко и просто едва не превратил в горстку угольков на моих глазах…

Я покосилась на Шута. Он лежал, прикрыв глаза, и могло показаться, что он задремал. Но я не была в этом уверена.

— Что опять не так, ведьма? — хмуро подтвердил он мои подозрения.

Я вздохнула.

Всё не так. Совсем всё.

Обвинения Сурта, какая-то клятва Джастера, слежка…

— Только не говори, что ты и эту рухлядь пожалела. — Шут приоткрыл глаза и внимательно смотрел на меня из-под полуопущенных ресниц.

— Он бы не колебался тебя в жертву принести. Быть убитой личем на алтаре Сурта — не самая приятная смерть, уж поверь на слово.

От возникшей в голове картинки меня передёрнуло, и я замотала головой. Нет-нет-нет. Не буду я никого жалеть! Пусть он сам с этими Взывающими Сурта разбирается!

— Просто ты так легко с ним…

Джастер вздохнул и прикрыл лицо согнутой рукой.

— Не надо тебе об этом думать, Янига. Просто не надо. Выкинь из головы всякую дрянь.

— И о чём я должна думать, по-твоему?

Он внезапно ухмыльнулся и многозначительно посмотрел на меня из-под руки.

— Например, о том, что завтра мы идём на базар. Ты же хотела новый наряд?

Завтра мы идём на базар за новым нарядом? Великие боги, как интересно! Так, стоп. За каким нарядом?

— Ты хочешь, чтобы я вот в этом бесстыдстве на людях…

Джастер посмотрел на меня и неожиданно рассмеялся так весело, что обида растаяла быстрее, чем я успела о ней подумать.

— А ты против, ведьма? Это любому мужчине понравится, поверь на слово. Мне вот очень даже… Иди сюда и сама увидишь.

Он протянул руку, ухватил меня за запястье, и в один миг я оказалась в его объятьях.

— Вот видишь, ведьма?

Шут навис надо мной, нежно лаская пальцами не только лицо, но и тело. В серых глазах горели весёлые и лукавые искорки. Я кивнула, обнимая его в ответ, сразу и радуясь, что его настроение так переменилось, и смущаясь от темы разговора. Нравится ему… И приятно как, и… неловко мне такое носить. Даже когда только он и видит.

— Джастер… Подожди, ты не ответил…

— Вот же намолчавшаяся женщина… — он со вздохом откинулся обратно на подушки. — Теперь же не успокоишься…

— Это не смешно! И не смотри на меня так! Тут столько всего странного и непонятного, ты ничего не объясняешь, а я тебя даже спросить не могу!

— Ладно, ладно, не кипятись, Янига. Я же говорил, здесь торгуют люди из разных стран. Вот и поищем для тебя что-нибудь подходящее. Теперь ты довольна?

Торговцы из разных стран… То есть, у меня будут платья, каких в Эрикии никто даже не видел… Скорей бы завтра!

— А четверть талана это много или мало?

— О, боги… Это-то тебе зачем, ведьма? Я же платить буду.

— Просто хочу понять. Этот караванщик пожалел за охрану по талану на человека, а ты заплатил по четверти талана и ещё им сверху добавил…

Джастер с видом страдальца закатил глаза, но я знала, что он не сердится. Обнимать меня он не перестал.

— Один талан на четверть дороже «розы». Так что это не дёшево, как понимаешь. Хотя с учётом пути и опасностей — цена вполне приемлемая. Глядишь, не пожадничай Шальмахази, мы бы с ним и не встретились. Альмахаим умён, он попросил обычную цену. Хотя без выгоды он тоже не остался, так как охранял караван всего одну ночь, а не весь путь.

— А три дирха это сколько?

— Это на дирх меньше обычного.

Вот значит как… Понятно, почему предводитель тех «ос» обиделся на этого Шальмаха…

— Дирх — это много?

— Один дирх стоит полтора «лепестка». В каждом дирхе дюжина хади, один хади стоит пять «шипов». Ещё есть вопросы, Янига?

Я только покачала головой, пытаясь осмыслить услышанное. Мало того, что тут свои деньги, так они ещё и по стоимости с привычным не совпадают. Один дирх — полтора «лепестка», выходит, четыре дирха это… шесть «лепестков»? Ого, больше половины «бутона»! И это обычная цена для простой «осы»? Так, а один талан, значит, на четверть дороже «розы»? А Джастер им ещё сверху столько денег дал…