Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 26

Взять того же Канкрина, который вроде бы осуждает меня за мои взгляды. Пусть ему исполнился двадцать один год и потому совсем необязательно при поступлении на военную службу запрашивать разрешения у родных, тем не менее, начальство лицея решило перестраховаться. По их просьбе юноша написал отцу и получил от того благословение.

Подобная история у каждого из этих ребят, поэтому я обязан, несмотря на их закидоны, превратить их в настоящих боевых офицеров и… вернуть родителям живыми и невредимыми, пусть сейчас и идёт война.

Если кто-то из парней погибнет — я себе этого не прощу.

Пока размышляю над столь непростыми вещами, барон как истинный дипломат ловко переводит общую беседу в другое русло.

Начинаем обсуждать обстановку на фронте. У нас пока не так горячо, как под Порт-Артуром, но все сходятся во мнении, что это всего лишь затишье перед бурей. Увы, стратегическая инициатива за противником, и японцы обязательно попрут в нашем направлении.

— Будет большое сражение, — изрекает аксиому Маннергейм.

Замечаю, что ему явно импонирует Канкрин, барон словно видит в этом юноше своё молодое отражение. И пусть между ними не особо большая разница: одному слегка за двадцать, барону нет и сорока. На войне день идёт даже не за три по выслуге, а за все десять, а иной и равносилен году.

— Как ваше мнение, господин барон — мы готовы к этой битве? — интересуется поручик Цирус.

Вопрос одновременно и простой, и сложный. Само собой, на месте никто не сидит, мы тщательно укрепляемся, но игра от обороны к победе не приведёт, а для решительной контратаки не хватает ресурсов. Вроде, и велика Россия-матушка, а полков, сколько нужно, почему-то нет.

— Благодаря действиям нашего отряда, нам удалось потрепать японцев и скорректировать их планы. У нас появилась короткая передышка. Думаю, мы используем её по максимуму, — отвечает Маннергейм. — Но расслабляться нельзя. Японцы щедры на неожиданности, а в штабе у них сидят далеко не дураки. Что-то обязательно придумают.

Киваю в подтверждение его слов. Никогда нельзя недооценивать противника и думать, что закидаешь его шапками. В этой войне японцы показали, что могут достойно сражаться и что совсем необязательно заваливать нас трупами, чтобы добиться прорыва.

Разговор плавно переходит в другую, более практичную плоскость. Начинаем обсуждать «штатку» эскадрона — как выяснилось, в меня настолько поверили, что по сути дали полный карт-бланш.

У меня, конечно, были свои соображения, но одна голова — хорошо, а если таких умных голов несколько…

Общий «котелок» сваривает примерно следующее: эскадрон делим на четыре взвода, причём не абы как, а в зависимости от предназначения.

Первый взвод — собственно будет выполнять те функции, ради которых и создавалось подразделение, то есть разведка и диверсии в тылу врага. В командиры ставлю того же поручика Каульбарса — молодой, энергичный, а то, что опыта не хватает, так это дело поправимое. Само собой, без пригляда не останется, буду присматривать и учить всему, что умею.

Второй взвод — штурмовики, сюда войдут самые «безбашенные» и физически крепкие. Всё-таки штурм, есть штурм, нужен определённый склад характера и неимоверная выносливость, чтобы «вывозить» нагрузки.

Прежде чем кого-то включить, обязательно просею бойцов сквозь мелкое сито. Скорее всего, буду брать ребят помоложе, способных пробегать десятки вёрст при полной боевой выкладке, да ещё и с кучей необходимого снаряжения.

Эх… где б мне раздобыть броников… Те кавалерийские кирасы, что я видел — штуки неимоверно тяжёлые и громоздкие. Будут больше мешать, чем защищать.

Зарубежная оборонка уже «пилит» броники скрытого ношения, собранные из стальных пластин, но до наших краёв доходят разве только упоминания в газетах. Да и то, из них следует, что эти спецсредства защиты, в первую очередь, предназначены для всякого рода «випов», вроде премьер-министра Болгарии, которого спас один из опытных образцов.

В общем, кое-какие идеи у меня имеются, но до воплощения в жизнь очень далеко — и без того в башке сразу миллион планов, можно просто порваться.

В комвзводы назначаю Измайлова. И по физическим кондициям в самый раз — я по сравнению с ним кутёнок, и здорового авантюризма хоть отбавляй. Вдобавок — умён и впитывает в себя полезную информацию как губка.

Третий взвод — моя огневая и при этом мобильная мощь. Пулемётные тачанки, ракетные установки на конной тяге, в самом, надеюсь, не отдалённом будущем — ещё и усовершенствованные миномёты.

Рулить им будет корнет Трубецкой. У парня генетика что надо, не одно поколение послужило на славу России. Думаю, и он справится, тем более, технически вполне подкован. Думаю, потянет князь, не оплошает.

Четвёртый — самое главное для солдата, его хозобеспечение. Боец должен быть одет, обут и накормлен. На плечи взвода ложатся баня, полевая кухня, обмундирование, ремонт техники и прочее в этом духе. Командир — унтер из вольноопределяющихся Трофим Старча. Есть у него хозяйственная жилка.

Универсальные солдаты бывают только в кино, но определённой взаимозаменяемости добиться нужно. Будем учить людей так, чтобы штурмовик на какое-то время мог подменить собой диверсанта, пулемётчика и наоборот. То есть, понадобится программа стажировки. Её я беру на себя.

А ещё мне нужен толковый зам, по сути — начштаба эскадрона. Останавливаю выбор на Цирусе.

Вроде всё, с этим разобрались. Наверху обещали не ставить палки в колёса, так что, думаю, «штатку» утвердят.

Напоминает о себе Лонгвинов. Он, оказывается, внук известного коннозаводчика, лошади — его стихия. Определяем его в третий взвод к тачаночникам.

Вольноопределяющийся Романов успел поучиться в немецкой гимназии.

— Скажите, а вы хорошо знаете язык? — спрашиваю у него.

Романов краснеет.

— Надеюсь, что да. В последний раз, когда были всей семьёй на курорте в Баден-Бадене, местные принимали меня за своего.

— Отлично! Тогда у меня к вам будет не приказ, а личная просьба — в свободное время позанимаетесь со мной немецким?

— Обязательно, господин штабс-ротмистр. Правда, простите за нескромность — а зачем он вам?

Ну не буду же я говорить, что через десять лет немецкий станет языком нашего врага. Вряд ли эта реальность полетит по какому-то иному пути, и Россия избежит Первой мировой.

— Изучение иностранных языков помогает развивать мозг.

Романов смотрит на меня с долей удивления. Ну да, верно считал меня каким-то солдафоном.

Канкрин владеет английским. Прошу и его поднатаскать меня. Та гремучая смесь из будущего, которую я выдаю за американский диалект, ещё не в ходу. Нужно быть аутентичным.

Расходимся довольные друг другом. Во всяком случае, так кажется мне.

Следующий день проходит обыденно и буднично, я провожу что-то вроде тестирования солдат и по результатам определяю в подходящий взвод.

Больше всего проблем с Лихом одноглазым. Такого брать в разведку или на штурм — стрёмно, даже если принять все необходимые меры безопасности…

Затем вижу, как ловко и непринуждённо он в одиночку ворочает тяжеленный «гочкис» и явно способен палить из него, как из «ручника». А ведь это талант! Сдаётся, боец нашёл своё призвание.

Решено!

— Будешь служить во втором штурмовом взводе пулемётчиком. И гляди за техникой в оба, то есть во весь глаз, — поправляюсь я.

Попутно даю задание взявшему над ним шефство унтеру Ипполитову.

— Поднатаскай бойца в русском, а то порой не сразу и поймёшь, что говорит на своём. В бою каждая секунда на вес золота.

— Слушаюсь, — козыряет унтер.

Вечером принимаю царский подарок от Маннергейма. Каким-то чудом барону удаётся раздобыть датский ручной пулемёт Мадсена, по сути, первый по-настоящему ручной пулемёт с коробчатым магазином сверху и сбоку от ствольной коробки.

— Ахренеть! — не могу сдержать радостный возглас и сразу же выпаливаю:

— А ещё есть?

Барон смеётся.

— Увы. Там, где я его достал — больше нет. Но, если появятся — постараюсь заграбастать раньше, чем доберутся другие.