Наставники Лавкрафта (сборник) - Коллектив авторов - Страница 60

За день до Рождества я пришел к Люку. Мой корабль стоял на приколе в доке, и у меня еще было три недели выходных. Не увидев Бамбла, я безо всякого умысла небрежно заметил, что старая собака, должно быть, умерла.

«Да», – ответил Пратт. Я уловил в его голосе странную интонацию еще до того, как он продолжил после небольшой паузы: «Я убил его. Я более не мог этого вынести».

Я спросил Люка, чего он не мог вынести, хотя ответ мне был известен.

«Он имел привычку сидеть в ее кресле, сверкая своими глазами в мою сторону, а затем этот вой… – Люк вздрогнул. – Он совсем не мучился, бедный старый Бамбл…» Он продолжил говорить в спешке, как будто думал, что я могу заподозрить его в жестокости: «Я растворил дионин[23] в его миске с водой, чтобы он крепко уснул, а затем ввел хлороформ – постепенно, так, чтобы он не ощутил удушья, пускай и во сне. С тех пор стало намного тише».

Мне было интересно, что он хотел сказать этим, ибо слова слетали с его губ так, словно Люк не мог удержать их в себе. Теперь я понял. Он подразумевал, что после того, как собаки не стало, он слышал те звуки реже. Возможно, вначале он думал, что это старый Бамбл воет на луну во дворе, хотя это совсем не то, не правда ли? Кроме того, Люк не знал, что я уже их слышал. Как бы то ни было, это всего лишь звуки, а они никогда еще никому не причиняли вреда. Но Люк был гораздо впечатлительнее меня. Сомнений быть не может: есть в этом месте нечто такое, чего я не могу понять. Но, когда я не понимаю, как устроены вещи, я называю это явлением и совсем не считаю, что оно непременно ведет к гибели. А Люк полагал именно так. Несомненно, все понять невозможно, об этом известно любому, кто ходил в море. Мы, например, бывало, рассуждали о природе приливных волн и не могли объяснить это природное явление. Сейчас мы объясняем их, называя подводными землетрясениями, прибегая еще к куче теорий, каждая из которых, стоит заметить, вполне может разъяснить, почему они – землетрясения – возникают. Когда-то я сам встретился с такими волнами, и тогда чернильница со стола в моей каюте полетела прямо к потолку. То же самое произошло с капитаном Леки – я полагаю, вы читали об этом в его «Морской ряби». Очень хорошо. Если бы такого рода вещи случились на берегу, в этой комнате например, нервный человек заговорил бы о духах, левитации и еще о десятках разных вещей, которые ничего не значат. И это вместо того, чтобы просто принять это как «явление», которому нет объяснений. Такова моя точка зрения о том звуке, понимаете?

Но где доказательства, что Люк убил свою жену? Никому не стал бы говорить об этом, кроме вас. В конце концов, это могло быть простым совпадением, что бедная миссис Пратт неожиданно умерла в своей постели через несколько дней после того, как я рассказал ту историю за ужином. Она ведь была не единственной, кто умер таким образом. Люк посоветовался с врачом из ближайшего прихода, и они пришли к выводу, что супруга умерла от некой проблемы с сердцем. Почему бы и нет? Такое происходит достаточно часто.

Правда, был еще половник… Я никому никогда об этом не рассказывал, но я нашел его в шкафу в их спальне. Это был, кстати, новый и небольшой половничек, изготовленный из белой жести, не касавшийся огня более чем раз или два; и был на дне того половника расплавленный и застывший свинец, серого цвета, с характерным шлаком на поверхности оплавленного металла. Но это ничего не доказывает. Сельский врач, как правило, мастеровитый человек, который самостоятельно обеспечивает себя всем необходимым, и поэтому у Люка могла быть дюжина причин для того, чтобы расплавить небольшое количество свинца в половнике. Например, он увлекался рыбной ловлей, поэтому, вполне возможно, изготовил грузило и установил на ночь удочку с приманкой; а может быть, грузило потребовалось для маятника часов, стоящих в зале, или чего-то еще в этом духе. Но все равно, когда я нашел половник, меня охватило чувство сомнения, поскольку это выглядело очень похоже на то, что я описывал обоим Праттам, рассказывая ту историю. Понимаете? Увиденное так неприятно подействовало на меня, что я выкинул прочь обнаруженный предмет; сейчас он, должно быть, покоится в миле от косы на дне морском, где непременно проржавеет так, что никто не признает, если когда-нибудь его и выбросит приливом на берег.

Видите ли, Люк, должно быть, купил черпачок в деревне какое-то время назад, ибо тот же продавец и сегодня торгует точно такой же утварью. Я полагаю, их используют в кулинарии. Как бы то ни было, совершенно ни к чему, чтобы какая-нибудь любопытная горничная нашла эту вещицу, лежащую без дела, с застывшими остатками свинца внутри, и начала гадать, что это такое, или, что еще хуже, разыскала бы и расспросила ту самую служанку (она вышла замуж за сына водопроводчика и обитала в той же деревне), которая слышала историю, что я рассказал тем вечером за ужином. Она, возможно, запомнила ее хорошо.

Вы понимаете меня, не так ли? Теперь, раз уж Люк Пратт мертв, похоронен и мирно покоится подле своей супруги, под надгробным камнем честного человека, мне не следует сотрясать воздух, чтобы не навредить его светлой памяти. Оба – супруг и супруга, а также их сын мертвы. Достаточно хлопот было с кончиной самого Люка.

«Почему?» – спросите вы. Однажды утром его нашли мертвым на пляже. Коронер провел следствие. Были обнаружены некие отметины на горле, но никаких следов ограбления. «Смерть наступила от воздействия рук или зубов неизвестного человека или животного», – гласил вердикт. Половина коллегии склонялась к мысли, что это была большая собака. Она повалила Люка на землю и задушила, проломив трахею, хотя кожа в районе горла не была прокушена. Никто не знал, когда он ушел из дома и где был в то время. Доктора обнаружили лежащим на спине неподалеку от отметки высокого прилива. Рядом лежала старая картонная коробка для шляп, принадлежавшая его жене. Коробка была открыта. Крышка лежала подле. Должно быть, в этой коробке он нес домой череп – тот выкатился из нее и лежал у головы мертвеца. Врачи, видно, любят собирать подобные вещи. То был замечательный череп: небольшого размера, правильной формы, исключительно белый и с прекрасными зубами. Ну, или точнее будет сказать, что верхняя челюсть была с идеальными зубами, а вот нижней вовсе не было, когда я впервые увидел его.

Да, я обнаружил его здесь, когда приехал. Понимаете, череп был идеально белый и отполированный. Такие штуки часто хранят под стеклянным колпаком. Хозяева дома не знали, откуда он взялся. Не знали и что с ним следует делать, поэтому поместили обратно в коробку для шляпок и водрузили на полку шкафа в спальне. Конечно же, они показали мне череп, когда я вступил во владение домом. Меня также сводили вниз на пляж, чтобы показать, где обнаружили Люка. Старый рыбак описал, каким образом лежал и покойник, и череп подле него. Однако не смог объяснить, как череп закатился вверх по отлогому песчаному берегу и оказался рядом с головой Люка, вместо того чтобы сползти вниз, ближе к ногам покойника. Тогда мне это не показалось особенно странным, но затем я часто размышлял: там действительно достаточно крутой наклон. Если желаете, я отведу вас завтра туда – я соорудил нечто вроде памятника из камней на том самом месте.

Когда Люк упал или его опрокинули – никому доподлинно не известно, как оно было на самом деле, – коробка ударилась о песок, отчего крышка слетела, череп вылетел наружу и должен был покатиться вниз по склону. Но этого не произошло. Черепушка лежала совсем близко к голове Люка – буквально лицом к лицу – и почти касалась ее. Как я уже сказал, это не поразило меня своей странностью, когда я слушал старика. Но позднее я не переставая думал об этом: вновь и вновь, до тех пор, пока полная картина увиденного не стала представать передо мной, когда я закрывал глаза. И тогда я спрашивал себя: «Ну почему эта чертовщина поползла вверх, а не скатилась вниз? Почему она остановилась не где-нибудь, а напротив головы Люка, вместо того чтобы остановиться, например, в метре от него?»