Все против всех (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 27

Поместная конница была отличным феодальным войском времен объединения Руси, благо вооружение и выучка соответствовала противнику — татарам, ляхам, казакам. Тут были победы, случались и поражения. Но Смута показала, что европейские наемники с мушкетами и пушками, «крылатые гусары» на крупных конях, использующие таранный удар копьями, безжалостно бьют дворянское ополчение. Но осознание этого шло полвека, пока при втором Романове не прибегли к паллиативу…

— Ни хрена себе удел получается, еще месяц-другой, и самозванцу с царем Василием ничего не останется, окромя Тушино и самой Москвы. Как бы они в альянс не вошли меж собою, тогда совсем интересно в русской истории получится. Да еще польский король Сигизмунд со своим сыном Владиславом в «игру» пока не вмешался — а то привезут меня в железной клетке в Варшаву на потеху католикам. Вот будет номер!

И хотя Иван попробовал усмехнуться, но шутка вышла невеселой. Он знал историю Смуты по школьной программе, там было написано про нее на удивление маловато. А тут на ходу приходится учиться и делать выводы. А они невеселые — пока ясно, что в Смуте постоянно дрались две стороны. Вначале первый Лжедмитрий, тот, что не Гришка Отрепьев (этого забулдыгу расстригу пол-Москвы в харю богомерзкую знало), а хрен знает кто, с Борисом Годуновым схлестнулись. Причем, боярство на службу самозванца явно не переходило, но при этом «выборному царю» гадило как могло. И выжидало, чем противостояние окончится. Расчет простой — кто бы не победил, тот все равно ослабнет, а там можно свои условия победителю навязать. И дождалось — Борис умирает от апоплексического удара, самозванцу живо присягают и расправляются с «годуновцами», что-то воли в Москве стали брать много «худородные» дворяне.

«Дмитрий Иванович» вступил в Москву победителем, не зная, что уже проиграл. Есть такие вот «победы», из разряда тех, что «пирровыми» называются. Иноземец, да хоть ты трижды сын Ивана Грозного, но должен соблюдать каноны православия, и жениться на православной, а не на католической еретичке. И ляхов полчище в Первопрестольную не заводить, на их копьях власть в Москве не удержишь.

Вот и все — теперь он был обречен, и хотя раскрыл заговор, но помиловал Шуйских. Но даже если бы казнил, то отстрочил бы свою смерть лишь на время. Боярская Дума выдвинула бы другого кандидата на власть, а тот бы «царя-батюшку» угомонил бы с его реформами. А защитить некому — большая часть служилого дворянства «годуновцами» оказалась, потому Борис царство и взял. А убив сына и вдовую царицу, расправившись с родственниками, и обесчестив царевну, о чем в Москве разговоры шли, «царек» опоры лишился. И правил ровно год — убили после свадьбы и поляков по Москве побили не мало — довела шляхта народ своим презрением к русскому «быдлу» до лютой ненависти.

И «чернь» взорвалась бунтом, бессмысленным и беспощадным. Впрочем, так всегда в русской истории и бывает — довели власти сами до такого финала, и полетели головы…

— Вот только Васенька, тот еще интриган, пристроив свою тощую задницу на еще теплом сидении венценосца, не ожидал, что «царь» не захочет быть пеплом, а «воскреснет» аки Феникс. История повторится, но уже с ним, пусть и без такого финала, как с Борисом — но тоже мало приятного.

Иван усмехнулся, припоминая прочитанное когда-то и тщательно сопоставляя его с той информацией, что узнал уже здесь. Сейчас сложилась ситуация «бодания», когда враги сцепились рогами, и не могут выйти из клинча. Лжедмитрий не может взять Москву, а Василий захватить Тушино — установилось шаткое равновесие, и пошли знаменитые «перелеты», когда сторонники «царей» время от времени переходят из одного враждующего лагеря в другой. Но по мере разорения городов и волостей позиции Шуйского крепко пошатнутся, и помощь шведов не поможет.

Наоборот, Делагарди захватит Новгород и Псков — как только помрет Скопин-Шуйский, который мог бы покончить с Лжедмитрием. Отравили молодого полководца сами Шуйские, почувствовав угрозу, что тот может стать царем. И потерпели закономерное поражение, когда Боярская Дума переиграла ситуацию. «Семибоярщина» решила, что спасать нужно самих себя, а не «обанкротившегося» Шуйского. И тогда появится новый игрок, вместо так кстати помершего Лжедмитрия — в ширме просто не нуждались. Польский король Сигизмунд, решил, что править ему лучше самому, чем сыну Владиславу. А Шуйских определили по камерам — на отсидку в Варшаве.

Победа одного кукушонка в гнезде?!

Однако русские имели на этот счет иное мнение — и появился новый игрок в лице 1-го, потом и 2-го Ополчения. Вышибли поляков из столицы и избрали нового царя — Михаила Романова. Но еще лет шесть шло брожение, появились новые спасшиеся «Димитрии», но наученные горьким опытом, их тут же душили, как кот хомячков.

— Сейчас ситуация кардинально другая — игроков три, а не два, так что одному скоро сходить с арены борьбы, — Иван задумался, теперь события пошли по совсем иному пути, чем было в истории. Понятно, что два противника будут стремиться убить его, иначе им обоим смерть. Все дело в том, что служилое дворянство в своей большей массе, посадское население городов, бывшие «годуновцы» и стрельцы, устремились в Дмитров — не присоединившись к одному из «царей», они избрали его, князя Старицкого, как единственного вполне легитимного по происхождению кандидата.

— Рынок, ничего не поделаешь, здоровая конкуренция!

Шутки шутками, но найти готового решения не удавалось. Переть на рожон не хотелось, обычный расчет — при драке двух, третий обязательно выиграет, ибо его враги ослабят друг друга. Потому лучше тянуть время и ждать когда половина городов перейдет на его сторону. И готовить войска, памятуя, что поляки и шведы неизбежно вмешаются в Смуту.

— А пока подождем патриарха — что он мне предложит?! Признание Василия? Да кто он таков, «боярский царь», от которого многие отшатнулись, а другие пока не определились?! Или меня траванут — причастием?! Вполне возможно, тут нужна бдительность. Или пообещает царскую шапку Мономаха, опередив Боярскую Думу?! Все может быть…

Слитный громовой залп из сотни пищалей буквально оглушил, через двадцать секунд, стоило дыму расползтись, как строй в красных кафтанах выдал еще один устрашающий залп, а затем, через тот же промежуток и третий. Затем последовал и четвертый, столь же впечатляющий. Никогда еще прежде такого не бывало, не стреляли так стрельцы, но сейчас все учились, от командиров «приказов», полков иначе, что «головами» именовались, до самого нерадивого стрельца, которому места в шеренге не досталось.

— Неплохо, третье учение всего, а начали действовать слаженно, — одобрительно произнес Иван, и посмотрел на несущуюся в атаку поместную конницу — лошадей тоже приучали к выстрелам. Хотя это было очень трудно — кони пугливые животные, и поначалу даже сбрасывали всадников с седел, очумело удирая куда подальше от грохота и клубов порохового дыма — это ведь не из луков стрелять.

«Наставление по огненному бою» пришлось написать второпях, напрягая память и «соображалку». Пищали уступали длинноствольным иноземным мушкетам с ударными замками, где из кусочка пирита высекалась искра на пороховую полку, в дальности и точности стрельбы.

Двести шагов и четыре сотни — есть разница?!

Одно благо — слишком мало таких вполне убийственных «стрелялок» у поляков и наемников, что служат в войске Лжедмитрия, еще меньше у царя Василия в «иноземных ротах», что при царе Борисе Годунове появились, как ему поведали, хотя он считал, что вроде раньше наем немецких ландскнехтов делали. А у него таких мушкетов оказалось всего два десятка, на один плутонг — половину от полусотни — куда собрали самым метких стрелков. Зато в ручных пищалях недостатка не испытывалось — их отковывали в любом городе, как на душу придется кузнецу — про единообразие и унификацию тут просто не слышали, как-то не озадачивались.