История Мадлен (СИ) - Ром Полина - Страница 70

Меня провели через анфиладу второго этажа. Я немного помнила, что эта часть была предназначена для торжественных приёмов, что не могло не наполнить меня какой-то особой гордостью, может быть немного детской.

Наконец, я и мой сопровождающий достигли картинного зала. Стены создавали впечатление мозаики, потому что картины были отделены друг от друга тонкими золочеными рамками.

Мой сопровождающий, Зорич, откланялся и оставил меня одну. Я ходила по залу и любовалась шедеврами живописи. Мне было это так близко.

А вообще от реальности и одновременно нереальности происходящего у меня немного кружилась голова.

Ко мне вернулся Зорич.

– Осталось совсем недолго ждать, графиня, – вежливо сказал он и подвел меня к одной из дверей.

– Что вы, для меня это честь, – смущенно ответила я, понимая, что ни черта не смыслю в дворцовом этикете. Что будет, если я сейчас опозорюсь? Я запаниковала. Зорич посмотрел на меня внимательно и сказал негромко:

– Прежде всего склонитесь в поклоне, затем поцелуйте руку императрице. А дальше Её величество сама заговорит с вами.

Я благодарно глянула на него и прошептала:

– Спасибо…

Наконец, одновременно отворились две распашные двери одновременно, какой-то невидимый моему взгляду распорядитель произнес моё имя и титул и я сделала шаг вперёд.

Екатерина стояла вполоборота ко мне, затем повернулась и с почти непроницаемым лицом смотрела, как я подхожу к ней. Когда я поклонилась, она протянула мне руку для поцелуя. Не особенно приятная процедура, но я знала, что в этом нет ничего унизительного – таковы были правила.

Когда я выпрямилась, её лицо заметно изменилось – лёгкая улыбка, глаза лучились небольшими морщинками.

– Bienvenue en Russie, comtesse, – произнесла она по-французски. “Добро пожаловать в Россию, графиня” – автоматически про себя перевела я.

– Счастлива встрече с вами, Ваше величество, – ответила я на чистейшем русском языке.

Лицо императрицы выразило глубочайшее изумление.

– Вы так хорошо говорите по-русски??? – спросила она с лёгким немецким акцентом, справившись с удивлением.

– Ну ведь я уже и есть почти русская, – ответила я.

– Давайте вернёмся в картинный зал, я покажу вам свои любимые полотна, а вы расскажете мне всё о себе, – любезно проговорила императрица.

– Эти полотна, написали современники Петра первого и императрицы Елизаветы Петровны, – с вполне обоснованной гордостью сказала Екатерина, когда мы вернулись в картинный зал. – Вам нравится живопись, графиня?

Императрица внимательно посмотрела на меня своим живым и проницательным взглядом, будто проводила некий экзамен, понятный ей одной. Я отметила в её речи некую, впрочем, вполне приятную слуху неправильность. Вспомнила, что когда-то давно читала о том, что хотя царица хорошо говорила на русском, немецкий акцент остался у нее до конца жизни.

– О да, – я, конечно же, была знакома с живописью и вполне могла говорить на эту тему, не боясь прослыть невеждой. – Я всегда восхищалась талантом людей с невероятным мастерством передающих игру света и тени на своих полотнах… Душа художника никогда не успокаивается и не бывает удовлетворенной, они всегда желают написать ту самую, гениальную картину…

– И чьи полотна вам больше всего по душе? – поинтересовалась она, продолжая свое «собеседование».

-Манера живописи Рембрандта близка мне. Он был настоящим мастером светотени. Все образы на его картинах, будто выступают из темноты, и от этого внутренний мир полотен приобретает некую драматичность, – я вспомнила его «Данаю» в Эрмитаже – пройдет совсем немного времени и императрица купит её для картинного зала.

– Я так и думала, – взгляд Екатерины стал теплее и приветливее. – Человек, создающий такие прекрасные наряды, не может быть слеп к прекрасному и не чувствовать все его тонкости. Искусство учит нас понимать себя, помогает заглянуть внутрь души, а порой и успокаивает, отвлекает от насущных проблем.

Мы медленно шли по начищенному паркету, который сам по себе был произведением искусства, и некоторое время лишь шорох наших платьев разбавлял тишину, царившую здесь.

Было так удивительно и волнующе идти рядом с великой женщиной, вошедшей в историю, как реформатор и просветительница. И снова меня посетило чувство нереальности происходящего.

Императрица была среднего роста, но при этом имела величественный вид и царскую осанку, что вызывало некий трепет – возможно в этом была повинна и её сильная энергетика.

Одета она была в платье светло серого цвета с изображением цветущей яблони по всей ширине юбки, которое перемежалось полосами тончайших кружев. Туго затянутый корсет очерчивал плавные линии талии, а воздушные рукава придавали силуэту легкости.

Императрица не была красавицей, но прекрасный цвет лица, живые и умные глаза, приятно очерченный рот и роскошные, блестящие каштановые волосы, делали Екатерину очень привлекательной.

– Вы разглядываете меня? – её голос прозвучал несколько неожиданно, даже резко и я немного растерялась, но тут же нашлась, что ответить.

– Прошу прощения, ваше величество, но мне бы хотелось понять, какие ткани подойдут вам, какие расцветки подчеркнут ваши достоинства.

– Хитра, хитра… – мягко рассмеялась Екатерина, и я слегка покраснела, мысленно поблагодарив Софи за пудру, так щедро нанесенную на мое лицо. – И что же вы посоветуете носить мне, графиня?

– Мы могли бы сделать нечто новое, непохожее на то, что носят в Европе, – осторожно начала я, не совсем понимая, как правильно вести с себя с ней. – Возможно, это наряды с элементами национального костюма. Ведь русские орнаменты настолько прекрасны…

– Национального костюма? – императрица резко остановилась и я даже испугалась, решив, что сказала глупость. Но ведь это общеизвестный факт, что императрица стала противиться всему иностранному и предпочитала русский стиль, который и ввела в моду. – А ведь об этом я думала не один раз. Разве плохи русские мотивы? Надоели эти вычурные немецкие да французские фасоны!

Она уже с интересом смотрела на меня, и это добавляло уверенности.

– Графиня, откуда такая тяга ко всему русскому? Вы прожили всю свою жизнь во Франции?

– Да, – ответила я, пытаясь быстро сообразить, что сказать, ведь это было действительно странно для молодой французской дворянки, знания о России которой, должны заканчиваться снегом, медведем и балалайкой. – Я никогда не покидала пределы Франции до этого момента, но мой покойный дядя был женат на русской. её звали Елизавета, и она рассказывала чудесные сказки, слушая которые, я погружалась в незнакомый, но такой притягательный мир.

Наступила небольшая пауза, императрица с улыбкой рассматривала меня.

– Значит, русский фольклор стал первым, что вы узнали об этой стране? – Екатерина разговаривала со мной все дружелюбнее – похоже, ей импонировало мое восхищение Россией.

– Да, а потом я выучила язык и мы, много разговаривали с моей тетушкой по-русски, чем ужасно злили дядюшку, потому что ему казалось, будто мы говорим о нем, – я решила, что немного правдоподобности моему рассказу не помешает и робко улыбнулась.

– Вы очень приятная особа, графиня, – неожиданно заявила императрица и, похлопав меня веером по руке, хитро сощурилась: – Как ваш молодой супруг? Не противится вашему занятию? Мужчины всегда хотят главенства над женами, чтоб они дома сидели, да детей нянчили.

– Граф абсолютно не против моего занятия, – совершенно искренне ответила я, и Екатерина кивнула, но тут же добавила: – А с детьми все же затягивать не стоит.

Я снова вспыхнула, а она снова окинула меня пристальным взглядом.

– Что еще интересного вы придумали для меня? Для этого у вас было достаточно времени, ведь так?

И тут я поняла, что пришел мой звездный час. Мундирное платье, идею которого я так бережно вынашивала все это время. Пришло время поделиться ею. И пусть этот наряд появился в прошлом и без моего участия, но думаю, ничего не изменится, если я стану его родоначальницей.