Один шанс из тысячи (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 36

— Лёха, ты что ли?

— Я, Михалыч.

— Эээ… богатым будешь.

— Богатым вряд ли, а вот известным — запросто.

— Известным? С чего бы?

— Стану — узнаешь…

Трифонов знал Михалыча больше десяти лет. Светлая голова и мастер «золотые руки», слесарь, токарь, столяр, сварщик, электрик… Он мог бы устроиться где угодно, в любой «естественной монополии» и с приличным окладом, однако — нет. Изгнанный в девяностых из вуза с формулировкой «за аморальное поведение и хроническую неуспеваемость», студент Лунёв сперва честно отслужил срочную, а затем не нашёл ничего умнее, кроме как поступить на работу в «нищий» академический институт — и не научным сотрудником или, на худой конец, лаборантом, а обычным рабочим. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что сделал он это совсем не по глупости. Лаборатория Института Высоких Температур стала отличной технической базой для индивидуальных коммерческих начинаний.

Меньше чем за пять лет Михалыч стал незаменимым как для руководства, так и для рядовых сотрудников. Он мог сотворить практически всё — любую конструкцию, любой опытный образец. Мало того, свои умения бывший студент с выгодой продавал на сторону. Начальство закрывало на это глаза. Расставаться с ценным специалистом никому не хотелось. Его даже повысили в должности — перевели из слесарей в инженеры. На официальных доходах это почти не сказалось, но сам факт говорил о многом…

— Здорово, злодей! Как жизнь?

— Всё путём, — Михалыч оторвался от верстака, снял очки и повернулся к вошедшему. — Как сам?

— Нормально.

— Да? А у нас тут слухи ходили, что ты в ЦИАНТе работал, ну и…

— Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличенными, — рассмеялся Трифонов.

— Тогда почему в форме?

Связь между военным обмундированием и возможной гибелью его обладателя была достаточно тонкой и совершенно неочевидной.

— Понимаешь, Михалыч… Тут дело такое, что без бутылки не разберешься.

— Тебе собутыльник нужен?

Трифонов опять засмеялся.

— Нет. Собутыльник не нужен. Мне нужен флибр. Или хотя бы его компоненты.

— Флибр, говоришь?

Лунёв почесал в затылке и сделал вид, что задумался.

Алексей мысленно подобрался. Его умозаключения оказались верными. Он пришёл по нужному адресу. Приятель о флибре знал.

— Слушай, а почему ты решил, что он у нас есть? — пристально посмотрел Михалыч на гостя.

— Тоже мне, секрет Полишинеля, — фыркнул учёный. — В ЦИАНТ флибр доставляли по звонку, через РАН. Ждали не больше часа. А какой у нас самый ближайший академический институт с возможностями?

— Наш ИВТ, — нехотя согласился «слесарь».

— Ну вот. Сам и ответил.

— Ладно. Проехали. Сколько нужно?

— Три-четыре комплекта. Лучше пять.

— Экий ты шустрый, — покачал головой Михалыч. — Флибр, сам понимаешь, вещь подотчётная.

— Понимаю. Готов заплатить. Могу деньгами, могу и по бартеру.

— Деньгами, говоришь? — усмехнулся Лунёв. — Что значат в наше смутное время какие-то деньги?

Сказал и уставился на собеседника.

Вопрос был, естественно, риторическим.

После декабрьских событий наличные, хотя и ходили, но с каждым днём их реальная стоимость становилась всё меньше. Введенная летом карточная система стремительно расширялась. До декабря её действие распространялось только на продукты первой необходимости. Сегодня она охватывала почти половину того, что требовалось человеку для жизни. Некоторые считали, что власти готовят «денежную реформу», другие небезосновательно полагали, что вскоре грядет настоящий «военный коммунизм», и к нему надо готовиться заблаговременно — запасаться всем самым необходимым и, желательно, в максимальном объеме.

— Что тебе интереснее? Продукты, патроны, топливо?

Михалыч опять почесал в затылке.

— Знаешь, Лёх. Топить мне особо нечего, стрелять не в кого, а вот пожрать я люблю.

— Понял. Не дурак. Тушёнка устроит?

— Устроит. Ящик — комплект. Только учти, свиную я не беру. И чтобы срок годности соответствовал.

— Какие конкретно ящики? Сколько по весу? Состав?..

Торговля продолжалась минуты четыре.

В конечном итоге договорились сменять пять комплектов флибра на семьдесят две банки армейской говяжьей тушёнки по пятьсот двадцать пять граммов в каждой.

— И чтоб в солидоле и с надписями, — предупредил Михалыч.

— Иных не держим…

На то, чтобы перетащить из УАЗа в подсобку три полных ящика, хватило пары минут.

— Ну что? Устраивает?

— Нормально, — кивнул Лунёв, после того, как вскрыл каждую упаковку и вынул оттуда по банке. — Говядина тушёная. Не для продажи. Июль 2018. Подходит.

— Отлично. Тащи товар…

За товаром пришлось идти в другую пристройку.

Михалыч держал его в несгораемом шкафу, вместе с какими-то железяками.

— Один… два… три… — вынимал он из шкафа запечатанные стальные пеналы.

Всего, как заметил Трифонов, их там хранилось штук тридцать.

— Слушай, откуда у тебя столько флибра? — не удержался он от вопроса.

— Ну… я же не спрашиваю, откуда у тебя столько тушёнки?

— А я могу сказать откровенно: я её спёр. Со склада в ЦИАНТе, когда он наполовину исчез.

— Хм. Откровенность за откровенность. Я лично собирал установку для синтеза, лично настраивал и был единственным, кому доверяли загружать компоненты. Ну и… осталось немножко.

Друзья обменялись взглядами и — расхохотались.

Фильм «Берегись автомобиля» помнили оба…

Контейнеры с флибром Трифонов упаковал в специальный кофр и поставил под «лавку» в салон. Приятели попрощались, УАЗ выехал с территории института. Путь лежал в центр, в сторону «Беговой». Покрутившись по заснеженным закоулкам около двух километров, Алексей вырулил к Дмитровскому шоссе, к его сохранившейсячасти. За пару домов до выезда на магистраль он остановил машину и вынул мобильник. Индикатор показывал, что связь в этом месте работала.

— Паш, ты? Привет… Всё в силе?.. Ага. Как договаривались. Минут через сорок.

Учёный убрал телефон и ненадолго задумался.

С доктором Свиридовым он был знаком пять лет. Познакомился через тестя, когда тот «лечил» себе какую-то не то бородавку, не то папиллому. В чем смысл бороться с этой напастью не в обычной районной поликлинике, а в НИИ онкологии, Трифонов не понимал, но ничего советовать не пытался. Просто возил Николая Ивановича («чужим» такое ответственное и «интимное» дело тесть доверять не хотел) на процедуры и присутствовал на приёмах в качестве доверенного лица и независимого наблюдателя.

В процессе «озоно-рентгено-лазеро-фито» и каких-то ещё терапий он и сошёлся с Пашей. Точнее, с Павлом Антоновичем — лечащим врачом тестя и весьма увлеченным исследователем. Общие интересы выявились в области радиоизлучений и их влияния на сложноструктурированные объекты.

Сегодня Трифонову требовалась подробная консультация по изобретенному Павлом прибору. РЗМ-18 около двух с половиной лет использовался доктором в качестве экспериментального образца для медицинских исследований. Его принципиальная схема была Алексею известна и как нельзя подходила для изысканий по сдвигам и флибру. Проблема заключалась лишь в том, захочет ли Павел посвящать знакомого в различные тонкости и особенности эксплуатации спецприбора. Всё-таки это его личное ноу-хау и делиться им с кем-то ещё Свиридов мог и не захотеть. Второй «тонкий» момент: доктор мог сообщить по инстанции кому следует как о самом интересе к прибору, так и о личности интересующегося, и о его неуклюжих попытках сохранить собственное инкогнито. Чужое удостоверение, чужая машина, чужой телефон, оружие — всё это навевало недюжинные подозрения. И если с Михалычем такой номер прокатывал — особой законопослушностью «слесарь» не отличался — то со Свиридовым могло и не прокатить…

— А ну, вставай! Быстро!.. Кому сказал!.. Ах, ты ж, дрянь!..

Алексей оторвался от размышлений и глянул в боковое окно.