Меч Тамерлана - Кретова Евгения - Страница 23

Пока отец суетился на кухне, Милана вышла во двор. Сейчас, при свете солнца, появление странной незнакомки казалось чем-то невероятным, призрачным. Подойдя к забору, девочка посмотрела на то место, откуда появилась та девушка. Будто из пустоты: вроде не было никого, а потом – раз, и она. Оглянувшись на отца и убедившись, что тот занят на кухне и на нее внимания не обращает, осторожно выскользнула через калитку и подошла к тому месту поближе.

Взгляд привлекла черная дуга, будто чей-то след. Ни до него, ни после не было ничего подобного. Девочка прошла вдоль забора к тому месту, которого коснулась незнакомка, – снова черные следы, будто сажа. Милана хотела дотронуться до нее, но вовремя отдернула руку – только ей еще не хватало заболеть. Оглянувшись, оторвала с куста листик и собрала им черную краску – лист сразу потемнел и съежился.

«Вот это да… Кто же она такая?» Милана озадаченно посмотрела по сторонам – во что бы завернуть отравленный листик. Не придумав ничего лучше, юркнула во двор, взяла с крыльца приготовленную для молочного магазина стеклянную банку и сунула туда листик, а саму банку припрятала в углубление между стеной дома и поленницей: «Потом решу, что с ней делать!»

Пообедав, Милана укуталась в одеяло, устроилась на скамеечке у ног задремавшего в кресле отца – он так и заснул на веранде, ожидая звонка из больницы. Телефон лежал у него на коленях, а рука замерла в паре сантиметров от аппарата. Милана тихонько вздохнула, достала из кармана свой сотовый, написала маме еще одно сообщение, проверила предыдущие – получены, но не прочитаны.

Покосившись на отца, вышла из мессенджера и открыла браузер. В поисковой строке набрала: «Черная пыль мистика», перебрала все ссылки – никаких прямых упоминаний. Ну, пыль и грязь приманивают в дом несчастья. Это понятно. Но у нее в банке была спрятана какая-то особенная грязь, которая отравила бабушку.

Милана ввела новый запрос: «Черная пыль болезнь». Поисковик предложил ей несколько статей, одна страшнее другой, но ни в одной из них не было ничего, что бы походило на симптомы бабушкиной болезни.

Милана спрашивала и так и этак, совмещала запросы, пока не набрала кусочек своей истории и не наткнулась на сайт с таким текстом: «Девушка красивая лицом в черном одеянии появилась из ниоткуда, рассыпала золу или что-то вроде того. Наутро все заболели». Это сильно напоминало вчерашнюю встречу. Вот только… на сайте значилось, что речь о старинном воспоминании выживших после чумных эпидемий… почти сто пятьдесят лет назад.

«Может, это одно и то же?» – Милана осторожно встала, спустилась с крыльца. Прошмыгнула к поленнице и вытащила из банки отравленный неизвестным веществом листик – он ссохся и будто бы состарился, за пару часов превратившись в труху. Но едва яркий солнечный луч коснулся останков листка, как от них пошел тонкий серый дымок, в пару мгновений испарив все без остатка.

– Ничего себе…

От голоса девочки проснулся чутко спавший отец, пробормотал, резко садясь:

– Что? Мама звонила? – Заметив в руках дочери пустую банку с какой-то мутной взвесью внутри, удивился: – Что это у тебя?

Милана смутилась, ловко спрятала банку за спину, шагнула к поленнице, но тут нога у нее подвернулась, и девочка на мгновение потеряла равновесие, взмахнула по-птичьи руками, ахнула. Больно ударившись плечом, Милана поморщилась. Банка, сверкнув округлым боком, взвилась вверх, с грохотом стукнулась о поленницу и разбилась на несколько крупных частей. Утробный визг, подобный предсмертному вздоху гиганта, вырвался из нее и рассеялся в солнечных лучах вместе с серой взвесью, оставшейся после зараженной листвы.

Милана в оцепенении смотрела на вырвавшееся на свободу нечто, пытаясь понять: этот истошный крик – она его точно слышала? Девочка подняла глаза на отца – тот смотрел на нее с осуждением:

– Я тебя спрашиваю… Ты кого-то посадила в эту банку?

– Нет…

– А откуда этот крик?.. – отец сел на скамейку, устало потер шею, вздохнул: – Дочь, издеваться над животными нельзя, это жестоко, это мерзко, наконец…

– Это было не животное! – крикнула Милана, рванула в дом, стремглав поднялась в мансарду и заперлась в своей комнате – ей нужно было выяснить, с чем столкнулись она и, по ее недосмотру, бабушка.

Разложив на столе карту, Велес напряженно вглядывался в призрачные очертания городов, рек, гор. Все три мира – Явь, Правь и Навь – как на ладони, наложенные один на другой, будто тонкая многослойная вуаль.

– Где же ты, – выдохнул, распрямляясь и протирая уставшие глаза.

Уже несколько часов он провел над картой в поисках Кати, в одночасье будто растворившейся в мире людей: вот горела огнем красная точка – и вдруг рассыпалась, обернувшись снопом искр. Крохотные огоньки, набрав силу, загорались то здесь, то там: то под Челябинском, то в Якутске, то в Калининграде. Но Велес понимал: каждая из них – не более чем обманка. Понимал и радовался: если он не может найти Катерину, Флавий с Темновитом тоже не смогут сделать этого. Переговорив с Перуном накануне, удовлетворенно усмехался – византийский император ходит чернее тучи. Конечно, может, у него и другие проблемы завелись, может, казна прохудилась или засуха опустошила закрома, но интуиция подсказывала: причина в том, что он потерял Катерину. Упустил единственный оставшийся козырь и способ давления на него, Белеса.

И Гореславы на самом деле у него нет. Слова в императорских покоях – не более чем бравада. Вот только…

«Загнанный зверь становится еще опаснее», – предостерегающе напомнил себе.

Предчувствие легло на сердце черной тенью.

Охрана рудников лунанита усилена вдвое, выставлены щиты, но… Велес понимал, что они не устоят перед новым греческим огнем – брат рассказывал ему о нем, видел покореженные пламенем скалы: камни текли, будто свечной воск, оставляя жирный след черной волшбы. И если Белеса не удастся усадить за стол переговоров и принудить идти на попятную, Флавий его точно применит.

Византия не смирится с тем, что проиграла.

«Что ж, надо быть готовым и к этому, – царь провел ладонью над картой, дождался, пока она погаснет и скрутится в рулон. Порыв ветра подхватил сверток, отнес в шкаф. – Катерина выиграла для меня время. Время – бесценный дар. И я не буду им пренебрегать».

Он с силой сжал ладони, выпустив из них огненный шар-светозар. Проговорил ему:

– Буди вяжущие путы.

Светозар, мигнув ярко-зеленым, медленно погас, будто остыл, покрывшись тонкой коркой ледяных кристалликов. И осыпался к ногам царя. Мелкий песок растаял, не успев долететь до ковра.

Мир богов покрыла, прорастая из земли, тончайшая паутина – невесомые пылинки, подвешенные в воздухе, смешавшиеся с росинками или дождевыми каплями с одной только целью – уловить недобрые мысли, направленные на того, кто разбудил их. Уловив – полыхнет огнем и обратит их против обидчика.

Волшба древняя, вездесущая, потому что исконная, как сам ветер и воздух, им гонимый. Но, как любая волшба, недолговечная. Минует три дня, как от пут не останется и следа, а чтобы собрать новые, потребуется немало времени и сил.

Три дня, которые он попросил у дочери.

Три дня, которые он выпросил у магов времени и самого Хаоса.

Три дня, чтобы предотвратить войну, которая может разрушить все три мира – Явь, Навь и Правь.

Первое, что он почувствовал, – это головная боль: она сжимала виски, опутывала плечи и спускалась от затылка вниз по позвоночнику, к крестцу. С трудом пошевелившись, понял, что последнее, вероятнее всего, из-за затекшего и замерзшего тела – поясницу свело от холода, что-то острое безжалостно упиралось в колено.

Данияр с трудом разлепил веки, приподнялся и… онемел.

Он лежал на камнях. Возле него, словно зубы в акульей пасти, громоздились битый кирпич, крупная галька и булыжники разных размеров, но одинаково пыльные. Данияр нахмурился: он точно помнил, что заснул накануне в постели. Помнил простое деревенское убранство дома, вкусную еду. Помнил пожилую хозяйку, словоохотливого Джафара, ее сына… Сейчас он находился в полуразрушенном строении, в котором почти не осталось никакой мебели, кроме разломанных стульев, грудой сваленных в углу, да старого, в труху изъеденного временем и дождями перевернутого стола без ножек. Фактически это было даже не строение, а его угол – две стены. От остальной части дома остались только провалы, открывавшие вид на ущелье и синевшие за ним острые шпили Кавказа, и несколько булыжников.