Сказки о воображаемых чудесах - Госс Теодора - Страница 44

— На вид просто блеск, — говоришь ты, когда толпа по телику начинает драть глотки, отсчитывая удары часов. — Ты почти закончил.

Хоуи признается (или жалуется?), что головоломка и впрямь сломала ему всю голову. Вообще ему нравятся сложные наборы, в несколько тысяч деталей, когда почти невозможно догадаться, как действовать дальше, — от этого с ума сойти можно, но ему правда нравится. Но почему именно эта картинка? Обычно ему достаются фотопейзажи или какая-нибудь сцена из жизни Дикого Запада кисти Ремингтона.

— Я не то чтобы фанат кошек, — говорит он тебе. — В большинстве своем они просто пронырливые маленькие мерзавцы, ты согласен?

Марти любит кошек, но когда тебя турнули из грузоперевозочной компании Педмонта (Атланта), она вернулась в Спартанберг с твоим сыном, Джейкобом. У него, похоже, аллергия на кошек. Марти оставляет тебе на хранение двух пятнистых чудовищ, которые мгновенно скрываются с глаз, когда ты хочешь их поймать или покормить. В конце концов ты, конечно, их ловишь и везешь к приюту в пластиковой перевозке, которую Марти купила, когда летала из Хартсфилда «Дельтой», или «Истерн Эйрлайнз», или какой-нибудь другой авиакомпанией.

Пенфилд по кличке Зоокоп хочет узнать, как ты лишился работы. Он дает тебе опросник с несколькими вариантами:

а. Сокращение штатов во всей компании.

б. Пренебрежение обязанностями и/или неприемлемое качество работы.

в. Личный конфликте начальником.

г. Подозрение в профессиональной нечестности.

д. Все перечисленное/ничто из перечисленного.

Вы говорите, что имел случай (предполагаемого) сексуального домогательства по отношению к секретарше, чье имя, даже теперь, после электрораздражения мозга (ЭРМ), ты не можешь припомнить. Все, что ты вспоминаешь, — это кошки, настоящие и вымышленные. Все кошки, когда-либо оставившие след в твоем сознании.

После того как тебя уволили, ты отвозишь котов, Прыгушу и Осси (сокращение от «Оцелот») в приют. Когда ты оглядываешься у порога, то подросток, что работает там, окидывает тебя злобным взглядом. Уж не сомневайся. Прыгуша и Осси обречены: никто в этом большом суматошном городе не захочет взять кошку-полукровку. Кошечек девятилетнего Джейкоба ожидает газовая камера (и совсем не потому, что они внесли свой вклад в эту его жуткую астму), но сегодня ты, словно современный Эйхман, абсолютно безразличен к их судьбе. В тебе все словно онемело — все, начиная с молекул.

— Но мы же удалили им яичники, — оправдываешься ты. — Разве это не поможет впарить их какой-нибудь добропорядочной семье?

Ты начинаешь смеяться.

Это что, опять «неадекватный аффект»? Если не считать веселящего газа, под которым тебе вживляли электроды, ты не принимаешь никаких лекарств уже… сам не знаешь, как долго.

Всего через три года после того, как тебя уволили, ты рыдал над непристойными шутками бродяг, а если из газет, служивших тебе простынями, узнавал о смерти старого друга, то пускался в пляс.

Однажды ты захихикал, когда юная негритянка стрельнула у тебя сигарету на парковке методистской церкви: «Чувак, у меня СПИД. Дым меня не убьет. Вряд ли у меня будет время для рака легких».

А теперь Пенфилд снял тебя с нейролептиков. Так что, снова-здорово, старый добрый неадекватный аффект? Или это неприятные последствия ЭРМ? Если стимулировать точки в гипоталамусе, расположенные в полумиллиметре друг от друга, реакции будут совершенно разные (ярость и любовь, страх и напускная храбрость).

— Ну же, Адольф, — говорит Пенфилд, — поделись, что такого смешного?

— Жонглирование кошками, — говоришь ты ему. (Тебя зовут совсем не Адольф.)

— Что?

Стив Мартин в фильме «Придурок». Незаконный вид спорта родом из Мексики. Ну, это шутка такая. Жонглирование кошками.

Из тебя вырывается придурковатое хихиканье. Довольно неприятно. Но на этот раз твое веселье вполне оправданно. Это же комедия. Предполагается, что люди смеются на комедиях. И забудь, что, закрыв глаза, ты воображаешь себя незаконным жонглером кошками. Забудь, что кошки, которые с мяуканьем летают по кругу, — это Осси, Прыгуша, Тай-Тай, Ромео и безымянный котенок-альбинос в зернохранилище твоего покойного дедушки на ферме неподалеку от Монтгомери…

В детстве, когда вы жили в Хейпвилле, из кошек тебе больше всего нравился Тай-Тай, сиамский кот, которого вы с мамой унаследовали от предыдущих владельцев дома. До того как мама окрестила его Тай-Тай, кот носил другое имя. Что-то псевдокитайское, вроде Лунг Си или Мыш Танг. Уезжавшие не захотели брать его с собой, когда их отец получил место на сталелитейном заводе Отего в Пуэбло, штат Колорадо. Кроме того, Мыш Танг был бы не в восторге от снега и льда. Он все-таки зверь Хлопковых Штатов, рожденный и воспитанный на юге.

— Ты — тот, кто ты есть, — говорит мама сиамцу, а он в это время трется о ее ноги в нейлоновых чулках со спущенными петлями. — Но с сего дня именем твоим будет Тай-Тай.

— Почему ты называешь его так? — спрашиваешь ее ты.

— Потому что так подобает называть белых сиамских бедняков, — говорит она.

Лишь через несколько лет ты понимаешь, что Тайланд — это современное название Сиама, а также что к юго-востоку от Олбани есть городок, настоящее болото с гнусом, с названием — именно! — Тай-Тай.

Твоя мамаша — настоящая умница, сообразительная и с причудливым чувством юмора. С чего это папаша решил, что она недостаточно хороша для него? Вот ведь загадка.

Вот как раз ее сообразительность и причудливое чувство юмора ее и укокошили, говорит Зоокоп, подхватывая твое веко пинцетом.

Так или иначе, папаша сбежал в какой-то город собачьих бегов во Флориде. С ним была коренастая крашеная блондинка, бывшая парикмахерша, которая сбросила пару кило и принялась торговать по почте тоником для снижения веса. Его не было девять недель и четыре дня.

Тай-Тай, если обращать на него внимание, вполне сносный компаньон. Он убирает когти, сидя у тебя на коленях. Мурлыкает в допустимом регистре. Подъедает остатки овощей — горох, лимскую фасоль, шпинат — с не меньшей охотой, чем шкурки от бекона или куриные потроха. Куколка, зовет его мама. Джентльмен.

От этой петрушки с ЭРМ в голове все ходуном ходит. События, точки зрения, симпатии — все встает с ног на голову. И последние станут первыми, и первые станут последними. Вот эта зацикленность на кошках, к примеру. Грандиозный перекос. Искаженное представление о той жизни, что ты вел, пока не попал в лапы к Рокдейлской компании, поставляющей биоматериалы.

Разве Пенфилд не замечает этого? Ну вот еще, конечно нет. Он слишком крут, чтобы подвести шишек из Рокдейла. Может, в чем-то он и прав, но ты для него — во всяком случае, сейчас — просто очередной пирожочек в духовке. Если твоя корочка лопнет, когда прибавят жару, ну так и отлично! Подайте мне к нему холодненького. Правосудие свершилось.

Дело в том, что собаки нравятся тебе больше. И даже в детстве нравились больше. Ты приводил домой блохастых бродяг и умолял их оставить. В Нотасулге, Алабама, ты ужасно завидовал Уэсли Дюплантьеру, которого дожидался на школьном дворе похожий на льва чау-чау по имени Симба. Собаки не кошки. До Мыш Танга — Тай-Тая — все кошки шныряют на окраинах твоего сознания. Да и Тай-Тай, даже он попадает к вам с мамашей здесь, в Джорджии, как импровизированный подарок на новоселье. Собаки, мистер Зоокоп. Не кошки.

— На самом деле, Альфред, — говорит Пенфилд, — мне начинает казаться, что на переднем плане твоего сознания были женщины…

После переходного возраста у твоего сознания попросту нет переднего плана. Тебя бомбардируют стимулами. Девичьи лица на рекламных щитах. Девичьи лица на билбордах побольше. Разрезанные на куски тела на плакатах. Кусочек там. Кусочек сям. И это касается не только девушек. Это обо всем сразу. Машины, здания, говорящие головы из телевизора, тучи москитов, следы от самолетов в небе, постоянно меняющиеся мужские голоса в телефоне во время ужина, сцены сражений в вечерних новостях, рок-кумиры, покрытые бесконечным слоем блесток, вся эта трепотня, рассыпающаяся на отдельные фрагменты, чтобы тебе удобнее было ее глотать, мистер Юная-Черная-Дыра-Духовности. Твоя голова — мишень для зенитного огня, которым лупит по тебе свихнувшийся двадцатый век. За исключением времени, когда ты ухлестываешь за какой-нибудь смазливой девицей.