Шестиглавый Айдахар - Есенберлин Ильяс - Страница 41
- Предыдущая
- 41/67
- Следующая
Кулагу был не из трусливого десятка. Всю жизнь он боролся за власть. Он узнал, что никто и ничто не сможет серьезно покачнуть ханство, пока у него в руках крепкая дубина – сильное и преданное войско. Этой дубиной только надо уметь владеть. Последние события показали, что ильхан еще не забыл, как ею надо пользоваться.
Ильхану нездоровилось. Болезнь поселилась в его теле больше года назад, но он старался не поддаваться ей и не ложился в постель, не отстранялся от дел.
Ранней весной Кулагу побывал в войске, которое готовилось встретить Ногая, идущего со стороны Северного Кавказа. Здесь в основном находились воины, которых прислал ему Кубылай. Свое войско он отдал под предводительство малдшего брата Тогуз-хатун. Они противостояли Бейбарсу.
Лашкаркаши войска Золотой Орды Ногай пришел на земли Азербайджана не тем путем, которым в свое время Субедэй и Джебе. Северным берегом Хозарского моря Ногай провел свои быстрые тумены к Дербенту.
Кулагу не ожидал, что лашкаркаши Золотой Орды решится на подобное. Ведь когда-то Железные ворота едва не стали местом гибели монгольского войска, теснимого грузинским царем.
Но Ногай поступил именно так. Во время зимних холодов по льду реки Дербент он провел своих воинов через Ширванское ущелье и разгромил первые, пока незначительные отряды ильхана.
Действия Ногая насторожили Кулагу – так мог поступить только опытный и решительный воин, и потому он двинул навстречу ему большое войско.
Но Ногай, овладев Дербентом, не спешил вступать в сражение. Трудно было угадать, что сдерживает его. Ильхан решил, что лашкаркаши ждет подкрепления из Золотой Орды, и допустил новую ошибку. Часть воинов – грузин и армян, привыкших и умеющих сражаться в горах, – он отправил в помощь сыну. И тогда Ногай, словно нарочно ожидавший этого момента, двинул свои тумены навстречу войску Кулагу. Воины его за время долгого сидения в Дербенте были обучены ведению пешего боя и штурму городских стен, потому-то Ногай легко сломил сопротивление встречных небольших крепостей.
Горько сознавать ильхану, что он ошибся, считая, что без дополнительного войска Ногай не решится идти вперед. Поспешно двинулся он сам навстречу врагу, но было поздно. Стремительные тумены лашкаркаши уже вышли на предгорные равнины Ширвана, а это означало, что конница Ногая получила вновь преимущество перед войском Кулагу, состоящим в основном из пеших воинов.
Несмотря на свой большой опыт, Кулагу проиграл первую битву, и только своевременно подошедшее на помощь войско спасло его от полного поражения.
Усталый и злой вернулся в свою ставку ильхан. Впервые он потерпел такое поражение, и впервые пришли горькие мысли, что у него далеко не прежнее по силе войско. Раньше оно состояло из кочевых народов: монголов, кипчаков, туркменов-сельджуков и других племен с берегов Джейхуна. На них можно было положиться. Покоренные же местные народы никогда не смогут стать надежной опорой власти.
Кулагу почувствовал, как все больше тревога за день завтрашний охватывает его. Он мысленно пребирал всех нойонов. Среди них не нашлось ни одного, равного по таланту Субедэю или Джебе, у которых он когда-то сам учился завоевывать земли и народы.
Есть Сариджа, Буралги, Заган… Но им далеко до нойонов, которые были у Чингиз-хана или Угедэя. Те могли разрушать горы и превращать камни в пыль. Умер Журмагун, и больше нет Байжу.
Нойон Байжу… Его убил его собственный язык. Когда-то он водил тумены на Багдад, затем заставил трепетать весь Иран. Сделал он это руками грузин и армян, но всю славу, весь успех захотел взять себе.
Это задевало честь Кулагу и всех чингизидов.
Ильхан пытался одернуть нойона, но все было впустую. А потом до Кулагу дошли слова Байжу о том, что если тот захочет, то все войско пойдет за ним и ничего не останется от Орды ильхана. Терпению пришел конец. Кулагу велел убить нойона.
Только сейчас вдруг закралась запоздалая мысль, что, возможно, Байжу и не говорил этого. Быть может, завистники оболгали его? Но тогда не было времени раздумывать, потому что воины действительно любили Байжу, он был лашкаркаши-тамой и щедростью умел завоевать сердца подчиненных ему нойонов. Кара свершилась.
Как был нужен Байжу сейчас, в это суровое время, когда Ногай мог в любой день оказаться под стенами Шемахи, а это бы означало, что большая часть Кавказа отныне в его руках, и удастся ли ее когда-нибудь вернуть – никто бы не взялся предсказать.
В походах и битвах поредело пришедшее с ним когда-то с берегов Керулена сорокатысячное войско. Многие монголы взяли себе в жены местных женщин и стали жить так, как было принято здесь.
Хан Кубылай дал в помощь три тумена, но много ли в них настоящих монголов? Да и тех, что были, пришлось разделить, послав кого против Ногая, а кого против Бейбарса.
Болезнь все чаще давала о себе знать, и Кулагу уже подумывал, кого вместо себя можно поставить во главе войска, сдерживающего Ногая.
Долгими бессонными ночами он перебирал в памяти своих нойонов, мысленно взвешивал и сравнивал достоинства каждого. Предводитель должен был быть опытным, хитрым, умеющим действовать быстро и уверенно, как бы ни сложились обстоятельства. Очень бы пригодился сейчас Байжу…
Кулагу вдруг вспомнил о его сыне, темнике Адаке. Закрались сомнения: а не сжигает ли того жажда мести за казненного отца, не ждет ли он мгновения, когда можно будет сполна отплатить ильхану? И сразу же Кулагу успокоил себя, потому что знал – быстрое возвышение, великая милость гасит любой пожар в душе человека, мечтающего о почете и славе. Потомки Чингиз-хана умели находить в людях самые уязвимые места, умели вчерашних врагов превращать в самых преданных и верных.
В шатер вошла любимая жена Кулагу – Тогуз-хатун. Ильхан невольно залюбовался ее плавной походкой, смуглым свежим лицом. Когда его отец Тулли взял Тогуз-хатун младшей женой, ей было всего тринадцать лет. С тех пор минуло тридцать лет, но Тогуз-хатун не утратила своей красоты и обаяния.
Подойдя к ильхану, она опустилась на колени у его ног и с тревогой заглянула в лицо:
– Великий хан, вам плохо?
Кулагу устало провел рукой по лицу. Последнее время болезнь действительно все чаще напоминала ему о себе. По утрам кружилась голова и противная слабость охватывала все тело. Он ласково посмотрел на Тогуз-хатун и невесело усмехнулся:
– Наверное, ко мне уже никогда не вернутся силы…
Тогуз-хатун, не отрываясь, встревоженно смотрела на ильхана.
– Если бы я смогла взять твою болезнь, я, не раздумывая, сделала бы это…
Кулагу верил этой женщине. Она никогда не лгала ему. Все трудности и невзгоды они всегда делили на двоих.
– Тебе не надо болеть… – тихо сказал ильхан. – Расскажи лучше, что нового слышно в Орде?
– Время пока еще милостиво к нам, – сказала Тогуз-хатун. – Все остается по-прежнему. Отряд твоих воинов задержал в горах кипчаков, бежавших из Золотой Орды. Говорят, что среди них есть ромей, известный мастер. Он умеет строить дворцы и храмы. А его жена…
– Кто сказал? Он сам?
– Нет. Нашлись люди, которые его знают.
– Почему они бежали от хана Берке?
– Ромея легко понять – он тоскует по родной земле, женщину – тоже. Любовь может увести на край света. У кипчаков же спроси сам…
– Хорошо. Я выйду к ним.
Тогуз-хатун лукаво улыбнулась:
– Великий хан стареет… Он ничего не спросил о женщине…
– Минули те времена, – нахмурясь, сказал Кулагу.
Ильхан всегда был сдержан и краток в разговоре, но сегодня, всматриваясь в его лицо, Тогуз-хатун увидела глубоко запавшие глаза, ввалившиеся щеки и поняла, что Кулагу действительно сильно болен и земные радости едва ли интересуют его. Она от всего сердца пожалела своего повелителя.
Кулагу накинул на плечи чапан и вышел из шатра.
Пленники стояли тесной кучкой, и, когда нога ильхана ступила на разостланный у входа яркий ковер, нукеры, охранявшие их, ударами сабельных ножен заставили пленников упасть на колени. И хотя Кулагу не спросил ничего у Тогуз-хатун о женщине, он первой, словно белого лебедя в стае серых гусей, увидел именно ее. Взгляд ильхана равнодушно скользнул по лицам остальных и сразу же выделил ромея. Ромей отличался широкими мускулистыми плечами, тонким лицом, хотя одет он был, как и все пленники, в кипчакские одежды.
- Предыдущая
- 41/67
- Следующая
