Шестиглавый Айдахар - Есенберлин Ильяс - Страница 23

• Предыдущая
• 23/67
• Следующая

Камни для насыпного моста брали в трех фарсахах от реки. Нескончаемая вереница измученных, голодных и оборванных людей день и ночь двигались от горы к берегу.

Но Темир Мелик не дал монголам довести до конца задуманное. Каждую ночь двенадцать лодок доставляли его воинов к переправе, и те разрушали уже построенное. Зажигательные стрелы монголов ничего не могли поделать с лодками, укрытыми кошмами, обмазанными сырой глиной.

На острове начался голод, и тогда Темир Мелик посадил своих воинов в лодки и решил плыть вниз по Сейхуну.

Страшным было это плаванье. По обе стороны реки их преследовали конные монгольские отряды и осыпали лодки градом стрел в тех местах, где русло реки становилось узким.

Все меньше воинов оставалось у Темир Мелика, а у крепости Джент их ждало новое испытание. По приказу Джучи монголы надули воловьи шкуры, скрепили их стволами деревьев и перегородили Сейхун крепким плавучим мостом.

Высадившись на берег, Темир Мелик с небольшим отрядом ушел в пески Кызылкумы. Но погоня продолжалась. Враги настигли израненного, истекающего кровью батыра. Их было трое, он остался один. Лежа под кустом саксаула, уже не в силах передвигаться, Темир Мелик крикнул монголам:

– Вас трое, а у меня три стрелы! Если хотите жить – поворачивайте обратно!

Пораженные его мужеством, думая, что он все равно обречен на смерть, воины, посовещавшись, ушли.

Но Темир Мелик не погиб. Ему удалось добраться до Хорезма. По повелению Мухаммеда он возглавил войско, обороняющее Ургенч. И здесь о его мужестве рассказывали легенды.

Когда стало ясно, что Хорезм обречен, Темир Мелик вместе с сыном шаха, бесстрашным Джалал ад-дином, в сопровождении трехсот воинов ушел в Хорасан.

Так это было в те далекие годы. Ходжент, разрушенный, залитый кровью побежденных, Джучи подарил пятнадцатилетнему Берке. Вместе с братом Беркежаром он воспитывался у одной из жен Джучи – Ханикей-бегим-бекринки, принявшей мусульманство. Здесь, постоянно окруженные учеными улемами, они стали ревностными последователями ислама.

Шло время. Беркежар сделался правителем Сузака, а Берке, по совету отца оставив Ходжент своей мачехе Ханикей-бегим, ушел с ним в кипчакские степи.

И вот теперь, когда Берке стал великим ханом Золотой Орды, мысли его все чаще возвращалиь к Ходженту, Бухаре и Самарканду.

У Берке, мечтающего сделать Золотую Орду вновь сильной и великой, объединить все земли и народы под знаменем ислама, были свои планы. Он верил, что только ислам поможет ему свести счеты со своими противниками, такими, как Кулагу.

Задуманное нельзя было откладывать. Но с чего начать? Основное войско Орды состояло из кипчаков, татар, булгар, гузов, аланов и из других кочевых племен, завоеванных монголами. Эти кочевые народы трудно было причислить к истинным мусульманам. Они не имели ни мечетей, ни медресе. Среди них мало было людей, которые бы, как требовал того ислам, пять раз в сутки читали намаз. Трудно, почти невозможно из таких людей сделать защитников веры.

Нет. Начинать надо было с городов Мавераннахра. Здесь большинство городских жителей были настоящими мусульманами. Здесь строились мечети и медресе, а улемы, мюриды, имамы крпко держали народ в руках.

Берке хотел прославить свое имя и показать миру, что среди потомков Чингиз-хана только он один надежда и опора ислама. Хан надеялся привлечь на свою сторону духовенство, призвать его в Дешт-и-Кипчак, чтобы оно служило в построенных им мечетях по городам Золотой Орды и учило кочевников законам ислама.

Для того, чтобы скрыть до поры до времени свои истинные замыслы, хан Берке объявил, что отправляется в Бухару познакомиться с великими богословами этого города и оказать им свое ханское покровительство.

Была и еще одна причина для поездки, но о ней хан пока молчал.

После покорения Мавераннахра Чингиз-хан разделил между своими сыновьями и внуками захваченных в плен ремесленников. Получил свою долю и Джучи.

В Бухаре жило около пяти тысяч золотых дел мастеров, кузнецов, строителей домов и мечетей, которые принадлежали Орде. Были такие люди в Ходженте и Бенакенте. Все, что они производили, вся плата за их работу должна была поступать в казну Орды. Но в последние годы золотой поток обмелел, и Берке подозревал, что тут не обошлось без вмешательства потомков Джагатая и Угедэя, которые утаивают часть того, что по праву должно принадлежать ему. Подобное прощать было нельзя.

Весной следующего года в сопровождении десятитысячного войска хан Берке прибыл в Бухару.

С подобающим хану почетом у западных ворот его встретил Мусабек – даргуши города, похожий обликом на перса. Ревели сырнаи и карнаи. Непривычные к этим звукам, храпели, вставали на дыбы кипчакские кони.

После того как были произнесены слова приветствия, Мусабек еще раз низко поклонился Берке:

– Великий хан, разрешите отвести вас и ваших доблестных воинов в ставку, которую мы устроили вне стен города…

Берке нахмурился:

– Разве в городских дворцах нам нет места?

Даргуши замялся:

– В городе есть дворцы, но, великий хан…

– Говори! – властно приказал Берке.

Мусабек поднял голову и посмотрел в лицо хана своими пронзительными темными глазами.

– В городе неспокойно… Узнав о вашем прибытии, горожане со вчерашнего дня забурлили, точно вода в казане. Особенно ремесленники и мастеровые, которые принадлежат Золотой Орде.

– Чем недовольны они?

– Люди говорят, что все заработанное уходит в Золотую Орду… Нечем кормить жен и детей… Они говорят: «Пусть хан или пожалеет нас, или прикажет вырезать».

Лицо Берке перекосилось от ярости.

– Истосковались по резне!.. – зло прошептал он. – Они хотят напугать меня. И ты советуешь мне остановиться за городом?..

– Зачем дразнить собак?..

– Нет! – сказал Берке. – Я не поверну своего коня! Я научу их встречать своего повелителя! – И, повернувшись к Салимгирею, приказал: – Веди караван!

В горле хана клокотал, бился гнев.

Медленно втягивался в городские ворота караван. Воины в сверкающих кольчугах, на темно-рыжих конях, окружавшие хана, взяли на изготовку длинные копья.

Густые сумерки окутывали город. От журчавших арыков тянуло влажной прохладой, и в темных садах пели соловья. На черном бархате неба вспыхнули большие мохнатые здвезды.

Впереди процессии ехали даргуши Мусабек и сотник Салимгирей.

Жуткая, непривычная тишина окружила всадников. Берке сделалось не по себе. Он, степняк, всегда ненавидевший тесноту городов и знавший их только в моменты яростных битв, поежился. Может быть, следовало послушаться даргуши и отложить вступление в город до завтрашнего дня?

Улица, ведущая к городской площади, вдруг сделала поворот, и Берке от неожиданности даже вздрогнул, натянул повод коня. Улица была полна народу. Люди стояли молча, и тысячи чадных факелов пылали над их головами. Отблески пламени метались по лицам, по одежде, и оттого казалось, что толпа колышется тяжело и грозно. Непривычной и жуткой была для хана эта картина.

Телохранители сомкнулись вокруг Берке, выхватили из ножен кривые сабли и подняли их над головами. Алые отблески пламени заиграли на лезвиях.

Толпа молчала, и отступать было некуда. Только выдержка могла спасти в этот миг золотоордынцев, потому что на узких улочках города они не смогли бы развернуться для битвы. Оставалось двигаться в неизвестное, и, пересилив себя, Берке дернул повод, послал коня вперед.

Молча расступилась толпа, пропуская хана. Тревожно храпели кони, косили влажными большими глазами на людей, кровавые всполохи тысяч огней играли в их зрачках.

Уже не тревога, а ужас овладел всем существом Берке. Он понял: стоит кому-нибудь в толпе бросить клич, и живая река раздавит и его самого, и нукеров с обнаженными саблями. Боя не будет. Все кончится в один миг.

Но люди безмолствовали. Караван вышел на главную площадь, и, когда казалось, что все уже позади, из боковой улицы хлынула новая огненная река и преградила путь.

• Предыдущая
• 23/67
• Следующая