Банкет на перекрёстке (СИ) - Кондратьев Вадим - Страница 6

Ветерок то и дело прогонял по речной глади мелкую рябь, и она, искрясь, бежала к дальнему берегу, где ивы сонно качали поникшими ветвями. Макар впал в блаженное состояние, когда городская суета начинает потихоньку отпускать, и приходит ощущение давно забытой гармонии. Он прилёг на мостки, подсунул под голову край сумки и уставился в плывущие над рекой облака. Ветер и птичий щебет навеяли строчки старой песни…

Песня потянула за собой воспоминания о Дарьке, и ощущение гармонии дрогнуло. Отступившая будничная суета освободила место для тоски, которая никак не хотела лечиться временем и только ждала часа, чтобы нахлынуть с новой силой. Макар поднялся, глубоко вздохнул в тщетной попытке избавиться от тяжести в груди. Двинулся к воде, стараясь хоть чем-то отвлечься. Как говорил дядька Селидор, мужчина в тоске опасен… прежде всего для самого себя. Глядя на стайки мальков и снующих на поверхности водомерок, уловил движение на дне у самой кромки воды. Присмотревшись, разглядел круглые панцири щитней. Древние обитатели русских рек лежали на мелководье, изредка хватая микроскопическую живность и снова замирая на серо-жёлтом песке. Выходит, ещё не вымерли, подумал Макар с улыбкой. Он протянул руку, чтобы взять самого крупного, но щитни снялись с места и, взбив облачко песка, улепетнули в глубину.

Макар двинулся назад к сумке, чувствуя как этот тихий уголок природы укутывает тоску своим умиротворением, и она, свернувшись калачиком, затихает до времени в дальнем закоулке сердца. Через некоторое время к щебету птиц примешался непонятный звук, будто кто-то засунул в воду работающую на малых оборотах бензопилу. Скоро звук стал ближе, и из-за поворота вынырнуло странное сооружение. Казалось, что по реке скользит полузатопленное бревно с накиданным на него ворохом веток. Плавсредство заложило лихой вираж и, рассекая речную гладь, понеслось к мосткам. За десять метров гул двигателя изменился, и необычная посудина, резко сбавив ход, мягко коснулась мостков.

Макар едва сдержал улыбку. Над утыканной ветками маскировочной сетью возвышалась голова всё того же мото-лётчика. Стрекозиные очки на сей раз были сдвинуты на лоб, а на корме под сеткой проглядывал знакомый каркасный рюкзак, к которому прибавились несколько картонных ящиков, перетянутых скотчем цвета хаки. Протянув руку в краге, мото-лётчик взялся за край мостков и оглядел Макара, будто увидел в первый раз.

— Тебя на воде не укачивает? — спросил он без церемоний. — А то у меня тут чисто…

— Никак нет, — ответил Макар, рассматривая сквозь камуфляж странный железный катер, испещрённый чёрно-зелёными пятнами. — А вы и есть Кусто?

Мотолётчик еле заметно кивнул.

— Я и есть Кусто! Ты и есть Макар, — он нетерпеливо хлопнул по высокому фальшборту. — А это и есть «Калипсо»… Залазь, опаздываем!

Он ткнул пальцем позади себя.

— Багаж суй под сетку. Сам упакуйся так, чтобы башка выше веток не торчала.

Макар, не мешкая, запрыгнул на борт и, запихав сумку под маскировку, опустился в кресло, явно снятое с какой-то легковушки.

Кусто бросил взгляд на часы приборной панели и, оттолкнувшись от мостков, вдавил педаль газа. Посудина резво взяла с места и, демонстрируя мощь двигателя, понеслась по изгибам русла.

Макар задумался о мерах предосторожности, предпринятых мото-лётчиком Кусто с момента выхода из поезда. Макар не видел и, следовательно, не может рассказать или показать ни дом на полустанке, откуда выехал Кусто на мотоцикле, ни место где базировался его катер. Такая простая, но действенная конспирация, вкупе с мощным камуфляжем «Калипсо» настраивала на весьма нешуточный лад. Макар давно догадался, куда едет по вызову Ждана, но только сейчас почувствовал, что путешествие может оказаться гораздо серьёзней, чем можно было предполагать по скупым слухам, что доходили на материк из легендарной и таинственной зоны отчуждения. Романтический настрой вмиг улетучился, и внутри начала взводиться адреналиновая пружина.

Макар покосился на сосредоточенного Кусто. Тот не сбавлял газа и цепко держал взглядом извилистый фарватер. Отвлекать его разговором не стоило, посудина летела по извилистому лабиринту проток, которые то вытягивались в широкие ленты, то сужались и сворачивались в узкие кудели, зажатые мощными стенами камыша. Макар тоже стал смотреть прямо по курсу, изредка поглядывая на утреннее солнце, которое то светило в глаза, то оказывалось за кормой.

Скоро катер выскочил на широкую воду и некоторое время мчался по руслу в полторы сотни метров шириной, обрамлённому невнятными, заросшими осокой берегами. Кусто покрутил головой и потянулся к лежащей рядом с сиденьем фляжке. Зажав под мышкой, скрутил крышку и, отпив, протянул пассажиру. Макар принял посудину, понюхал.

— Я за рулём не пью, — прокомментировал Кусто не глядя.

Макар отхлебнул и ощутил вкус холодного мятного чая. Отхлебнув ещё, закрутил крышку и положил фляжку на прежнее место.

Навстречу стали попадаться облупившиеся бакены. После пятого бакена потянулось однообразное русло с более-менее чёткой береговой линией. Километра через три Кусто резко принял влево и, сбросив газ, ввёл катер в извилистый приток Припяти. Двигатель заработал на удивление тихо, но катер продолжал идти против течения с приличной скоростью. Поднявшееся над лесом солнце разогрело утреннюю дымку, и видимость заметно увеличилась. Поглядывая на берега, Кусто сладко потянулся и, откинувшись в кресле, закурил. Макар воспользовался моментом и решил задать давно вертящийся на языке вопрос.

— А Ждан давно в Зоне?

Кусто замер с сигаретой в зубах, покосился на Макара.

— Ждан?

— Ну да, мы же к нему едем?

Кусто в замешательстве двинул бровями.

— Аа-а, Ждан?.. С полгода точно. А там кто ж его знает, может и давнее? На лбу не написано.

Макар понял, что в зоне не принято интересоваться прошлым, и вся информация ограничивается тем сроком, который прошёл с момента личного знакомства. Поспешив сменить тему, припомнил пару газетных репортажей и задал нейтральный вопрос.

— А как там сейчас с мутантами?

— Уже не там, — проворчал Кусто. — Уже тут. По Зоне идём. По самой что ни на есть Зоне.

Макар повертел головой, не видя каких-то особых признаков легендарной Зоны. Переформулировал вопрос.

— Правда, что тут в Зоне так хреново, как рассказывают?

Лодочник недовольно хмыкнул.

— Нормально тут. А уж чё кому рассказывают, то слушать надо. Бывает и правду говорят, а бывает и бред.

— Ну, рассказывают, в основном, про мутантов, — пояснил Макар. — И, в основном, ужасы один другого страшнее.

Лодочник кивнул, как давно устаревшему анекдоту. Не переставая зорко следить за берегами, затянулся, качнул головой.

— Про мутантов больше брешут, — буркнул он и пустил дым по ветру.

Помолчав немного, ещё раз затянулся и угрюмо заговорил.

— Зона — их дом родной. Пусть не ласковый, пусть жестокий, но дом — не больше и не меньше, и другого у них попросту нету. И человека сюда никто не приглашал. Потому что человек тут на фиг никому не нужен. Хватает и того, что этот человек со своими научными экскрементами здесь нахреновертил.

Кусто отправил окурок за борт, и в такт словам стал тыкать в колено указательным пальцем.

— Более того! Человека сюда и не пускают. Причём для его же блага, всячески оберегая этот зажравшийся венец творения. Но венец творения сюда, сука, прёт и прёт, как голодный на буфет. Спрашивается: зачем прёшь, человече?

Кусто, не прекращая следить за берегами, поднял палец к небу.

— А ясно зачем! За наживой прёшь! За выгодой! Не считаясь, сука, ни с обитателями, ни с хозяевами этой бедной изуродованной земли! Прёшь, гад, убивать для развлечения! Прёшь ковырять в этой земле её болячки. Чтобы на этих болячках нажиться…

Он опустил руку на руль и продолжил усталым голосом.