Чужое сердце или проклятуха поневоле (СИ) - Дмитриева Виктория - Страница 19

Пока я пыталась надышаться свежестью утра после пыльного и душного помещения, меня куда-то «провожали». Рассмотреть всё как следует не получилось. Почти сразу после выхода на улицу я заметила здоровяка с бородой, который внимательно таращился на меня. Что-то подсказывало мне, что именно этот бородач вчера и выступал в роли носильщика. Ещё на улице были девушки, они двигались в том же направлении, что и мы с брюнеточкой.

Место, в котором я ночевала, оказалось боковой частью двухэтажного здания, слишком уж фундаментального для деревни. И тут меня осенило. Да это же сельский Дом Культуры! Конечно, что же ещё? В советских фильмах про колхозы и целину всегда было что-то такое основательно белокаменное пусть даже и аккурат посреди деревень. Когда мы с бабушкой смотрели нетленку про казаков с Кубани, мне ещё было непонятно почему директора колхозов ссорились из-за покупки рояля. Зачем он им в деревне? Как рояль в избе стоять будет? А бабушка мне объясняла, что это для Дома Культуры…

Было бы здание монументальнее, можно было бы предположить, что это какая-то барская усадьба, оставшаяся ещё с дореволюционных времён, но нет, не слишком похоже. Серпы вон всякие на облупившемся фасаде, барельефы колхозниц со снопами. Ну, точно… Дом Культуры. И если о том, что он делает посреди заброшенной деревни, я ещё могу строить догадки, то откуда взялось столько беременных молчаливых женщин — нет.

Пройдя через центральный вход, выделенный двумя квадратными колоннами с барельефами грудастых барышень в платках, я оказалась в холле. Его наводнили уже знакомые мне женщины, сидевшие на каких-то тюках или пуфах по форме напоминающих большие тыквы. «Общество» насчитывало примерно полтора десятка персонажей разного возраста в диапазоне лет до сорока. Все женщины были довольно привлекательными и многие со следами инъекций красоты, татуажем и, хотя балахоны с вышивкой не давали сильно разглядеть фигуру, я была уверена, что видела парочку девиц с силиконовыми имплантами в самых разных местах.

Мне жестом предложили пуф-тыкву, и я заняла место недалеко от двери. Бежать пока не собиралась, потому что понимала, что далеко на своих двоих отсюда не удрать. Опять же на улице слоняется громила с бородой, который как-то слишком внимательно меня разглядывал.

А, хотя нет. Вот он. Зашёл в помещение и прислонился к двери, отрезав даже робкие мысли о побеге. Громила стоял на расстоянии вытянутой руки и зыркал на меня. Странно так зыркал, будто узнать пытался или запомнить. Может местный художник и сейчас предложит написать мой портрет? А то что это всё о плохом, да о плохом думаю.

Размышления прервались из-за звука аплодисментов. «Общество» начало хлопать в ладоши с энтузиазмом пятилетних детей, впервые попавших в цирк на представление со слонами и жирафами. По ступеням широкой центральной лестницы со второго этажа спускался человек. Похоже, что это был мужчина снова-таки в традиционном для этих мест балахоне.

Свет, проникая из большого окна над площадкой лестницы, бил в спину спускающегося, играя солнечными зайчиками на золотой вышивке струящейся в пол ткани его одеяния. Мужчина вскинул руки, принимая овации. Позёр, блин. В животе с робкой надеждой завозилось отвращение, но так и не смогло перерасти в гнев, дающий силу, а иногда и проклятия.

Когда появившийся сложил ладони перед собой и слегка поклонился, холл наполнился хорошо отрепетированным криком.

— Приветствуем тебя, Лучезарный, — отрапортовали девушки.

Какой уж тут гнев, я тихонечко заржала. В книгах обычно в такой ситуации пишут «прыснула», но какое-то это странное слово, отдающее детским: «намочить трусишки». Итак, я заржала и сразу подавила свою реакцию, закрыв рот кулачком. Кашляю, подавилась, мало ли. Бородатый громила всё ещё не сводил с меня глаз, так что как минимум не стоит давать ему повод. На что именно? Да ни на что ему не нужно давать повод. Тут уже явно в воздухе запахло сектой, и пусть в таких делах у меня опыта нет, но я точно знаю, что хорошим всё вот это вот обычно не кончается.

А вот и Лучезарный стал обходить свою паству. Хозяйскими движениями он гладил женщин по головам, щекам, наклонялся послушать животик, теребил за щёчки, целовал в лоб и вот дошёл до меня.

— Встань, дева, — обратился он ко мне.

Я молча поднялась, стараясь не ржать. Для этого тащила из памяти все грустные воспоминания. О Вите и Хане не думала, потому что тревогу кормить в этой ситуации было нельзя. Я вспоминала ребят, с которыми лежала в больнице, многие из них не дожили до сегодняшнего дня и это было по-настоящему грустно.

— Открой своё имя Лучезарному Василию, — он взял меня за подбородок, пристально глядя в глаза.

Не ржать становилось труднее. Он вообще видел себя в зеркало? Там же типичное лицо Васгена, но никак не Василия. Насчёт лучезарности уж я там не знаю, но вот недалеко от нашего НИИ был ларёк с шавухой, куда Гена водил меня иногда перекусить. Так там мужик работал, ну вот почти точная копия. Приземистый, темноволосый, с вечной щетиной и бегающими карими глазками, загорелый восточный мужчина, который представлялся как Халк. И пусть сам он был обычного цвета, но зелёных людей после его кебаба я действительно видела пару раз в ИЧ, потому мы с Геной и переметнулись к Гале, торгующей пирожками с капустой и другой домашней выпечкой. Сосиски в тесте в её вагончике были отменные, да и слойки с яблоком всегда свежие и сочные.

— Дева, я задал вопрос, — уже как-то слегка агрессивно обратился Лучезарный, сильнее сжимая пальцами мой подбородок.

Как-то он смотрел на меня нехорошо. Насквозь, в заднюю стенку черепа. Гипноз? Магнетизм? Эта хрень мне в любом случае не нравится, чем бы она не была. Какого-то особого воздействия от подобного взгляда я не ощущала, но это и не удивительно, если учитывать мой «анамнез». Вряд ли можно загипнотизировать человека, у которого тихо шифером шурша, уже давно и успешно едет крыша.

— Маша, — ляпнула первое, что пришло в голову.

— Прекрасно, — улыбнулся он, — воистину благой день, среди нас появилась дева по имени Мария. Воистину это божий промысел.

И вот тут мне что-то уже стало не смешно. Совсем. Снова стало жутковато. Я одна. В непонятной заброшенной деревне, окружённой лесом. Вокруг куча блаженных беременных баб, бородатый вышибала и неславянской внешности мужик с замашками перста господнего, именующий себя Лучезарным Василием. А я то наивная думала, что нападение в поезде- это проблемы или появление зверушки с треугольными зубами. Что ж, похоже, оставшиеся два дня на размышления мне не понадобятся. Пора звать Пепи, сама я с этой чудо-дурки не соскочу. Но вот вопрос, а как оповестить чумовых прямо сейчас, не дожидаясь пока истечёт положенный срок на раздумья. Блин, блин, блин!

Лучезарный оставил в покое мой подбородок и отошёл на небольшое расстояние, плавно поворачиваясь вокруг себя. Это было похоже на демонстрацию или бездарную попытку выступления актёра из провинциального ТЮЗа в столичном драмтеатре. Так и хотелось крикнуть, что он переигрывает! Лучезарный вздымал руки и опускал их, ну, ей-богу, подготовка к взлёту, не иначе. Тело мужика, видимо, инстинктивно просится вслед за улетевшей кукухой.

— Я — Пророк господа нашего, — начал он, наконец остановив свой «полёт».

— Да! — с энтузиазмом закричали в один голос присутствующие и захлопали.

— Я приведу в этот мир нового Христа, — продолжил Лучезарный, выбрасывая руки вперёд в движении сильно похожим на приветствие Гитлеру.

— Да! — поддержали дурные бабы.

— Я — Василий Лучезарный, отец, брат, муж ваш и святой дух, — логики в словах

«Пророка» становилось всё меньше.

— Да! — послышался визг сомнительного экстаза.

— Вы — богоматери Христовы, — пустился Лучезарный уже в полный бред.

— Да! — рассыпалась искрами чужого восторга кульминация этого шедеврального идиотизма.

— Понятненько, — тихонечко подытожила я, поджимая губы уточкой внутрь.