"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Конофальский Борис - Страница 15
- Предыдущая
- 15/1025
- Следующая
У ворот монастыря, на бревнах и пеньках, сидели люди. В основном бабы с детьми, но были и мужики. Все хворые и один увечный, с замотанной в окровавленную тряпку рукой. Его поддерживал мальчишка.
Еган спрыгнул с коня и постучал в дверь. В двери открылось небольшое окошко.
— Моему господину нужно к брату-лекарю, — сказал он.
Ворота открылись, и солдат въехал во внутренний двор монастыря. Толстый монах закрыл за ними ворота.
— Отец, а когда отец Ливитус посмотрит раны моего господина? — спросил слуга у толстого монаха.
— Братья трапезничают, — сообщил тот, — а после будет молебен, а после он вас примет. До вечера примет.
— Мы приехали из Рютте, нам бы до вчера обратно успеть. Может, позовешь отца Левитуса? — заискивающе произнес Еган.
— Сын мой, сюда все приезжают издалека. Всем нужен то отец Ливитус, то брат Иорис. А у нас сейчас трапеза, а затем молебен, — монотонно и пискляво бубнил монах. — Хотите, станьте под навес и ждите. Я и так пустил вас внутрь, хотя все страждущие ждут за воротами.
Волкова взбесил этот монах. Возможно, потому что под промокшим плащом, под холодной кольчугой боль в плече заметно усилилась. Он подошел к монаху, наклонился, схватил за шкирку и произнес прямо в лицо:
— Будь добр, жирный брат мой, сходи за отцом-лекарем и скажи, что человек, который получил ранение в схватке с дезертирами, просит его помощь. А иначе этот человек слезет с коня и тебе самому потребуется помощь отца Ливитуса. Ты понял, брат мой?
Монах скорчил елейную физиономию, закатил глазки и смеренным голосом ответил:
— Сын мой, а стоя перед вратами обители Господа нашего, что ты скажешь привратнику, когда спросит он тебя? А не обижал ли ты служителей Господа?
— Мой жирный брат, я отвечу привратнику, что почти двадцать лет воевал с еретиками и пару десятков их отправил в преисподнюю. А кости я переломал только одному жирному, спесивому монаху, который отказывал воину Божьему в сострадании.
— Не пойду я, господин, в трапезную. Пусть ваш холоп сам за Ливитусом идет, — ответил монах и обиженно ушел.
Ливитус был стариком лет шестидесяти, не утративший, в свои года зубов и рассудка. После того, как Еган и совсем молодой монашек помог Волкову раздеться, отец Ливитус стал трогать и мять плечо. Он поднимал его руку вверх, отводил в сторону, чем причинял солдат боль. Но тот терпел.
— Да, господин, кто же вас так крепко приложил? И, главное, чем?
— Секирой.
— Секирой? И вы выжили?
— Я был в кирасе и бувигере. Знаете, что это?
— Хе-хе-хе, знаю, господин рыцарь, знаю.
— Я не рыцарь. Я простой солдат.
— Ах, вот как. Алчущий сольдо. Брат-солдат.
— Да. Брат-солдат.
— Ну, что ж сказать. С плечом у вас не все так плохо, как казалось.
— А, что, могло быть хуже?
— Осколочный перелом намного хуже. Но хорошего у вас тоже мало. Повреждена суставная сумка. И, кажется, вам, брат-солдат, придется искать другой хлеб, ибо ни щит, ни лук так хорошо, как раньше, вы держать больше не сможете. — Он повернулся к молодому помощнику. — Связывающую тугую повязку на ключицу и плечо и примотать к торсу. Бодягу и выварку шиповника с райской кашей под повязку каждый день. Покажи слуге господина солдата, как накладывать повязку, а я посмотрю ногу.
Молодой высокий монашек с огромными глазами смотрел на солдата с благоговением и начал учить Егана, как накладывать повязку. А отец Ливитус, осмотрев ногу, спросил:
— Кто шил? Чем обрабатывали? И зачем рану смазывали дегтем с медом? Вы ж не лошадь. Чем присыпали?
— Чистотелом, — ответил Еган.
— А шил ты? — спросил монах у Егана.
— Не-е, девка одна, дочь трактирщика.
— Молодец девка, дочь трактирщика. Замуж ее возьми.
— Да я уже женат.
— Слава Богу, рана не воспалилась. Добрый знак. — Сказал монах. — Дегтем мазали? Наверное, коновал насоветовал. Это лишнее, брат Ипполит даст мазь, и ждем три дня. Если жара не будет — значит, все хорошо.
— Я смотрю, вы сведущи в ранах, — заметил солдат, левую руку которого брат Ипполит затягивал широким бинтом.
— Сын мой, как и вы, я ел солдатский хлеб. Правда, солдатом не был. Сначала я собирал раненых, а потом стал помощником лекаря. Так, что ран я повидал достаточно.
— Думаю, вы преуспели в медицине.
— Почему вы так думаете?
— К вашим годам вы сохранили все передние зубы и выглядите бодрым.
— Избегайте излишеств, сын мой. Не ешьте, когда не голодны, не пейте вина и пива до пьяна. Ну, а зубы… Крепкая нитка, мел, мята и щетка. Ну, и сарацинская вода. Чистить два раза в день, и ваши зубы доживут до моих лет. Если, конечно, до моих дней доживете вы, что с вашей работой маловероятно.
— Приготовьте мне все это к следующему визиту, буду хранить зубы.
Юный монах и Еган помогли ему одеться.
— Не взыщите, сын мой, но деньги я с вас возьму. С крестьян стараюсь не брать, у них нет ничего, а с вас возьму, не побрезгаю.
— Сколько?
— Мне нужны две козы. Вернее, не мне, а одной бабе с двумя детьми, у которой на стройке амбара мужика привалило бревнами. Теперь у нее два ребенка и муж-калека.
— Сколько стоят две козы?
— Девять монет.
— Ух ты, меня еще никогда так дорого не лечили. Но делать нечего, — Волков вытащил из кошеля две монеты по пять крейцеров. — Сдачу отдайте бабе с мужем-калекой.
— Благослови вас Бог, сын мой. Брат Ипполит проводит вас.
После мази и утяжки плеча боль в нем заметно притихла. И солдат стал разглядывать монастырь и, заглянув в одну раскрытую дверь, сразу остановился:
— Брат Ипполит, а у вас здесь, что, библиотека?
— Да, — сказал молодой монах и, помедлив, добавил: — но посторонним туда нельзя.
— И что, много там книг?
— Не перечесть. Сотни.
— А что за книги? На каких языках?
— Книги разные, пращуры наши были мудры. Философы были, геометры, богословы, ботаники.
— Ботаники? Кто это?
— Люди, знающие толк в выращивании капусты и пшеницы.
— А, что, есть и такие? Я думал, в таком ремесле любой мужик разбирается. А что еще есть там?
— Есть древние, воспевающие полководцев и битвы.
— А, историки.
Монах посмотрел на него удивленно. И кивнул:
— Да, историки.
Они вышли во двор.
Еган помог Волкову сесть на лошадь.
— Ну, спасибо, брат Ипполит, — сказал солдат.
— Через три дня мы вас ждем, а повязку перетягивайте каждое утро.
Выехав из ворот, Волков неожиданно увидел красивый замок, стоявший на холме. Когда они ехали к монастырю, он его и не заметил.
— Чей это дом? — спросил он у Егана.
— Госпожи Анны.
— Хозяйка — женщина?
— Несчастная женщина.
Волкову было неинтересно про чужие несчастья, но Еган продолжил:
— Коннетабль, которого убили дезертиры, был ее сыном.
— А-а, тот мальчишка? Как там его звали? Хельмут Грюн?
— Нет, его завали Рут. Кавалер Рут.
— Так в этом доме живет его мать?
— Жалко женщину, — сказал Еган. — У нее месяца три назад пропала дочь.
— А муж?
— А мужа у нее вообще не было.
— Так бывает, — философски заметил солдат.
— Говорят, что она была это… того… — Еган перешел на шепот, — дети ее были детьми старого графа.
— Барона?
— Да графа. Это земля графа, но не этого графа молодого, который сейчас граф, а его отца покойного, старого.
— А-а, Анна была любовницей графа, понял.
— А коннетабль кавалер Рут служил нашему барону. А у него была сестра, не помню, как зовут, вот она и пропала.
— А что это у вас люди пропадают? Девица эта, а теперь сын трактирщика.
— Так у нас, почитай, раз в две недели кто-нибудь пропадает. С зимы началось.
— А что ж граф не наведет порядка? Чем барон занимается?
— Так молодому графу пятнадцать лет, он с дружками своими паскудными охотится, пьет да девок портит. А барон наш так просто пьет. Не до того им.
— Барон пьет, значит?
— Ага, как сын пропал — так и пьет.
- Предыдущая
- 15/1025
- Следующая