Не любовница (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 8

— Конечно, это ещё требует доработки, но вдруг вам понравится…

— Мне очень нравится. — Михаил кивнул, поднял голову и улыбнулся Оксане, которая выглядела взволнованной, даже покраснела слегка. — Я теперь боюсь.

— Боитесь? — протянула она удивлённо, и он всё же решил пошутить:

— Да. С таким талантом будет неудивительно, если вы решите покинуть мою приёмную и вернуться к работе по специальности.

Секретарь тоже улыбнулась, расслабляясь, и покачала головой:

— Пока не тянет.

— А почему вы вообще ушли? — поинтересовался Михаил, не в силах сдержать собственное любопытство. — Почему решили поменять сферу деятельности?

Он сразу понял, что этот вопрос напомнил Оксане о чём-то неприятном. Секретарь чуть сдвинула брови, посуровела, перестав улыбаться, и ответила с лёгкой прохладцей в голосе:

— Так получилось, Михаил Борисович.

Понятно… Точнее, ничего не понятно, но ясно, что говорить на эту тему Оксана не хочет.

— Подготовите приказ?

— Приказ?

— Да. О премировании. Я принимаю ваш вариант.

— О! — Секретарь обрадовалась, вновь улыбнулась и едва в ладоши не захлопала. — Спасибо, Михаил Борисович!

И Алмазов неожиданно поймал себя на мысли, что ему отчего-то хочется снять с Оксаны её нелепые очки. Так лучше будет видно прекрасные глаза, и вообще…

«Кажется, у меня начинается спермотоксикоз», — хмыкнул про себя Михаил, отпуская секретаря.

Вечер дома был, как под копирку, похож на все вечера в последнее время, за исключением того, что Таня отчего-то приоделась — на ней было красное платье с блеском, обтягивающее и откровенное, с обнажённой спиной. Михаила прелести жены давно не волновали, и единственное, что он ощущал, — желание прикрыть эту спину каким-нибудь платком, чтобы Таня не морозила лопатки. Была мысль, ради чего супруга так старается, но Михаил гнал её, не желая портить себе настроение раньше времени.

Периодически, раз в две-три недели, жена предпринимала очередную попытку пролезть в его постель. Это происходило только последний год — до этого она семь лет не напоминала о себе, довольствуясь лишь деньгами и статусом. Но после того вечера и неосторожных слов про Машу Таня как с цепи сорвалась и пыталась соблазнить Михаила с завидной регулярностью.

Поначалу было смешно, потом стало раздражать. Он ощущал себя человеком, которому подсовывают осколки разбитой чашки и пытаются убедить в том, что из неё ещё можно пить. Например, если склеить или наливать воду в каждый осколок. Михаила это бесило, потому что он не понимал Таню. Как после всего, что было, жена ещё смеет к нему лезть? Наглости ей всегда было не занимать, но раньше, до женитьбы и в первые годы брака, Михаила это только восхищало. Теперь же…

До женитьбы… Он вздохнул и желчно усмехнулся, заходя в свою спальню. Михаил переселился сюда много лет назад, когда выяснил правду про Машу. Раньше эта комната была кабинетом, да она и сейчас им оставалась — Михаил просто каждый вечер раскладывал и застилал диван, спал на нём, а утром сдвигал обратно. В такие моменты он отчего-то чувствовал себя приезжим — словно находился не дома, а в лучшем случае в гостях.

К кабинету примыкала небольшая ванная с душевой кабиной, умывальником и унитазом, и Михаил быстро разделся, отправив вещи в корзину для белья, и нырнул под прохладный душ, желая успокоить разгорячённые мысли.

Казалось бы, давно должен был перегореть, но… обидно. До сих пор обидно. И непонятно: за что? Что он не так сделал? Не подличал, не воровал, не обманывал. Всю жизнь любил только Таню, не изменял ей, даже в мыслях не было. Где и когда он ошибся? Почему всё вокруг него рассыпается на куски, превращается в голимый пепел? Ни дома, ни семьи нормальной. Дети растут хорошие, но психологически искалеченные. Только в работе он достиг успехов, но разве этим можно утешиться? Лучше бы было наоборот…

Таня… Михаил учился вместе с ней в одном классе с начальной школы. И влюбился в неё, ещё когда был мелким семилетним сопляком. Как там в песне поётся? «То ли девочка, а то ли виденье» — вот так он воспринимал Таню до поры до времени. У неё были светлые, почти белые волосы, чудесная кожа, большие небесные глаза, губы бантиком и обворожительная улыбка — куколка, а не девочка. В первом классе, правда, у Тани не было передних зубов, но это только добавляло очарования для Михаила, и он смотрел на неё влюблёнными глазами, носил портфель до дома — они жили по соседству, — помогал делать уроки, покупал маленькие шоколадки на карманные деньги, которые давала ему мама. Вместо того чтобы тратиться на себя, Михаил тратился на Таню, стараясь заслужить хотя бы её улыбку. И она действительно улыбалась, и всегда предпочитала его остальным мальчишкам.

Михаил рос в неполной семье — его отец рано умер, мама овдовела и никогда больше не состояла ни в каких отношениях, даже временных. Отца помнил плохо, но те воспоминания, которые были, казались ему волшебными — улыбка, крепкие руки, весёлый смех, ласковые взгляды, которыми он всегда награждал маму. Отец умер от рака, сгорев буквально за год, когда Михаилу было шесть, и мама как-то сразу постарела, потухла, словно сгоревшая свеча. Мария Петровна была однолюбом, и Михаил раньше думал, что он тоже. Однако жизнь расставила всё по своим местам.

У Тани, в отличие от него, были и мама, и папа — однако обоим было даже не за сорок, а под пятьдесят. У Тани была старшая сестра, с которой они были похожи как две капли воды, но незадолго до двадцатилетия та разбилась, попав в аварию вместе со своим молодым человеком. Он выжил, она — нет. Потеряв единственную дочь, Танины родители чуть не сошли с ума и в итоге приняли решение попытаться завести ещё одного ребёнка.

Вот так и родилась Таня — девочка, которую с самого рождения все носили на руках. И Михаил продолжил эту добрую традицию, влюбившись в неё и вознеся на пьедестал. Он не замечал в ней абсолютно никаких недостатков — с первого класса Таня была для него самой лучшей, обожаемой и любимой.

Возможно, всё сложилось бы иначе, если бы Танины родители были против него, не желая, чтобы их дочь связывала жизнь с сыном одинокой швеи — доброй и честной, но небогатой женщины. Однако они не были меркантильными людьми, испытывали искренние чувства к дочери и видели, что Михаил влюблён в неё, поэтому изначально всегда были за него, настраивая и Таню.

Теперь он понимал, что в её сердце не было любви — Таня просто поддалась общему настроению. И когда в выпускном классе Михаил сделал ей предложение, с лёгкостью согласилась.

— Я никогда-никогда тебя не подведу! — говорил он в тот день, обнимая Таню и ощущая себя настолько счастливым, что Михаилу казалось — он сейчас взлетит над землёй. — Всегда буду любить, оберегать, обеспечивать!

Она улыбалась и кивала — торжественно, как принцесса, которая согласилась выйти замуж за свинопаса. Принимала его поцелуи и ласки, робко откликалась, но Михаил тогда не довёл дело до конца — он, как неисправимый романтик, желал, чтобы первый раз у них случился после свадьбы, в первую брачную ночь. Что ж, ему тогда было восемнадцать, и подобный инфантилизм вполне объясним. Но теперь, вспоминая о собственных мечтах в то время, Михаил не мог не испытывать чувство горечи и стыда.

Да, ему было стыдно. За наивность, за слепую любовь, за веру и надежду — до последнего. Если бы он увидел и понял всё раньше… как поняла мама.

— Сынок, — вздохнула она, когда Михаил вывалил на неё новость о том, что Таня дала согласие на его предложение руки и сердца, — может, ты подождёшь пару лет?

— А чего ждать? — не понял он.

— Миш… — Мама вновь вздохнула. — Она ведь не любит тебя. Подожди немного, и сам поймёшь.

Михаил тогда смертельно обиделся на мать. Так обиделся, что до самой её смерти спустя два года — как и отец, она очень быстро сгорела от рака, — почти не разговаривал с ней. Мария Петровна не обижалась, не корила сына, не пыталась переубедить, но на их с Таней свадьбе почти не улыбалась.