Физиологическая фантазия - Елистратова Лола - Страница 6
- Предыдущая
- 6/41
- Следующая
«В день приготовления мазей и напитков, – читала Таня, – следует избегать сильных страстей, соблюдать абсолютную трезвость и воздерживаться от общения с мужчинами».
Только это условие позволяло перенести в состав и тело, и душу, и дух растения. Конечно, растения перед этим должны быть собраны определенным образом: некоторые в полдень, а другие, наоборот, в полночь, в полнолуние. Классическим примером оставался, естественно, сбор пресловутого корня мандрагоры, похожего на маленького человечка. По старинным преданиям, мандрагора в изобилии произрастала под виселицами, в тех местах, где казнимые невольно орошали землю спермой, а собирать ее можно было, только привязав головку корня к хвосту собаки: сбор мандрагоры приносил быструю смерть, так что уж пусть лучше помрет собака... черт с ней...
Но Таня не очень-то верила в историю про мандрагору. Все-таки она современная девушка, студентка третьего курса, а тут виселицы какие-то и дикие предписания про варку измельченных корней в глиняном горшке... Вот бы рассказать об этой прописи институтскому профессору биологии.
Фауста сердилась на ассистентку за такое неверие.
– Вот ты черть, – говорила она. «Черть» было любимым ругательством доктора и употреблялось каждый раз, когда Таня заводила речь о чем-нибудь новомодном и, с точки зрения Фаусты, дурацком и вредном. Особенно доктора выводили из себя разговоры об инъекциях ботокса и рестилайна, якобы разглаживающих кожу.
– Ага, – мрачно заявляла она, – это любая черть может тебе такой дряни под веки закатать, а потом или шишка вылезет, или бровь опустится, и станешь кривая-косая. Нет, дорогая моя, чтобы устранить глубокие морщины, надо потрудиться. Ну-ка, почитай, что написано на странице пятьдесят девять.
– Выкопать вербену вместе с цветком, когда Солнце находится в созвездии Овна или Девы, – послушно читала Таня, – потом высушить ее и сделать порошок. Затем смешать с четвертой частью сахарной пудры и каждое утро принимать лекарство дозами величиной с орешек. Если пациентка хочет радикального улучшения кожи лица, запивать лекарство следует собственной мочой.
Но содержание прописей хранилось женщинами в строгом секрете. Клиенткам выдавались только чистенькие баночки, на которых ясным Таниным почерком было выведено: «крем дневной», «крем ночной», «крем вокруг глаз»... Те, кто хоть раз в жизни получал такую баночку, дальнейшего существования без нее уже не представлял; некоторые зеркальнолицые девушки, вышедшие замуж за границу, регулярно наведывались на родину, в лабораторию Фаусты, и разом закупали огромный мешок баночек, оставляя на лабораторном столе целое состояние. Но игра стоила свеч: содержимое баночек было безусловным залогом возобновления этого состояния в их кошельке. Словом, сложная диалектика, приносившая ощутимые материальные результаты.
Были в прописях и другие рецепты: какой-то электрум, пугающий по ночам кошмарами при растворении в вине, цыганская или сонная трава, от которой буквы в раскрытой книге начинали казаться живыми, ярко-красными, и танцевать, и вертеться как попало. А еще – растения, вызывающие и прогоняющие любовь: ведьминские яйца, русалочья трава, превращающаяся в белый непрозрачный раствор, похожий на ликер «Bailey's». И, конечно, девясил – любовь в девять сил.
– Кто тебя не любит, – с усмешкой сказала однажды Тане Фауста, – дай ему испить девясила. До смерти не отстанет. А сам и не заметит, что выпил: такой настой девясила неотличим от виски и по цвету, и по вкусу.
Но вообще-то доктор разговоров на эту тему не любила и читать этот раздел прописей ассистентке не разрешала. А Тане это было и не нужно. Ей вовсе не хотелось никого привораживать. При одной мысли о том, что у нее будет с кем-то роман, Таню начинало подташнивать от отвращения и страха. Она до сих пор была девственницей – но отнюдь не по соображениям морали или религии. Просто расстаться с этой девственностью ей оказалось необыкновенно сложно, несравненно сложнее, чем всем другим девушкам – исключительно в силу физиологических особенностей ее организма. Два сексуальных опыта, имеющиеся на Танином счету, принесли ей только ощущение боли и брезгливости, никак не продвинув ее на пути превращения в раскованную и роскошную женщину типа Фаусты Петровны. Но девушке не хотелось мириться с мыслью о том, что у нее так ничего и не получится; остаться старой девой было страшно. Впрочем, думать об этом не хотелось.
Да и некогда особо было думать. Особенно в такой хлопотный приемный день, как сегодня.
К вечеру – шел последний прием, назначенный на восемнадцать ноль-ноль – Таня устала. Аккуратно собрала разложенные на лабораторном столе препараты, накрыла их салфеткой и подошла к окну.
На небе висела большая туча, от которой на улице сразу сделалось сумрачно, как в поздний час, хотя стоял август: долгие светлые вечера. Странным выдалось это лето. Сначала пронзительный холод, из-за которого Таня весь июнь проходила в зимней куртке с меховой опушкой, потом внезапная июльская жара. А теперь – сумасшедшие грозы, ветра, разбивающие фонари и включавшие сигнализацию на машинах. То и дело – плотная, опасно колышущаяся пелена косого дождя, свист, град, тревога.
Нет, подойдя к окну, девушка не собиралась сознательно пугать себя и смотреть на кроны прибрежных деревьев, под которыми прятался неведомый зверь. Она взглянула в другую сторону – туда, где от озера к Северному Чертанову поднимался заросший травой косогор.
По косогору уныло тащилась большая группа людей. Таня знала, что это паломники: в руках у них были посохи, на панаме или на воротнике джинсовой куртки приколота морская ракушка. Паломники с неизменной регулярностью появлялись на косогоре – словно из озера, буквально из ниоткуда – и медленно шли в глубь квартала, в сторону леса.
– Кто это? – спросила удивленная Таня, увидев их в первый раз.
– Паломники, – ответила Фауста, бросив беглый взгляд в окно.
– Но почему паломники? Куда они идут?
– Туда, – сказала доктор, сделав неопределенный жест рукой. – Туда-а, за лес, к чистым, – и, как всегда при упоминании о чистых, на ее лице отразилась тоска.
– Зачем? – не отставала девушка.
– Там выход к морю. Конец земли – finis terrae.
– Какой finis terrae? – фыркнула Таня. – Не считать же концом земли московское окружное кольцо. И моря там никакого нет, только Ясенево и кольцевая дорога.
Но Фауста посмотрела на нее с таким уничтожающим презрением, что Таня быстро прикусила язычок и замолчала. Не очень-то поспоришь с Фаустой Петровной.
Таня так задумалась, глядя в окно, что даже не слышала, как за последней клиенткой хлопнула входная дверь. Фауста вошла в лабораторию быстрым энергичным шагом.
– Ты что, спишь стоя? – окликнула она ассистентку.
Та и вправду словно спала, уперевшись зачарованным взглядом в косогор, по которому проходили паломники. Ощущение предсонья: невероятная мысль выплывает из подсознания и кажется в этом состоянии совершенно естественной, реальной и даже единственно возможной, но вдруг – теряется, рассеивается, утрачивает цельность, разбрасывая по оцепенелому мозгу слова и предметы непонятного назначения. Так было и с Таней: мгновенно полыхнувшее понимание подступающего события, текущего по ее жизни изменения – огромного и страшного – сразу же развалилось на куски, сделалось нелепым, бессвязным. А на губах застыло неизвестно откуда выплывшее название «бензол бензоат».
– Бензол бензоат, – бессмысленно повторяла про себя Таня. Нечто единое в корне, но странно расходящееся к концу; похожие слова, перетекающие друг в друга и тотчас друг друга отталкивающие...
– Что это ты там бормочешь? – спросила Фауста.
– Бензол бензоат... Что такое бензол бензоат?
– Это мазь от чесотки и от вшей, – совсем не романтично ответила доктор. – А что?
– Да не знаю. Вот привязалось ко мне откуда-то, стою и твержу.
– Видела, наверное, где-нибудь банку с этикеткой, – без интереса заметила Фауста. – Ты бы лучше собиралась. У нас гость сегодня вечером, ты помнишь об этом?
- Предыдущая
- 6/41
- Следующая
