История шрамов (СИ) - Север Кая - Страница 55

Альк меня бы, пожалуй, пиздецки сильно отчитал, узнай, что и как я говорю человеку, который столько над ним издевался. Но это был порыв души. Когда чувства преобладали над разумом целиком и полностью.

Старик скривился и тут же выдернул руку.

— Не смей заикаться о любви, малявка. И о том, что я должен чувствовать.

Я хотя бы попыталась. Винить меня в том, что я хотела как лучше для Алька, было нельзя. Хотя я дала себе внутреннюю пощечину сразу же, как услышала ответ старика. Но все эти ощущения были просто ничем в сравнении с тем, что я испытала, когда Альк с Тсарой появились на пороге. Они заходили так стремительно, потому что точно знали кого и что они увидят.

— Как я и думал, — вместо приветствия сказал дед внуку, — Хоть в чём-то я тебя правильно воспитал - в помощи слабым и никчемным.

— Ванда, иди к Тсаре, — абсолютно безэмоциональным тоном бросил мне Альк.

Самое ужасное — я не могла с ним спорить. Обещала когда-то, и с тех пор всегда беспрекословно слушалась. Все, что я могла сейчас, это лишь посмотреть на него. Посмотреть на Тсару.

Отойти к ней и взять ее за руку.

— Ты такой предсказуемый, — дед Алька все не унимался, — Тсара, прекрасно выглядишь. Удивительно для того, кто живет в этой дрянной стране.

— Спасибо, — тихо отозвалась девушка, невольно делая шаг назад.

— Ты ведь из-за меня здесь, — Альк со всей присущей ему прямотой и безрассудством, напротив же, сделал шаг вперед, словно бы стремясь прикрыть нас обеих своей спиной.

Старик же начал расстегивать пуговицы на рукавах своей рубашки.

Это было отвратительно. Бояться за того, кто тебе дорог, и не мочь сделать совершенно ничего. Словно на моих же глазах хотели линчевать моего же ребенка. Или расстрелять всю мою семью... При всем при этом, мне нельзя было плакать. Нельзя было ничего говорить. Лишь знать, что сейчас чувствует Альк — я сама это чувствовала когда-то. Когда ты знаешь, что никто в целом мире не сможет тебя защитить. И что твой обидчик, он здесь, в этой комнате, и ты никуда от него не денешься. Абсолютная, беспросветная безысходность.

— Сначала инвалид, потом труп, — с дотошной скрупулезностью, чеканя каждое слово, дед Алька закатывал рукава, будучи словно полностью увлеченный этим делом, не бросая на внука даже взгляда, — Я же говорил тебе сдерживать себя. Постоянно твердил, что если уж уродился монстром, то научись его контролировать. 

— Ты приехал за этим? Чтобы засадить меня в тюрьму? — Альк по-прежнему оставался невозмутим.

Инвалид. Труп. Тюрьма. Монстры. Контроль. Депортация. Миграционная служба.

Тюрьма. Труп. Тюрьма.

Все сказанное в коротком диалоге Алька и его деда, все, что этот страшный человек успел наговорить мне — все эти слова бились изнутри черепной коробки, не давая мне ни шанса успокоиться. А Альк своими словами дал понять, что у меня нет ни шанса ему помочь. Ведь если бы это было так — он бы не поступил так со мной. Не прогнал только из желания защитить. Я только бы мешалась под ногами, а значит, нам и впрямь с Тсарой следовало не показываться им на глаза какое-то время.

Старик не ответил Альку. Только отчего-то хмыкнул и внезапно поднял взгляд, оборачиваясь к нам с Тсарой. Та слегка двинулась вперед, словно хотела закрыть меня собой.

— Брысь отсюда, — впервые повысив голос, рыкнул он, делая шаг по направлению к нам. — Обе.

— Нет, — шепнула я было Тсаре, но та моментально сжала мою руку за запястье и дернула за собой в сторону лестницы.

Вот и все. Я ничего не смогла сделать.

Оказавшись в комнате, я повела себя слишком предсказуемо для себя самой. Как зверек, пойманный в ловушку — даже не попыталась из нее выбраться. Замерла, лишь бы лишние движения и попытки бороться за жизнь не тревожили и без того переломанные кости. Смирилась с болью.

На все попытки Тсары завести со мной диалог я не реагировала. А потом и вовсе ушла в ванную, запирая за собой дверь. Вспомнились старые привычки — отгораживаться от страшного мира, в котором живет монстр, за струями горячей воды из душа. Сколько я так просидела — неизвестно. Я безумно боялась, что даже здесь, сквозь шум воды, услышу звуки борьбы и ударов. Не хотелось представлять, что происходит там, внизу. Перед глазами стояли синяки и ссадины Алька, которые были на нем в самом начале нашей поездки...

Но я не этого страшилась больше всего. Самое ужасное было то, каким он тогда был. Замкнутым, жестоким и жутко несчастным. И этот старик мог снова сделать моего Алька таким.

Это было хуже побоев и даже убийства. И я никак не могла на это повлиять, потому что Альк не позволяет мне быть рядом. А даже если и позволит — меня может не хватить на то, чтобы вытащить его из этой задницы снова. Потому что теперь я и сама боюсь. Очень, очень боюсь. Сильнее в разы, чем боялась своего отчима. Я знала, на что способен Даррен... А этот старик был совершенно непредсказуем.

Альк ради меня убил того, кто был для меня самым ужасающим кошмаром на свете. Мне же не хватит и капельки силы на то, чтобы попытаться хоть как-то защитить его. Никогда я себя не ощущала настолько беспомощной и бесполезной. И, пожалуй, мне еще никогда не было настолько больно.

Опомнилась я только тогда, когда в дверь постучала Тсара и сказала спускаться к ужину. К ужину? Она это серьезно? В душе затеплилась надежда. Эти двое помирились? Может, все еще будет хорошо? 

Наспех одевшись, я спустилась вниз и, разумеется, в первую очередь бросилась к Альку, чтобы обнять. Мне нужно было убедиться, что все в порядке, и показать ему ровно то же самое — мол, я рядом, всегда буду, пока ты этого хочешь, только не отдаляйся и не позволяй этому человеку уничтожать тебя морально, как это было раньше.

Впрочем, это не отменяло того факта, что меня до сих пор саму трясло от пережитого ужаса и переживаний.

— Я в порядке, — совсем тихо отозвался он, невесомо погладив меня по волосам.

В данную секунду это было пределом того хорошего, что можно было ожидать. Увидеть Алька живым и здоровым и услышать от него, что он в порядке. Старик сидел на своем прежнем месте, а Тсара и впрямь решила заняться ужином, накрывая на стол.

Удивительные они все-таки все люди. Мне до сих пор было сложно свыкнуться с тем, что каждый из них был способен вот так взять себя в руки и продолжить общаться, хотя только что здесь все попахивало чуть ли не концом света. 

— Хорошо, — коротко ответила я Альку, решив, что мне нужно сделать последний рывок и отпустить его сейчас, чтобы помочь Тсаре. Сыграть в их непонятную мне всем сердцем игру. Внутри меня разрывало стремление собрать вещи и уехать как можно скорее, но здесь было все заведено иначе. Никто ничего не говорил. Не объяснял. Не думал, что делать дальше и как выпутываться. И это угнетало не меньше остального.

Вся эта ситуация все больше стала напоминать неприятные дни из детства, когда мама только вышла за Даррена. Я тогда тоже закрывалась в комнате, сбегая от звуков ударов, ее криков и понимания, что он с ней делает. А потом так же выходила и старалась спокойно есть завтрак, который она готовила. Никто не обсуждал происходящее — мне было слишком страшно спросить, что происходит, а маме было слишком страшно все это прекратить.

И теперь снова причиняют боль тому, кого я люблю, пожалуй, люблю больше самой жизни, а я не только не могу ничего с этим поделать, более того — вынуждена смотреть в глаза этому старику, сидя с ним за одним столом и нарезая хлеб для ужина с ним, как смотрела в глаза Даррену. Притворство, что семья существует и все может еще наладиться.

Вдвоем с Тсарой мы справились быстро. Пока она разбиралась с едой, я помогла ей с посудой, приборами, напитками и всем прочим. Есть не хотелось от слова совсем, но я знала, что должна быть здесь. И если уж не для того, чтобы поддерживать видимость нормальности происходящего, то хотя бы для того, чтобы быть рядом с Альком. Сжимать его руку под столом.

И, как выяснилось впоследствии, тоже стать мишенью.