Родник холодный (СИ) - Панкратов-Седой Борис - Страница 27

— Еще что?

— Да всякое…, — пожал плечами Борис Андреевич.

— Пошли, покажешь! — баба подняла Борис Андреевича жестом руки и добавила, обращаясь к Мухомору, — Ты снимай свою куртку и джинсы!

Мухомору показалось, что он ослышался и взглядом обратился к тому высокому, который стоял чуть сзади. Может это какая-то ошибка и он, Мухомор, чего-то не понял? Встретившись с молчаливым взглядом автоматчика, Мухомор сразу понял — нет тут никакой ошибки.

Шмон тачки продолжался не долго. Дури баба взяла всего ничего — половину горсти не больше. Еще забрала: стеклянную и деревянную трубочки для курения, бумагу для самокруток, начатую упаковку с одноразовыми шприцами.

Молчавший все время второй автоматчик, когда все закончилось, показал пальцем на дорогу и сказал Борису Андреевичу, безошибочно определив его как старшего:

— Десять минут времени и я вижу вас ускорившимися по дороге.

Автоматчики скрылись так же быстро, как и появились.

— Что это было, Андреич? — спросил Мухомор, вытаскивая из тачки свои шерстяные треники с оттянутыми коленками, — Мы же с Легионом работаем! Мы же по прописке!

Борис Андреевич засуетившись только и сказал:

— Мотаем, мотаем удочки. Жираф! Мотаем удочки! Быстро, быстро! Не втыкай, Жираф!

На мосту им снова улыбнулась удача. Железные ограждения моста были попилены и растащены на металлолом. На одной стороне уже полностью, на второй стороне только наполовину. Топить броневик решили по течению, что бы на всякий случай, его не прибило к опорам моста.

Бекас разделся до трусов, чтобы не замочится. Прогнал бронеавтомобиль взад вперед на высокой скорости, поворачивая рулем, чтоб ещё лучше почувствовать управление. Подошел к краю моста, выбрал место посередине. Сел в бронеавтомобиль, опустил боковые стекла в дверях, левой рукой держал дверь водителя не закрытой. Завел двигатель. Отъехал от моста метров на тридцать. Разогнал броневик. Посередине моста резко крутанул руль! Броневик прыгнул с моста! Бекас выскочил из него на лету! Сгруппировался солдатиком. В воду упали одновременно. Бух! Бултых! Над рекой поднялись брызги, мелкой и крупной дробью, с шумом вернулись в реку.

Когда Бекас выгребал к берегу, броневик всё еще оставался на плаву, покачивался из стороны в сторону, медленно погружаясь. Его протащило течением, он завалился на бок, зачерпнул сильно через раскрытую дверь и погрузился по самую крышу, а потом и глубже. Какое-то время крышу еще было видно под водой, и, наконец, бронеавтомобиль скрылся, опускаясь на дно.

Бекас карабкался на крутой глинистый скользкий берег, цепляясь руками за стебли осоки. Выбрался. Попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха. Он улыбнулся и сказал Валентине:

— Неплохо для чайника, а?

Валентина показала ему большой палец вверх.

— Во! Десять из десяти возможных! — сказала она.

Поразмыслив над своим текущим положением, они решили возвращаться в дом у дороги. Лучшего места не найти для того, чтобы держать одностороннюю связь, через условные знаки и наблюдение со стороны кукурузного поля. Мотоцикл надежно скрывала высокая трава. Единственная поправка была в том, что ночевать в доме Бекасу было уже нельзя, так как он останется один. Вдвоем, когда один на часах, а второй спит, дом — это оборонительное укрытие. Когда одного спящего тёпленького возьмет в доме облава, дом — это ловушка.

Условились о системе знаков. Проверка два раза в сутки, когда хорошая видимость — в одиннадцать и в семнадцать ноль-ноль. Отправились обратно.

На обратном пути встретили торчков и тачку. В этот раз тачку катил Мухомор. Торчки двигались быстро. Валентина и Бекас проехали мимо не останавливаясь.

Уже в доме Валентина собрала свой тридцати литровый рюкзачок, наполнив его содержимым, какое могло быть у типичного торчка, дополнив его взятыми на дороге трофеями: дурью, трубочками, шприцами и бумагой для самокруток.

Она переоделась в новую одежду, открыла банку тушенки, подцепила с верха застывшего жира, растерла его между ладоней и провела по своим волосам. От этого волосы приняли вид давно не мытых, и не чесанных. Не успокоившись на этом, она окунула свои ладони в печную золу и еще добавила в волосы грима, состоящего из пепла. Провела пальцами золой себе вокруг глаз, создав себе болезненные синяки. Осмотрела образовавшуюся шикарную грязь под ногтями и осталась довольной.

В таком виде она показалась Бекасу, спросила:

— Как тебе?

— Хе-хе, — усмехнулся Бекас, — Выглядишь почти как при смерти.

— Оружие нельзя. Я видела у тебя нож швейцарский. Пусть будет хоть что-то. — сказала она.

Бекас полез в свой рюкзак, достал оттуда свой нож-мультитул и как бы торжественным жестом вручил его Валентине.

— На! Только не потеряй! — сказал он.

— Какой ещё Жираф? — крайне недовольным тоном спросил расстёгнутый до пупа дежурный по КПП Валентину, сидя на табурете и положив обе ноги на бетонный блок с торчащей арматурой, за который цеплялась петля верёвки, идущей от шлагбаума, когда шлагбаум был в положении закрыто.

Выдался уже который подряд приятный солнечный денёк, и дежурный принимал послеобеденные солнечные ванны. А тут эта телка, доходяга из торчков. Говорит, ищет своих. Говорит про какого-то Жирафа. Ну какой еще Жираф?

— Мухомор, Жираф и Борис в очках такой Борис. Тачка у них на колёсиках. — сказала Валентина, стараясь говорить, вдыхая воздух между словами, чтобы голос был, как у умирающего лебедя.

— Ну, какой еще Мухомор? — повторил дежурный тем же тоном, уже поняв, о ком идет речь, когда Валентина упомянула тачку на колёсиках.

Именно в его смену по КПП в конце июня эти трое супчиков заехали в Оскол.

— Что с собой? Оружия нет?

Валентина молча сняла рюкзак, раскрыла его и показала внутренности. Дежурный только скосил голову в сторону, кинул взгляд внутрь рюкзака, увидел шприцы, лежавшие поверх всего прочего, и даже не стал вставать со стула.

— Валяй! Они где-то там должны быть за конюшней. Где конюшня знаешь?

— Не-е-ет. — простонала Валентина.

— Там спросишь, — сказал дежурный, — Вот так обойди!

Он показал рукой доходяге, с какой стороны обойти шлагбаум, хотел было еще и объяснить ей, где конюшня, но понял, что это ему делать сейчас лень.

Проходя мимо шлагбаума, Валентина подумала: «Через такой КПП пулемет, может быть, и не пронести, а пистолет можно было. Но дело уже сделано».

Сразу за КПП, в первом угловом доме располагался магазинчик. Там у продавца Валентина спросила про Жирафа и Мухомора, спросила про хромого Лёвку, который в красной бейсболке. Потом ещё говорила про тачку, про Жирафа и Мухомора, про очки Бориса Андреевича, про то, как они в Осколе должны встретиться с Мухомором, Жирафом и Борисом, который в очках. Спрашивала так маскируя главный вопрос о хромом Лёвке большим объемом дезинформации. Сделала всё так, как учили её в школе КГБ имени Феликса Дзержинского на Мичуринском проспекте, дом семьдесят, город Москва. Спросила в конце — где находится конюшня, купила бутылку воды и вышла.

«В таких небольших населённых пунктах все всех знают в лицо, но это касается местных, а агент в Осколе всего несколько дней и ещё не успел примелькаться» — начала она анализировать ситуацию.

Конюшня оказалась на дальней, противоположной окраине села. За конюшней, у самого периметра охранения, по которому уныло, раз в час, а то и реже, проходил вооруженный автоматом часовой, был разбит табор торчков.

В таборе: пять оборудованных костровищ; три палатки; спальные мешки и коврики на земле; полдюжины человек — остальные в Зоне. Валентине сказали, что трое с тачкой вроде как ушли из Оскола, а может и не ушли, а может ушли в Зону по грибы ягоды, а когда вернутся не говорили, а если и говорили кому, то никому до этого нет дела — кто куда ушёл и кто откуда вернётся, и вернётся ли вообще, а никакого хромого в бейсболке они не знают, а может и знают, да не помнят, предложили пыхнуть, а когда Валентина отказалась сказав, что её ещё плотно держит, вовсе потеряли к ней временно возникший интерес, и она слилась для них с пейзажем, как всё иное и прочее, и прошлое, и настоящее, и будущее.