Родник холодный (СИ) - Панкратов-Седой Борис - Страница 24

Дверь в баню скрипнула. На пороге появился первый гость.

— Проходи, Валера — Гнедой пригласил вошедшего жестом.

— Вечер в хату. — сказал Валера.

Валера осмотрелся, куда повесить одежду, нашёл взглядом вешалку у входа. Пока раздевался, сказал:

— Братва шумит, движется по тому беспределу у блокпоста.

— Проходи, Валера, присядь с нами. Об этом и разговор наш будет. И что, сильно братва твоя движется? — спросил Гнедой.

Валера сел на лавку рядом с вешалкой, снял обувь, ответил:

— Зубами кадыки рвать готовы.

Раздевшись и разувшись, Валера подошел к столу и еще не сев на лавку, нашел глазами пустую рюмку и подвинул её ближе к Гнедому. Гнедой налил Валере, Тихому и себе.

— Помянем, — сказал Валера стоя, — За тех, кого больше нет с нами.

Выпили ещё раз, не чокаясь.

— Мое мнение такое, — сказал Тихий, — сукам беспредельщикам — сучья смерть. Суки вне закона!

— В натуре, валить наглухо! — сказал Валера, прожевывая стручок зеленого лука, которым он закусил водку.

— Твои, значит, определились? — произнес Гнедой, вставая, оставляя простыню на лавке, направляясь в парилку.

— Не задумываясь, — утвердительно кивнул Валера.

— Ну, хорошо. Обождем, пока все подтянутся, — сказал Гнедой.

Гнедой отрыл дверь в парную.

— Что-то мне пар тяжёлый сегодня. Грибок что ли завёлся? Форточку открыть надо. А вообще сушить пора баньку-то, чтобы гнида не завелась, — сказал он.

Он оставил дверь в парную настежь, открыл вентиляцию, взял два берёзовых веника, замоченных в шайке, брызнул водой с веников на стены и на пол, стал выгонять, размахивая вениками, воздух из парной.

— Протопи ты мне баньку по белому…, - промурлыкал он себе под нос.

Ночью Бекас занялся обустройством огневой позиции для стрельбы, по ту сторону дороги. Ему пришлось отказаться от первоначально выбранного места. С первого взгляда оно было годным — пригорок, с которого открывался хороший обзор. Бекас начал уже копать углубление на пригорке для своей лёжки, выкопал его уже почти наполовину, остановился и закидал все обратно землей, скрывая следы своей работы. «Нет, не годится» — сообразил он.

Огневая позиция должна была быть максимально скрытной в любое время дня и ночи. В какое время суток поедет, ожидаемый броневик по дороге — это Бекасу было не известно. Если поедет после полудня, когда заходящее солнце будет светить Бекасу в спину, тогда контуры его силуэта, даже под маскировочной накидкой будут прекрасно видны на такой возвышенности, на фоне неба.

Он еще раз осмотрел внимательно местность. Придорожная лесополоса находилась сильно в низине. Её, как вариант, Бекас отверг сразу. Ему ничего не оставалось, как подрубить под самый корень кусты в лесополосе, заточить карандашами подрубленные стебли и воткнуть их глубоко в землю у края дороги, на возвышенности, где дорожный гравий уже заканчивался и начиналась трава. Там он и выкопал углубление для лёжки, на дно которого отправился коврик «бундесвера» чтобы не было холодно лежать на земле, на тот случай, если лежать придется долго. Позицию на пригорке он решил использовать как запасную, на другой случай— если основная позиция во время боя будет обнаружена.

Работая ножом, как серпом, он срезал охапки выгоревшей под солнцем придорожной травы, отнес их в дом и там, при свете фонаря, стал мастерить маскировочную накидку из принесённой травы и двух трофейных курток «легионеров свободы». К рассвету всё было готово. Дрова в печь Бекас подкладывал с такими расчетом, чтобы еще до рассвета всё прогорело и дым из трубы не смог демаскировать их расположение.

В одиннадцать утра, Валентина приняла шифровку, в которой сообщалось об активизации нелегального канала поставки металла Q-60/60/200 заграницу. «Центр» считал, что поставка должна прийти в движение в ближайшие сорок восемь часов. Вечером того же дня сообщение будет продублировано.

Валентина достала из своего неприкосновенного запаса редкую роскошь. «Кофе натуральный молотый, высший сорт» было написано на пачке. Она заварила кофе в армейском котелке на костерке, который развела в соседней комнате с провалившимися досками. Разлила по кружкам, процедив кофе через бинт из аптечки, для такого дела, разорвав не тронутую упаковку бинта. В кофе добавила сгущенного молока. Получилось божественно.

Бекас отхлебывал мелкими глотками, вдыхал аромат кофе.

— Броневик поедет прямо на меня. Первый выстрел мой — в водителя. Какой бы он там не был этот броневик, а лобовое стекло не выдержит СВД, — сказал он.

— Нет, не выдержит, — согласилась Валентина. — Я буду ждать, когда они покинут машину, чтобы заранее себя не обнаружить. Бей по месту водителя столько, сколько нужно, чтобы броневик не тронулся с места. Они обязательно покинут машину.

— Берём ртуть и сразу врассыпную? — спросил Бекас.

— Как хочешь. Могу подбросить тебя до самой Москвы.

— Нет — это мне не по пути. — улыбнулся Бекас и добавил, — На чердаке полно стеклянных банок, отмеряем мою десятину. Плюс-минус… мелочится не будем.

— Мелочиться не будем, нет.

— Ну, что там, у вас, в столице? Говорят и телевидение уже есть. Это правда?

— Правда, правда. И телевидение и радио. Но пока не везде.

— И метро и трамваи и мороженое на улице продают?

— Метро пока нет.

— Метро не видел ни разу.

— А трамвай?

— Тоже не видел. Ну как не видел! Видел — в детстве по телеку видел. А так, чтоб вживую — нет, не видел. У нас был телевизор с большой такой антенной. Когда мама приходила с работы, мы любили садиться вместе и смотреть телевизор. Все подряд смотрели. И фильмы и программы всякие. Бывало — я так прямо и засыпал у телевизора.

— Про войну ты наверное фильмы любил смотреть?

— Не всякие. Больше всего любил передачу «В мире животных», когда в ней про Африку, про львов, про жирафов, носорогов или что-то такое. А ты? А тебе что нравилось?

— Футбол.

— Футбол?! Ты футбол любила смотреть? — удивился Бекас.

— У меня два брата было. Я младшая. Так и полюбила я футбол.

— Понятно. Братья тоже там — в Москве?

— Один — старший. Второй погиб при исполнении. Афганистан.

Бекас посмотрел на нее. Она отхлебывала кофе из кружки, держа ее обеими руками, и никак не изменилась в лице.

— А мама твоя кем работала? — спросила Валентина.

— Учителем начальных классов. Болезнь рак сожгла ее за три месяца. Хотел я доктором стать, но не получилось — сама видишь.

Первой на наблюдательный пункт, находящийся на кукурузном поле, отправилась Валентина. Оттуда было прекрасно видно всё, что могло въехать и выехать из Оскола. Времени для того, чтобы быстрым шагом дойти от середины поля до огневых позиций, хватало, а если бегом, то хватало с лихвой, пока автомобиль поднимался бы по разбитой грунтовке от Оскола, находившегося в низине, до дороги, на которой они спланировали засаду.

Одна пегая лошадь, впряжённая в телегу, груженную сеном, приехавшая в Оскол; велосипедист, дважды проехавший туда и обратно; УАЗ 2206-«Буханка» проехал по окраинной скотопрогонной улице и остановился рядом с боксами в производственной зоне. Из «Буханки» вылезли двое, стали менять колесо. Люди, одетые в камуфляж и по граждански, снующие туда-сюда — вот и все движение, которое наблюдала Валентина и сменивший ее после четырнадцати ноль-ноль Бекас.

Ночью снова затопили печь, спали по очереди в доме. Один дежурил у забора. Зажжённые фары автомобиля, выруливающего с грунтовки на дорогу, пропустить было бы невозможно. И опять хватало времени Бекасу, чтобы занять позицию на той стороне дороги. Ночью движения по дороге не было вовсе.

Утром первым на кукурузное поле отправился Бекас. Когда солнце стало припекать, за час до смены, Бекас заметил тот самый банковский броневик, выруливающий на грунтовку. Бекас подождал немного, чтобы убедится, что броневик не свернет в сторону периметра охранения. Когда броневик проехал прямо, не свернув, Бекас опустил бинокль, перевел автомат в положение «за спину» и побежал через кукурузу в сторону дома. Бинокль пришлось снять с шеи и взять его в руку. Болтался на груди при беге.