Цыганская невеста (СИ) - Лари Яна - Страница 12

Чужая свадьба для них едва ли не единственный способ знакомства. Ну не ходят наши девушки на дискотеки и свидания! Кому они потом потасканные нужны?

"Битую" задаром никто не возьмёт. А если возьмёт, то покрывая чужой грех, запятнает позором весь свой род. Репутация в наших кругах штука настолько хрупкая, насколько и неоспоримая, слишком многое зависит от личного статуса. С цыганом, потерявшим своё положение внутри клана, никто не станет вести серьёзных дел, что с учётом нашей сплочённости равнозначно финансовому краху. Доброе имя создаётся поколениями, а вот развеяться может по щелчку. Ради чего так подставляться? Девушек море.

– Давай, Драгош, скоро твой выход, – отвлекает меня от муторных мыслей младший брат.

Глянув ему за спину, невольно хмурюсь. Каким-то макаром я умудрился пропустить завершение плясок. С Рады успели снять фату, посадили на стул и под многозначительное перешёптывание гостей начали расплетать толстую косу, с продетой в неё красной лентой – знак того, что девушка больше не свободна.

А у меня в груди происходит что-то непонятное: зачинается странное тепло, похожее на гордость, но не она – скорее страх, топкий незнакомый, и эта нелепица дико напрягает. Охота сбежать подальше. Так далеко, чтобы внутренние датчики перестали сбоить, будто компас в мёртвой зоне. Впав в какое-то тягостное, гнетущее оцепенение, я смотрю, как по бледным щекам Рады градом стекают слёзы, а затем взгляд её пересекается с моим и больше не отпускает.

Это ж как нужно ненавидеть, чтоб так смотреть? Будто я тварь последняя.

За что?

Рада

Вот и настал "час икс". Дари расправляет мне волосы после чего, за неимением младшего брата, отдаёт ленту двоюродному племяннику, чтобы тот в свою очередь продал её самому щедрому гостю. Минуты достаточно чтобы парнишку поглотила толпа галдящих покупателей – скупиться на свадьбе у нас зазорно. И только Драгош не шелохнётся, стоит истуканом, одни глаза кофейные сверкают на каменном лице, одновременно зло и затравленно.

Господи, как же мне страшно!

– Рада, родная, ну не трясись ты так, – тихий голос Дари доносится как сквозь вату. – Не так всё и ужасно. Не зря говорят, ещё ни одна невеста от этого не умирала.

– А ещё говорят, что Драгош привез с юга своих любимчиков – двух питбулей. Бешеные псины, вся шкура в рубцах и шрамах, – сахарный голос Зары не оставляет сомнений, что продолжения лучше не знать, но слух ведь не переключишь как обычный тумблер. – Наверняка боевые. Я вот гадаю, когда он поймёт, с кем связался, то скормит им тебя живьём или по частям?

Придушить бы её, да я всё смотрю на приближающегося жениха, и колотит всю как кролика перед забоем. С ним три старейшие и уважаемые женщины наших семей – бабушки. Две из них берут меня под руки, а третья следом, рядом с чурбаном этим бесчувственным ковыляет.

Ленту кому-то продали, я пропустила этот момент, следовательно пришла пора подняться в номер, чтобы доказать свою невинность. Музыка заиграла тише, голоса, растеряв беспечность, загудели приглушенным рокотом, ведь в случае обмана веселья не будет, все разойдутся. Отцу придётся возместить Золотарёвым свадебные расходы и вернуть выкуп. А всё потому, что мне не хватило ни ума, чтоб сохранить непорочность, ни силы духа сброситься с обрыва.

У дверей номера для молодожёнов Черна – мать Нанэки, протягивает корзинку. В ней, на подушке из живых цветов сложена белоснежная рубашка невесты.

– Не трясись, девочка, все через это проходят. Слушайся мужа и всё будет в порядке.

Конечно в порядке. В добровольно-принудительном.

Драгош жестом пропускает меня вперёд и сам забирает у Черны "реквизит", после чего долго медлит, щёлкая замком. Даёт время освоиться в незнакомой обстановке, поняла я, проникаясь к нему робкой благодарностью и в то же время холодея от страха. Мне стоило изначально принять свою судьбу, дать нашим отношениям шанс. Сейчас бы легла, перетерпела пару мучительных минут и в тайне молилась, чтоб он реже вспоминал о супружеском долге. Да толку посыпать голову пеплом? Поздно.

Вздохнув, я бездумно оглядываю номер: два кремовых кресла с бархатными подушечками в форме сердец, круглый столик посередине, едва ли не полностью скрытый за букетом кроваво-алых роз, и вызывающе огромная кровать – главный атрибут неизбежного действа.

– Рада, не надо так меня бояться. Я не кусаюсь, – голос Драгоша раздаётся до ужаса близко, усиливая свинцовую дробь в моей груди.

– Может и не кусаешься, зато трупы в багажнике точно возишь.

– Это кто тебя так обманул? В моём багажнике катался только один пассажир – недавно сбитый лось. Тот, кстати, не жаловался. – приглушённо бормочет он, ловко скручивая мои волосы в жгут и убирая их со спины, – Так ты поэтому меня боишься, сплетен наслушалась? А я всё гадаю, куда делась твоя дерзость. Трусишка.

Его признание и ироничный тон чуть усмиряют биение пульса, но я всё-таки испуганно вздрагиваю, когда меня настойчиво притягивают сзади. И сходу не понять, что кажется страшнее: мужская рука под моей грудью или короткий поцелуй в шею.

– Послушай, я не могу! – дергаюсь в приступе подступающей истерики и, припоминая настойчивость Паши, понимаю, что мне сейчас слова не дадут вставить. Тем удивительней неожиданная капитуляция.

– Хорошо.

– Хорошо?

Радостное недоверие переходит в разочарованный всхлип, когда Драгош, обойдя меня, становится напротив. Его волчья, немного натянутая улыбка не оставляет сомнений – не отступит. Нужно признаваться. Только как, если эмоции пустились в дикий пляс?

Решительность на вдохе – страх на выдохе. И так по кругу.

– Да, – утвердительно кивнув, он отступает к кровати, чтобы прикрутить свет висящих над ней бра. А затем, вернувшись ко мне, останавливается на расстоянии вытянутой руки. – Я не буду торопить, но хочешь ты того или нет, нам придётся это сделать. Гости вечно ждать не будут. Постарайся расслабиться, тогда тебе будет приятно.

– Приятно?! – недоверчиво вскидываю брови, на миг даже забыв о муках выбора. Лгун.

– Тихо-тихо, – усмехается Драгош, скидывая пиджак на одно из кресел. Его слова прозвучали бы непринуждённо, если бы не застывшее во взгляде напряжение. Обещанная мне отсрочка обманчива, дёрнусь – вмиг перехватит и уже вряд ли станет церемониться. – Тихо, не нужно меня бояться. Давай сделаем так: я пока начну раздеваться, а ты присоединишься. Ладно?

– Ты уже начал, – машинально подмечаю, настороженно наблюдая за его движениями.

– Ш-ш-ш... – он вновь улыбается уголком рта, стягивая через голову галстук. Обыденный жест, но ничего более устрашающего и завораживающего я в жизни не видела. – Прислушайся. Я слышу, как за дверью ворчит Черна. – Говорит, а сам тянется к вороту. Медленно расстегивает верхнюю пуговицу. Следующую. Заметив моё смятение, переключается на манжеты. – Мы же уважим их почтённый возраст, не станем томить до утра?

Я неосознанно киваю, потому что его вкрадчивый голос подавляет волю. Каждое новое слово наравне успокаивает и хлещет, воспаляя недобрые чувства, сжирающие меня изнутри с того самого момента, как Нанэка объявила о предстоящей свадьбе. Кажется, именно в этот миг утекают последние надежды на чудо и резон сопротивляться. Будь что будет.

– Тебе нравится смотреть на меня? – вспыхнув, я осознаю, что невидяще уставилась на смуглую грудь, вызолоченную мягким светом бра и честно пожимаю плечами. Не знаю. Драгош меня не отталкивает, но и особого желания сближаться с ним нет, это скорее обычное любопытство перед чем-то новым. Но парня моя реакция, по-видимому, приободряет, он бросает рубашку сверху на пиджак и, взявшись за ремень, вопросительно выгибает бровь: – Поможешь?

– Нет, – шепчу, особо ни на что не надеясь. Если мужчина что-то задумал, то всё равно возьмёт и сделает. Тем более, когда за прищуром век зачинается охотничий кураж, а ноздри трепещут, учуяв чужую беспомощность. Мне почему-то кажется, что его сейчас одинаково заведёт любой ответ.