Мое не мое тело. Пленница (СИ) - Семенова Лика - Страница 18

Я снова кивнула, но уже не чувствовала ног от страха. Мы вышли в совершенно пустой коридор, освещенный красным мигающим светом, который лишь усиливал тревогу. От стен отражался стук наших каблуков, казавшийся колебанием стрелки метронома. Фира выпрямилась, задрала голову, шагала так деловито, что это придало мне уверенности. Я старалась скопировать ее повадку, но внутри все трепыхалось.

Мы беспрепятственно вышли к трапу, и я застыла, как вкопанная. Спускались сумерки, все было в дыму. Во дворе царил полный хаос. Солдаты куда-то бежали, слышались выкрики. Раздавался свист снарядов, что-то горело. Фира выглянула, быстро огляделась, махнула мне:

— Бегом. Упадешь — ждать не буду.

Я только кивала, чувствуя, как пересохший язык прилипает к нёбу. Так страшно мне не было даже тогда, когда мы бежали под Ортендом. Мы выскочили во двор. Над головой просвистело, вспыхнула яркая вспышка, и раздался громовой раскат. Мы обе инстинктивно присели на корточки, закрыли головы руками. Снаряд угодил в один из заводских корпусов. Камнепад, будто исполинский град, густое облако черного дыма. Когда чуть утихло, Фира огляделась:

— Давай!

Я просто бежала за ней, полностью доверяясь. Я очень надеялась, что она знала, что делает. Я пригибалась, каждую секунду ожидая снаряд или камень, ноги не слушались, будто были чужими, ватными. Я панически боялась упасть, зная, что она не станет ждать, и от этого становилось еще страшнее. Мы обогнули черное брюхо корабля, казавшееся бесконечным, и я тут же с размаху врезалась в ее спину.

Один из солдат схватил Фиру за руку, тряхнул:

— Куда?

Она нашлась мгновенно:

— В подвал! Приказ полковника Абир-Тана.

Виссарат мгновение медлил, но разжал пальцы и коротко кивнул — им сейчас было не до нас.

Мы нырнули под плоский хвост корабля. Фира остановилась, оглядываясь. Дым и поднятая пыль застилали все вокруг, но для нас это было только на руку. Она указала направо:

— Туда!

Мы пересекли открытое пространство, кинулись к воротам. Она долго и шумно боролась с засовом, а я озиралась по сторонам, ожидая, что нас вот-вот остановят. Наконец, дверца скрипнула, и мы выбежали на пустырь. Пустились со всех ног. Она крикнула на ходу, указывая левее, на черную щетку деревьев вдали:

— К лесу!

Над головой проносились самолеты, за спиной время от времени бухало так, что ударная волна отзывалась во всем теле. Я не оглядывалась — это было бессмысленно. Знакомый хлесткий удар по ногам. Меня свалило, дернуло. В то же мгновение раздался выстрел. Снова и снова. Натяжение ослабло. Фира склонилась, тряхнула меня за шиворот:

— Вставай!

Я увидела в ее белой руке зажатый пистолет. Кажется, она убила виссарата.

Я с трудом поднялась, посмотрела в сторону ворот, но ничего не видела. Сумерки сгущались, в воздухе стелился дым. Что-то горело.

Мы бежали до тех пор, пока не ворвались в низкий кустарник. Ветки драли чулки. Мы пробирались в самую гущу деревьев. Под ногами вязла влажная земля, усыпанная умершими листьями. Налипала на каблуки, превращаясь в неподъемные кандалы. Я хваталась за шершавые стволы, обдирая ладони.

Здесь была почти непроглядная тьма. Над головой, над паутиной оголяющихся ветвей, загоралось звездами небо. Черное, глубокое. Спокойное. Но все еще доносились редкие звуки бомбежки, и я вздрагивала всем телом. Я все еще не верила, что нам удалось сбежать.

Мы остановились перевести дух. Теперь ощущался ночной холод, пробирало взмокшую спину. Пахло прелой листвой, сыростью. Фира шумно дышала рядом, но я видела лишь ее смутный силуэт среди ветвей. Едва-едва белело лицо под шапочкой черных волос и голые руки. Я повернулась к ней:

— Ты убила его?

— Мне казалось, ты должна сказать «спасибо».

Я лишь кивнула, только потом поняла, что она едва ли это разглядела.

— Спасибо. Почему ты мне помогла?

— Если что-то не устраивает, ты все еще можешь вернуться.

Я промолчала. Ей не нравились мои вопросы.

— Придется идти всю ночь, как можно глубже в лес, как можно дальше.

— Ты знаешь, где наши?

Она все еще шумно дышала:

— На востоке. Но виссараты теперь выдвинутся прямо туда. Нужно идти на север, в обход.

Я молчала, больше не задавала вопросов. Может, потом. Я выпрямилась:

— Пошли.

Мы вновь зашагали в темноте, но мне казалось, что просто ползем со скоростью улитки. Я старалась не думать об этом. Сейчас главным было движение. Отдалиться хотя бы на метр, на дюйм. И двигаться. Постоянно двигаться, чтобы хоть немного согреться. Башмаки быстро напитались сыростью, ноги стыли. Я смотрела на едва различимый впереди силуэт Фиры и панически боялась отстать. Фира… Я на мгновение остановилась, держась за дерево:

— Как твое имя? Настоящее имя?

Она тоже остановилась, мелькнуло светлое пятно лица — она обернулась:

— Розали.

— А мое — Марта.

От этого крошечного жеста в груди потеплело, мы будто стали ближе. Она тяжело вздохнула:

— Я уже полгода не слышала собственное имя, — даже усмехнулась, — будто не мое. Скажи, что мы выберемся. Скажи мне!

Я кивнула, сглатывая:

— Мы выберемся, Розали.

Мы вновь зашагали по ночному лесу, но теперь меня терзало отвратительное паническое чувство. В голове билась одна-единственная мысль: я боялась, что если Нордер-Галь не солгал — проклятая птица найдет меня. Я молилась, чтобы она сгорела вместе с его проклятым кораблем.

Занимался бледный рассвет. Мы шли всю ночь. Молча, сосредоточенно, из последних сил. Я продрогла так, что не чувствовала собственного тела. Ни рук, ни ног. Касалась пальцами древесных стволов, но не ощущала ни шероховатостей, ни холода. Я сама была холодом. Сентябрьские ночи становились промозглыми, а легкое платье лишь прикрывало наготу, но не давало ни капли тепла. Я мечтала о горячей воде, о клубящемся паре. Об обжигающем чае.

Я мечтала о доме. Которого больше нет.

Розали бессильно опустилась на ствол поваленного дерева, пыталась растереть руки, ноги. Шумно задышала, стараясь разогнать по телу тепло. Светало быстро, и я уже отчетливо видела в серой мути ее перепачканное лицо, разодранные чулки, платье в репьях. Лишь прическа так и лежала глянцевой шапочкой, волосинка к волосинке.

Она с усилием утерла щеки тыльной стороной ладони:

— Где-то здесь должна быть деревня.

Я села рядом, сжалась, обхватив колени:

— Откуда ты знаешь?

— Была на картах.

Я покачала головой:

— Но у нас нет карты.

Розали хмыкнула, постучала пальцем по виску:

— Карта здесь. Не слишком подробная, но — здесь.

Я молчала, пытаясь согреть дыханием ладони, но это не помогало, они лишь увлажнялись. Я посмотрела на Розали:

— Я, правда, думала, что тебе хорошо у них.

Она закусила губу, мелко закивала:

— Абир-Тан — неплохой мужик, ласковый. Разве что пьет много… А спьяну такого наговорит… И за десятую часть того, что слышала, пристрелили бы, если б узнали. Но я…— она усмехнулась, сделала характерный жест, будто запирала рот на ключ: — Ни-Ни. Не идиотка же… Так что, мне даже повезло. В сравнении с остальными. Но я из кожи вон лезла, сахаром покрывалась! Даже не ударил ни разу. Но солдатне черт знает что позволяет, считает, имеют право. Я в казармы даже сунуться боялась, чтобы не слышать всего этого. Так что… все было не так уж плохо. Так можно и протянуть…

Я сглотнула, чувствуя, как внутри все покрывается льдом. Я знала эти звуки, знала, о чем она говорит. Розали терла замерзшие ладони о ткань.

— Знаешь, каково быть домашней зверушкой? Приползать по первому зову, когда ему приспичит? А приспичивает, ой, как часто! Не иметь права отказать, даже если разваливаешься на части! Что? — она посмотрела на меня со злой кривой усмешкой. — Не успела еще?

Я покачала головой. Розали отвернулась, будто мой ответ вызвал глубокую досаду:

— Чувствовала себя подстилкой, дрянью. Особенно когда мне впрямь было хорошо с ним. А было… Было! — она почти выкрикнула. — Ненавижу себя за это! Думала, сдохну, пока не научилась наиром управлять. Так стало проще.