Приди и виждь - Санин Евгений Георгиевич - Страница 4

Курьерам нужно было добраться до порта по суше, а там пересесть на служебные корабли. Выехали они поздно вечером и утром предполагали быть на месте.

Кучер, поторапливая лошадей, щелкал бичом, хотя мог и не делать этого: четверка каппадокийских гнедых и без того резво мчалась по широкой, мощенной булыжником дороге.

Иногда навстречу попадались тяжело груженные купеческие повозки, спешащие до рассвета достичь городов с их шумными рынками.

Спать не хотелось — слишком много событий произошло за минувший день. Разговор с отцом тоже не клеился и оживлялся лишь когда они обгоняли очередную когорту идущих на войну легионеров. Тогда отец начинал рассказывать о них столько интересного, что Крисп забывал все, что тяготило его сердце.

Оказалось, что первая когорта легиона состоит из самых крепких, рослых, выносливых воинов. Именно ей доверяли сохранность главного знамени римского войска: орла, и изображение императора. Она первой шла в наступление, а в обороне принимала на себя первый, наиболее тяжелый удар врага.

— Это ала! — объяснял отец, показывая на скачущих всадников, и Крисп думал, что не зря такие отряды называли «крыльями» — они, словно и впрямь крылья большой темной птицы, обгоняя их, проносились вперед.

Еще отец рассказывал о таранах, баллистах, других метательных машинах, очертания которых точно страшные, невиданные звери, проплывали мимо, когда они объезжали их. В свете луны поблескивали доспехи, наконечники копий, и он говорил, что воины должны часто чистить свое оружие и следить за панцирями и латами, потому что блеск оружия и доспехов внушает особенный страх врагу. Кроме того, легионеры несли на себе в походах длинный тяжелый кол для палаток и частокола вокруг лагеря в месте остановок, котелок, корзинку с запасом еды на несколько дней…

— Всего вместе с оружием — чуть меньше, чем весишь ты! — улыбался отец.

Крисп тоже отвечал улыбкой.

А после вновь наступало тягостное молчание и мальчику казалось, что они с отцом были гораздо ближе там, в старом доме, через перегородку, чем здесь, хотя и сидели плечом к плечу, тесно прижимаясь друг к другу. Отец тоже чувствовал эту стену и, словно тараном, бил ее неуклюжими шутками, метал через нее, как из катапульты, вопрос за вопросом, но все было тщетно… Разговор не получался.

Вдруг он спросил то, от чего им обоим стало не по себе:

— А чем ты занимался вчера утром, что я не видел тебя, вернувшись домой?

— Я?.. — мгновение помедлил Крисп и честно ответил: — Молился!

— Да? — деланно удивился Марцелл. — Что-то я давно не видел тебя около статуй наших богов! Или ты забыл, сколько добра они сделали нашему роду?

— Смотри, какая чудная повозка! — Крисп, отвлекая внимание отца, показал на выплывшую из предрассветной дымки громоздкую телегу с колесами, выточенными из одного бревна, которую уныло тащили за собой волы. Восседавший сверху крестьянин испуганно таращился на императорский вымпел над их пологом. — Он, наверное, принимает нас за самого Деция!

— Возможно! — рассеянно кивнул Марцелл, не желая менять тему разговора: слишком важна была она для него. — И мой отец — твой дед, и деды моих дедов, все поклонялись олимпийским, а после — римским богам! Да и как может быть иначе?

«Может! Может, отец! Ты только приди и посмотри… приди и виждь!» — мысленно возразил Крисп, но вслух спросил:

— А как называют воинов, которым доверяют носить орла?

— Так и называют — орлоносцы! И я, твой отец, сколько себя помню, с самого детства, приношу жертву им и гению императора.

— А как называется тот, кто носит перед войском его изображение?

— Иммагинарий! — машинально ответил Марцелл и вспылил: — Неужели тебе даже не интересно слушать об этом? Что ты улыбаешься?

— Да так…

— Нет, как отец, я желаю знать, о чем думает мой сын!

Крисп якобы покорно, но на самом деле, чтобы утаить хитринку во взгляде, наклонил голову и, как школьник учителю, ответил:

— Я просто вспоминаю, как наш раб при переезде в новый дом отбил полголовы у родового Юпитера, и думаю, как же он, «бог», мог допустить такое бесчестие?

Горячась, Марцелл стал говорить о своих богах, ссылаясь на авторитеты всех времен и народов, начиная с Гомера и кончая нынешним императором, однако вскоре потерял нить мысли и махнул рукой:

— Фу ты, совсем запутал меня! О чем мы с тобой говорили?

— Об орлоносцах! — с готовностью подсказал Крисп.

— Нет, раньше!

— Об этом, как его… имма-гинарии!

— Еще раньше!

— О… вчерашнем дне!

— Вот-вот! — обрадовался отец. — Я и говорю, что без уважения к богам, ты совсем отбился от рук! Где ты был, к примеру, вчера, что ни я, ни Скавр не могли сразу найти тебя?

Как назло, хотя уже окончательно рассвело, на всей дороге, насколько хватало сил у взгляда, не было ни всадников, ни легионеров, ни даже захудалой повозки…

Крисп мог теперь только солгать в ответ. Но он вдруг вспомнил слова Нектария и не захотел усыновляться сатане. Он покорно склонил голову и прошептал:

— Сначала я был в нашем старом доме, когда вы разговаривали в нем со Скавром…

— Как! — ошеломленно уставился на него Марцелл. — И ты… слышал все?!

— Да, отец…

— А потом?

— Потом… побежал к отцу Нектарию.

— Что-о-о?! И ты…

— Да, я предупредил наших об эдикте Деция… И даже предложил выкрасть его или хотя бы узнать дату!

— И ты не боишься признаться мне в этом?!

— Но ведь ты сам учил меня говорить правду!

— Д-да… — выдавил из себя Марцелл, хотя весь его вид говорил, нет — кричал: «Но не всегда же, и не в такой степени!»

«До чего же они разные — мой отец и отец Нектарий, даже когда речь идет об одном и том же!» — поразился Крисп.

Марцелл вздрогнул, потянулся к дорожной сумке, но Крисп остановил его:

— Не беспокойся, там все на месте! Отец Нектарий запретил мне делать это…

Марцелл словно бы колебался: поверить сыну или же убедиться в сохранности императорских эдиктов, среди которых было немало других, в том числе особо секретных… Он долго молчал, и Крисп не торопил его. Он понимал, как трудно сейчас отцу.

После того, как все было рассказано, он почувствовал вдруг такую легкость, что, казалось, птицей мог взмыть над повозкой. Но вслед за этим, словно испугавшись, как бы он и впрямь не сделал этого, события минувшего дня всей тяжестью навалились на его ресницы. И когда отец, очнувшись, тихо спросил:

— Но почему?!

Ответа не последовало — Крисп уже спал…

Крисп спал так долго и крепко, что даже не слышал, как они прибыли в порт. Проснулся он оттого, что повозка стояла. Рядом не было ни отца, ни спавшего всю дорогу толстого курьера. Выглянув из-под полога, он увидел не холмы с деревьями, а море и паруса кораблей.

— А где отец? — крикнул он проходившему мимо кучеру.

— Господа курьеры у начальника порта! — откликнулся тот и подмигнул: — Пошли узнать кому на каком судне плыть!

Крисп торопливо выбрался из повозки, с любопытством огляделся вокруг и стал смотреть на корабли, пытаясь угадать, на котором из них поплывут они.

— Хорошо бы во-он на том! — мечтал он, любуясь самым большим и красивым, с деревянным кентавром на носу. — Или вот! — уже нравился ему другой, военный. — Нет — на этом!!

На его плечо неожиданно легла тяжелая ладонь. Крисп испуганно вздрогнул, но, оглянувшись, увидел отца.

— Проснулся? — приветливо, словно и не было ночного разговора, улыбнулся тот: — Идем!

Вместе с двумя курьерами и важным господином, как понял Крисп — начальником порта, в сопровождении охранников, они направились к причалу.

Путь их пролегал через выложенную каменными плитами площадь. Несмотря на огромные размеры, переполненная суетящимися людьми, заставленная тележками, бочками, тюками, да еще и превращенная в рынок, она была похожа на растревоженный муравейник. Только и слышалось:

— Дешево вожу грузы!