АН Том 10 (СИ) - Тарс Элиан - Страница 23

Чушь.

С телом Александрита я мог бы делать гораздо больше!

Правда, тогда бы на синекожих нуариейк времени не оставалось бы.

Но, с другой стороны, в этой жизни мне нет нужны ходить по борделям.

А ещё я умудряюсь достаточно времени уделять Соне и Архею.

Примерно такими мыслями я успокаивал свой мозг в минуты отдыха. А затем снова пускался во все тяжкие. Разгребал последствия нападения, попутно старался запускать новые проекты в княжестве, пару раз заглядывал на завод «Александрийский столп», посещал тренировки ратников, в том числе и космодесантников. Размышляя при этом, как правильно сформировать ударные отряды для штурма Кремля. Нужно добиться идеального баланса в паре малочисленность-разрушительность.

То и дело всплывала в голове и другая мысль — в идеале, вытаскивать Рюриковичей из золотой клетки и освобождать их от магии контроля нужно было во время свадьбы Нарышкина и Оксаны Годуновой. Когда весь цвет империи, в том числе и сам Канцлер, отправились в Крым. Тогда защита Московского Кремля была максимально ослаблена и провести операцию «спасение императора» было бы легче. Более того, в апреле я сам размышлял над такой возможностью. Но отказался от неё.

Потому что в тот момент лично меня больше всего на свете волновали предстоящие роды Сони. Ну и потому что я был уверен, что Годуновы просто так не отступятся, даже если сам император объявит их предателями. И Годуновы получат поддержку от своих прихвостней.

Не говоря уже о том, что есть немалые сомнения насчёт дееспособности императора? Контроль работает на основе рахны. И просто физически невозможно, чтобы годы контроля не оставили последствий на сознании императора. Не хотелось бы вторгнуться в Кремль, чтобы получить в итоге безмозглую куклу, а не полноценного правителя. Это был бы худший расклад. При котором в войне с Годуновыми на стороне последних оказалось бы ещё больше союзников — без дееспособного императора я не смог бы публично доказательно обвинить противника в его прегрешениях.

Ну и было ещё кое-что, что меня останавливало.

Возня Канцлера с британцами… Были у меня на этот счёт дурные предчувствия. И они усилились в тот момент, когда Годунов чуть ли не раньше всех свалил со свадьбы внучки. Что такого срочного ждало его в Москве?

Но хуже всего другое. Спустя десять дней после нападения на Енисейск со мной связался великий князь Тверской. Как обычно, мы обсуждали кое-какие дела по закрытому каналу. Тогда он и огорошил меня новостью, что весь Московский Кремль закрывается на реконструкцию.

Полностью. Все его кольца.

Даже рабочие совещания министров будут проходить в другом здании.

И что же получается? Канцлер как-то узнал о нашем пока ещё не утверждённом плане нападения?

Или случилось что-то ещё?

— Можно, конечно, попробовать воспользоваться правом «Срочной встречи». Повод придумать недолго, — неуверенно предложил тогда Андрей Оболенский. — Если Канцлер примет кого-нибудь из нас в своей резиденции на территории Кремля, хоть посмотреть, что там творится, но…

— Но либо нам покажут какие-нибудь ландшафтные работы, либо примут в другой усадьбе рода, — за него закончил я.

И всё же возможность потребовать «Срочную встречу» мы из головы не выбрасывали. Я сам могу её затребовать, как князь. А повод — чего это с территории Томской Губернии на меня напали французы?

Но пока рано.

Наблюдаем и продолжаем готовиться. Впереди у нас свадьба Арвина и Юли и лишь затем княжеский съезд.

Я сам не заметил, как прошло больше половины мая и наступило восемнадцатое число.

Завтракал в этот день в расширенном семейном кругу — не только Соня была за столом, но и тётя с Вадимом, и моя тёщенка.

За столом стояла какая-то подозрительная тишина. Периодически кто-нибудь из родственников на меня как-то странно поглядывал.

— Что? — спросил я, доев кашу и отложив ложку. — У меня на лице что-то?

— О чём ты, дорогой? — встрепенулась Соня.

— Да лишь о том, что вы сегодня какие-то странные. Если есть что сказать, прошу, говорите.

Родственнички виновато переглянулись. Ни тётя Мари, ни Вадим, ни Соня не спешили нарушать тишину.

А вот тёще всё не почём. Ну ещё бы? С чего бы вдовствующей императрице что-то держать в себе?

— Аскольд, уверена вы и сами всё прекрасно понимаете. Но раз просите, скажу. Мы все в той или иной мере волнуемся за вас. Ведь вам придётся сегодня биться против двух Мастеров. Несмотря на все ваши… выдающиеся возможности, эта задача очень трудна для… двадцатилетнего мужчины, — она невзначай бросила взгляд на Никитиных. Ну да, тётушка то не знает, что на самом деле я принц с далёкой планеты.

— Аскольд, ты не подумай ничего плохого, — зачастила Соня. — Мы не хотели тебя волновать пустыми тревогами! И вообще, верим в твою победу! Просто…

— Просто ты нам всем очень дорог, и мы не хотим, чтобы ты снова страдал, — тихо проговорила тётя Мари. — Победа победой, но раны, пролитая кровь и боль неизбежны. И вообще! Раз в году и палка стреляет! Может случиться всякое, и…

— Ну хватит, — произнёс я тепло. — Я между прочим, уже не одного Гуру на тот свет отправил.

— Вот! — наставительно подняла указательный палец вдовствующая императрица. — Я им то же самое говорила. А они, — кивнула она на Никитиных, — только и кудахчут, мол, в космодоспехе и не в одиночку! Ух! В общем, Аскольд. Мы с Соней в вас верим безоговорочно. Просто подхватили флюиды паники от Марины. Она хоть и стала дворянкой, и держится теперь вполне достойно, всё равно порой позволят себе лишнего. Ну а вы Аскольд… Вы помните, что нужно не только выжить, но и победить. И желательно победить красиво и уверенно. Чтобы всякие осторожничающие увидели, на что способен глава Альянса без помощи других людей и техники.

— Вы абсолютно правы, Елизавета Александровна, — улыбнулся я. — Почти слово в слово повторили то, что я недавно говорил Соне.

— Просто гении порой мыслят одинаково, — невозмутимо ответила тёща.

Да, сегодня наконец-то состоится публичный «Суд поединком». Спустя восемнадцать дней после пленения Холецкого и Ласькина. Несмотря на то, что они максимально открыто сотрудничали со следствием, потребовалось время, чтобы убедиться, что они выложили нам всё, что могли. А затем ещё несколько дней, чтобы организовать сам Суд. Арена-то была готова. Вот только во время нашего «мини-съезда» князь Астраханский и великие князья Киевский да Казанский выразили желания собственными глазами наблюдать мой бой с предателями.

А раз эти будут, то и тех, кто во мне не сомневается, я тоже позвал.

Но я ничуть не волновался за результаты Суда. Я был абсолютно уверен в своих силах. И если что-то меня и волновало в то утро, так это давешний звонок Андрея Оболенского. Когда мой отец с приёмной матерью и сёстрами готовились к полёту в Енисейск, к великому князю Тверскому напросился на аудиенцию один неожиданный гость. И на этой аудиенции он спросил, возможно ли ему полететь вместе с Оболенскими.

То был Верховный Жрец Перуна Светозар.

Ему зачем-то тоже захотелось посмотреть на мой бой с двумя Мастерами-предателями. А я не стал отказывать старику.

Пусть само слово «поединок» предполагает бой один на один, мне предстояло сразиться сразу с двумя противниками. И это, в общем-то, не было чем-то необычным. Исторически так сложилось, что «суд поединком», который раньше использовали для решения споров между двумя сторонами, от которых выходило по одному бойцу, медленно трансформировался и обрастал разными вариациями.

О таких вот исторических вывертах и лингвистических парадоксах я думал, выходя из подтрибунного помещения на арену, где меня встретил гул трёх тысяч глоток

— У-А-А-А!!!

— Ваше сиятельство!!!

— Победы вам!!!

Улыбнувшись, я поднял кулак к синему небу и поприветствовал зрителей. Гул стал оглушительным.

Нам удалось экстренно отремонтировать и расширить спортивную арену Енисейска. И вот сегодня она полностью заполнена. Только вместо футбольного матча люди пришли посмотреть на куда более волнительное зрелище.