Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей - Страница 78

Секретарь посмотрел в зал. Он сейчас шел словно по тонкому льду, рискуя провалиться в каждый момент. Он должен был убедить тех, кто сидел перед ним, в преимуществах сталинской модели социализма, убедить их, что этот путь — единственно возможный.

— Сегодня мы сделаем к этому первый шаг. Григорьева Зинаида подготовила доклад об индустриализации, о том, как проходили грандиозные социалистические преобразования в нашей стране. О том, как мы создали промышленность, без которой победа была бы невозможной. Прошу вас, поприветствуем докладчика!

Зину здесь помнили довоенным временам, и ее встретили довольно тепло. Девушка заметно волновалась, но аудитория прощала ей это — все соскучились по тем временам, когда в доме культуры кипела жизнь. То, что на сцене вновь, как и раньше, стояла Зина, символизировало возвращение мирной жизни.

Как и предсказывал Иван, самое сложное было начать. После первой фразы каждая новая давалась легче, и Зина на глазах обретала уверенность. Ее глаза горели, она сама испытывала восторг перед теми грандиозными свершениями, о которых рассказывала. Казалось, Зина страшно жалеет, что ей самой не довелось строить Днепрогэс и Магнитку, и это ее настроение передавалось слушателям — по крайней мере, их части. Как и просил Фролов, о борьбе с троцкизмом Зина не говорила, даже такого слова не упомянула. Трудности преподносились как нечто объективное и неизбежное, их появление объяснялось масштабом социалистических преобразований общества.

Закончила она съездом победителей и знаменитым заключительным словом Сталина, в котором он кратко и емко провозгласил полное единство взглядов партийных руководителей по всем основным вопросам развития страны. Главное было сделано, завершила Зина своей доклад. Пять лет небывалого труда и энтузиазма заложили прочный фундамент развития социализма в СССР.

Зине хлопали — правда, не очень понятно — ей или докладу. Фролов, отдав должное мастерству и выразительности докладчика, предложил перейти к вопросам. Сначала зал робел, но Зина отвечала простыми словами, и видно было, что они шли от сердца. Секретарь уже считал, что первый бой выигран, как вдруг услышал голос, резко диссонирующий с приподнятым настроением Зины.

— А вы знаете, как еще называют этот съезд?

Спрашивал немолодой человек, недалеко от выхода, его лицо скрывала тень.

— Не знаю, — простодушно ответила Зина и предложила: — Расскажите!

Фролов, предчувствуя провокацию, встал из-за стола и подошел к краю сцены, пытаясь разглядеть спрашивающего. Тот, заметив, отодвинулся в тень.

— Съезд расстрелянных, — сказал он, — больше половины членов ЦК, избранных на съезде, были арестованы и потом расстреляны.

В зале воцарилась мертвая тишина. Зина ошарашенно молчала. Фролов обернулся и подал знак. Один из штатских, приехавших с ним, быстро двинулся к человеку в тени. Однако тот, все поняв, скользнул в дверь.

Генерал Говоров ехал в Кремль на заседание Государственного Комитета Обороны.

На повестке дня были два вопроса — ход операции «Вторжение» и предложения по ее развитию. Последнее для генерала оказалось неожиданным — он считал, что назначение командующим группой войск было временным и обусловлено его опытом боев в Тюрингии, важным на первом этапе. По мере развития операции, полагал генерал, его сменит кто-то более опытный, один из маршалов Победы — например, Жуков. Именно этого он и ожидал, когда вчера, уже глубокой ночью, в штаб генерала позвонили из Кремля. Выслушав доклад, Сталин сообщил, что Ставка высоко оценивает его работу в ходе начального этапа операции. Говоров поблагодарил за такую оценку и уже готовился услышать, кому именно передать командование, но Верховный сообщил, что хочет узнать его мнение, как именно следует развить начальный успех, имея в виду освобождение Москвы. Генералу не оставалось ничего другого, кроме как ответить «Есть!»

Ответ на первый вопрос у генерала был. Прошла уже неделя с начала операции «Вторжение», и в целом она развивалась успешно. Устойчивые плацдармы были созданы во всех районах, контратаки немцев с применением тяжелых танков удалось отбить. Говоров понимал — этот первый успех во многом обеспечивался фактором неожиданности, рассчитывать на который дальше было нельзя. По-прежнему большой проблемой оставалось отсутствие советской авиации на театре военных действий — коридоры между мирами все еще оставались слишком узкими для пролета самолетов, а переправлять их в разобранном виде и затем собирать оказалось слишком затратным. Кроме того, невозможность пролета через коридор означала, что надо создавать полевые аэродромы на захваченных плацдармах, но ни места, ни условий для этого не было. Таким образом, единственным способом защитить наступающие войска от действий люфтваффе оставалась зенитная артиллерия, роль которой в операции многократно возросла по сравнению с классическими операциями Красной Армии конца Второй мировой войны. Кроме того, необходимость постоянного увеличения группировки противовоздушной обороны и ее снабжения создавало трудности для остальных родов войск, участвующих в операции.

Но была и еще одна проблема — до сих пор советские тяжелые танки, ИС-2 и новейшие ИС-3, воевали под Москвой с «Пантерами» и «Тиграми», и воевали на равных. Позавчера Говоров получил сообщения сразу из нескольких источников — немцы перебрасывают с запада 509 и 510 батальоны тяжелых танков дивизии «Викинг», укомплектованные «Маусами». Тяжелые и неповоротливые в бою, эти танки, тем не менее, были как крепости на гусеницах, с мощной пушкой и внушительным боекомплектом. Куда их направит Гудериан? Говоров мог только гадать. Он знал, что «быстрый Хайнц» не любил эти танки, но в способности немецкого маршала использовать любые бронированные машины самым эффективным образом Говоров не сомневался. Сейчас составы с «Маусами» на специальных железнодорожных платформах достигли восточных границ Белоруссии, и в ближайшие два-три дня могли прибыть к театру военных действий. Однако в последние дни Говорова беспокоили даже не «Маусы» — да, это грозное оружие, но скрыть их передвижение невозможно, поэтому бой с ними не будет неожиданным. Гораздо большую опасность, по мнению генерала, представляли баллистические ракеты «Вассерфаль-2». Генерал уже видел их действие — сражение на плацдарме в Тюрингии началось именно с массированного удара по советским позициям этими ракетами. Неуязвимые для системы ПВО, они могли поразить оборудование, необходимое для работы коридоров между мирами, и поставить под угрозу снабжение группировки Красной Армии на плацдармах. Отрывочные сведения о переброске пусковых установок к району боевых действий уже поступали, но отследить их движение на восток пока не получалось.

Но самое главное в планировании боевых операций — не дать противнику перехватить инициативу. Генерал вспомнил захваченные донесения Манштейна, в которых тот, требуя подкреплений, постоянно сообщал о семи-восьмикратном превосходстве Красной Армии в живой силе и технике, начиная с битвы под Сталинградом. На самом деле, в целом на всех фронтах превосходство над вермахтом было куда скромнее, раза в полтора. Однако владение инициативой позволяло концентрировать войска на направлениях главного удара, временно оголяя второстепенные участки фронта, и тем самым действительно многократно усиливать боевую мощь атакующих частей. Так что, несмотря на все опасности, как от «Маусов», так и от ракет, Говоров ни в коем случае не мог отдать инициативу в руки противника.

Все понимали, причем по обе стороны фронта, что инициатива эта будет направлена на освобождение Москвы. Разумеется, у Говорова были соображения на этот счет, и он был готов изложить их тому, кто возьмет на себя командование операцией после него. Однако ситуация изменилась — теперь эти соображения надо изложить политическому руководству страны. И кое-что из того, что Говоров собирается сказать, многим в Кремле не понравится. Что ж, генерал уже все обдумал — он не будет прятаться за дипломатическими формулировками, а выскажется прямо. Ну, а там — будь что будет.