Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей - Страница 67

Коридоры специально открывали в глухих местах, в пересеченной местности, пригодной для обороны и в то же время труднодоступной для мобильных групп противника, предназначенных для быстрой реакции на действия советских войск. Главной задачей в первые двадцать четыре часа было захватить и удержать плацдармы, позволяющие сосредоточить войска для дальнейшего наступления. В первую очередь по ту сторону переправляли тяжелые танки ИС-2 и самые новые, ИС-3, и зенитные орудия: возможности оперативно переправлять через коридоры авиацию пока что не было, так что зенитки оставались единственной защитой от атак с воздуха. Танки в первую очередь предназначались не для атаки, а для обороны — Говоров понимал, что после мобильных групп в бой вступят основные силы дивизии «Дас рейх» — батальоны тяжелых танков с «королевскими тиграми», и, возможно, «маусами». Точных данных о последних не было — разведка не смогла установить, удалось ли немцам доставить этих монстров на предполагаемое поле сражения, но всегда лучше рассчитывать на худшее. Во всяком случае, танкисты кантемировской дивизии прошли краткий курс, как биться с «маусами».

— Есть новости? — спросил Говоров у начальника штаба, то и дело принимающего телефонограммы. У генерала мелькнула мысль, что это первое наступление, обеспеченное связью так, как должно быть: в каждой точке, где открывался коридор, работал связист.

— В целом развертывание идет по плану, товарищ генерал, — ответил тот, — пока контакта с противником нет, кроме одной точки под Купавной.

— Что там?

— Не повезло, — ответил начштаба, — похоже, в момент открытия коридора по местной дороге передвигалось немецкое подразделение. Командир, видимо, проявил инициативу, и вступил в бой с нашей передовой группой.

Говоров склонился над картой.

— Что скажете, товарищ Хромов? — спросил он у заместителя.

Тот, недолго подумав, ответил:

— Если за полчаса с ними не справятся, будем закрывать коридор. Для операции это не критично.

Говоров кивнул.

— Согласен.

Начштаба сделал пометку на карте.

— Во остальных точках развертывание идет по графику, большая часть танковых подразделений уже переведена на ту сторону. Готовимся к обороне.

Генерал взглянул на часы — половина второго. Через три часа начнет светать. Погода хорошая, так что немцы подключат авиацию. К тому времени противовоздушная оборона каждого плацдарма должна быть обеспечена, иначе нас отутюжат по полной…

Завтрашний день будет решающим, в который уже раз подумал Говоров. Немцы навалятся всем, что у них есть. Все зависит от выучки танкистов, смогут ли они продержаться. Генерал вспомнил тот бой в Тюрингии, когда на его позиции шли и «королевские тигры, и «маусы». Тогда пришлось отступить, но там было куда, а сейчас некуда — плацдармы возле коридоров слишком маленькие. Но, с другой стороны, позиции мы сами выбирали, пристреливали на тренировках. Балки, овраги, русла речушек — тяжелые немецкие танки должны там увязнуть, поразить их будет легче. Но Говоров понимал и другое — если ИС может занять оборонительную позицию, то и «Тигр» может сделать то же самое, и как его оттуда выкурить? Знакомый американский генерал из штаба Эйзенхауэра рассказывал кошмарные истории о сидевших в засаде «Тиграх», в одиночку уничтожавших больше десятка «Шерманов». Конечно, ИС-3 — это не «Шерман», но все же…

Генерал в который раз пришел к тому, что давно уже знал по опыту четырех лет войны — исход битвы определит выучка солдат и желание победить. Он был уверен, что с этим у Красной Армии все в порядке.

Старшина потерял счет времени — он не помнил, как долго его допрашивают. Он сидел на стуле перед широким столом, за которым один за другим сменялись офицеры НКВД. Вопросы повторялись: когда и как вы запланировали убийство задержанных? Кто отдал приказ совершить это преступление? Почему вы сначала убили товарища Поскребышева? Где находится тело второго задержанного? Старшина гадал: почему они боятся назвать его по имени. Он даже спросил:

— Какого второго задержанного? Вы имеете в виду товарища Сталина?

Допрашивающий вздрогнул.

— Не вам произносить его имя! — прошипел он.

Иногда офицеров НКВД сменяли люди в штатском — видимо, из главного политического управления, и их интересовало другое: когда вы впервые вступили в троцкистскую ячейку, по приказу руководства которой совершили это убийство? Профессор Громов тоже входит в эту ячейку?

— Хотите знать, кто отдал приказ? — однажды спросил старшина.

Человек из политуправления замер — он уже не рассчитывал услышать голос Ивана.

— Говорите.

— Спросите полковника Сазонова, — продолжил старшина.

— Полковник, в отличие от вас, исполнил свой долг перед родиной!

— Как и я, — ответил старшина.

Один раз его ударили в скулу, свалив с табуретки. Потом усадили назад. «Тебе надо только подписать, — сказали ему, — вот здесь, внизу страницы. Подпишешь?» Старшина кивнул, а когда сняли наручники, одним движением сломал запястье левой руки тому, кто его ударил. Старшину опять вырубили, но после этого больше не били. Почему, гадал он, неужели я такой ценный кадр?

Через пару дней почти непрерывных допросов что-то изменилось — его оставили в покое. Пришла медсестра, осмотрела голову после ударов — от Сазонова и там, в комнате для допросов. Сказала, что сотрясения мозга нет — впрочем, это старшина и сам уже понял. На следующий день один из тех, кто его допрашивал, принес в камеру бумагу, ручку и с каменным выражением лица сказал:

— Изложите вашу версию.

Старшина усмехнулся.

— Может быть, с этого надо было начать?

Офицер, не удостоив его ответом, вышел прочь.

Старшина написал все, как было, ничего не утаивая. К вечеру следующего дня его вывели из камеры, и, ничего не объясняя, усадили в машину, подъехавшую к выходу из «матросской тишины». На окнах были шторки, так что заметить, куда его везут, старшина не смог. Ехали недолго, меньше получаса. Когда машина остановилась и двери открылись, стало ясно, что они во внутреннем дворе большого здания. Под охраной старшину провели в это здание, и, оставив в небольшом кабинете с зашторенными окнами, велели ждать.

Ждать пришлось довольно долго, больше двух часов. Слегка отодвинув штору, старшина увидел внутренний двор, в который его только что привезли. Теперь этот двор можно было рассмотреть лучше, и у старшины появились догадки, где он находится. В какой-то момент вошла пожилая женщина в строгом деловом костюме, и, ни слова не сказав, поставила на Т-образный стол стакан чая и разнообразные бутерброды, сложенные в большой тарелке.

— Это мне? — спросил Иван. Женщина кивнула.

В животе у старшины заурчало. Подождав, пока женщина выйдет, Иван быстро прикончил еду, и впервые за многие дни почувствовал сытость.

Наконец, за дверью послышались мужские голоса, что-то быстро обсудившие, и в кабинет вошел человек, которого старшина, конечно, знал. Это был хозяин Лубянки.

Сев за стол, он открыл папку, которую принес с собой, и положил перед собой то, что написал старшина. Потратив на чтение несколько минут, хозяин отложил исписанные листы и поднял взгляд на старшину.

— Расскажи мне о нем, — приказал он.

О ком, хотел было спросить старшина, но тут же понял, что от него требуется. Да, но с чего начать?

— Как он выглядит? — спросил хозяин. — Похож?

Старшина кивнул.

Хозяин Лубянки ткнул пальцем в лист, лежащий перед ним.

— Тут написано, что ты вел его четыре часа до точки перехода. Если это правда, почему он не перешел вместе с остальными? Почему скрылся?

У старшины пересохло в горле. Его просят оценить поступки товарища Сталина… то есть не нашего Сталина, тут же поправил он себя, а другого. Но другой похож на нашего? Или не похож?

— Есть одно объяснение, — сказал хозяин, видя его замешательство, — самое простое. Он испугался. Согласен?

Старшина не знал, что сказать. Хозяин прошелся по кабинету.

— Он шел с тобой четыре часа по бездорожью, и это в шестьдесят семь лет. Значит, несмотря на возраст, он в хорошей физической форме. Верно?