Царская невеста, или По щучьему веленью! (СИ) - Калинина Кира - Страница 9

Утром Жиронежка не пошла сама Милину рубашку смотреть — холопок своих прислала. Холопки поглядели, пощупали, губы поджали: хороша рубаха, не придерёшься.

Вот и третья ночь настала. Повелела Миля рубахе украситься вышивкой, богатой да праздничной, как у лучших мастериц.

Взметнулась пряжа разноцветная, замелькали иглы проворные. Вышла лепота — хоть в музей сдавай: райский сад, звери, птицы чудесные. Да искусно так вышиты! Крестики меленькие, ровненькие, с изнанки всё чисто, ни узелка лишнего, ни ниточки.

Разложила Миля рубаху на лавке. А как рассвет занялся, побежала к пруду щучьей силы просить. Три дня Ярилку не видела, соскучилась. Без него в царском тереме и поговорить не с кем.

Перекинулась Миля со щуком парой слов, тихонько, чтобы не подслушал никто, силу волшебную ещё на три дня получила — и назад.

А там — мамочки! — рубашка на мелкие кусочки изрезана…

Миля чуть не расплакалась от обиды. Дверь она, уходя, на ключ замкнула. Да верно, ключ тот не единственный.

И пусть! Пряжи льняной вдоволь, и белой для тканья, и цветной для вышивки, не додумались вредители её испортить. Третьи петухи ещё не пропели. Посмотрим, кто кого!

Заперла Миля дверь на щеколду, окна занавесила.

— По щучьему веленью, по моему хотенью, пусть сошьётся новая рубашка, да такая, чтоб у царевича от восторга дух захватило, чтоб он эту рубашку надел и не захотел снимать!

В тот же миг всё вокруг в движение пришло, закрутилось, завертелось, замелькало да в сплошное мельтешение слилось, аж в глазах зарябило. А петухи уже поют, и голоса в коридоре слышны, и шаги всё ближе, вот и в дверь стучат... Отвернулась Миля от круговерти, отдёрнула щеколду. Будь, что будет!

Первым вошёл царевич, за ним Гостята с Воибудой и ещё народ разный. Вон и Жиронежка с мамками, а лица у всех такие, будто они привидение увидали. Оглянулась Миля: ничего не крутится, не мельтешит, лежит на скамье рубашка. Полотно такой белизны, что прямо светится, вышивкой обильно украшено; петухи, да цветы, да жар-птицы — как живые!

Взял царевич рубашку, к груди прижал и зажмурился от удовольствия. А Гостята возгласил:

— Хороша рубаха! Как у матушки-царицы! А лучше неё мастерицы в целом мире не было и нет!

Нахмурился боярин Воибуда, дочка его красными пятнами пошла. Будет ей наука: не пакости другому, себе же хуже сделаешь.

Ночь минула, расцвело утро, собрались опять невесты на дворе. Выступил вперёд Гостята:

— А теперь, сударушки, покажите нам, как умеете вы стряпать-кашеварить. В первый день надобно сварить хлёбово, во второй — варьене, а на третий, само собой, свадебный каравай испечь!

Обрадовалась Миля. Хлёбово, то есть щи, да варенье, да каравай — это легче лёгкого. Это она и сама бы осилила, спасибо науке бабкиной. Но лучше доверить работу профи, то есть щучьим чарам. Главное, слова верные Миле теперь известны.

Пусть её щи покажутся царевичу самыми вкусными на свете, в точности такими, как у матушки-царицы!

И вышло по щучьему велению, по Милиному хотению. Хлёбово её царевич с боярами всё до капли съели и ложки облизали.

А почему, спрашивается?

Потому что взяла щучья магия из кладовых царских не только костей говяжьих — для навара, мяса — для сытности, капусты, морковки, чеснока и лука — как по рецепту предписано, грибов белых сушёных, приправ чужеземных, перца там, листа лаврового, гвоздики, зелени всякой — для приятности вкуса, но вдобавок ещё и картошки с помидорами прихватила.

Откуда, спрашивается, в здешних кладовых картошка и помидоры? Это Древняя Русь или не Древняя Русь?

Нет, не древняя и даже не былинная — сказочная! И не Русь вовсе, а Тридевятое царство.

Но вот что любопытно: даже в сказочном царстве-государстве народ плодов заморских чурался. Миля походила по хоромам, в покои чужие позаглядывала, к запахам из дверей попринюхивалась, посмотрела, что слуги на кухни к невестам несут, и убедилась: не жалуют местные картошку. Вместо картошки у них гречневая крупа, дочерна зажаренная, а кое у кого, по старому заведению, и мука. Вместо же помидоров и томатной пасты вовсе ничего. А какие щи без томатной пасты?

Матушка-то царица, кудесница и чаровница, знала толк в кухне доброй. И продукты, видно, любые могла добыть, какие пожелается…

От раздумий Милю стук в дверь оторвал.

Отперла она — на пороге царский гридин. Поклонился и говорит:

— Ты прости за беспокойство, сударушка. Воевода велел всех остеречь: забрался в сад разбойник. Ищем мы его, вот-вот найдём. А ты, сударушка, покуда запрись покрепче. Да не бойся, не тревожься. Вокруг гостевых хором стража поставлена — мышь не проскользнёт.

И правда: встали караульщики плотной цепью, окна и двери перекрыли. Ни войти, ни выйти.

Это ничего, успокоила себя Миля. Не сегодня завтра поймают злодея, и можно будет к Ярилке сбегать. А пока о другом думать надо: варенье на очереди.

Заснула Миля легко и бестревожно. Встала с рассветом, прогулялась мимо покоев конкуренток своих. А там — дым коромыслом. Девушки бегают, суетятся, кто с яблоками возится, кто с ягодами, кто с мёдом. Печи топятся, по хоромам сладкий дух плывёт… Воротилась Миля к себе, заклинание в кулачок прошептала — и сидит ждёт.

Через пять минут распахнулась дверь — тащат холопы корзину с грушами, крупными, золотыми, красивыми, и бочонок мёда, и вёдра с водой… Ух ты, лимоны! Погоди-ка, у них и сахар есть? А соперницы то ли не ведают, то ли не приучены варенье на сахаре варить. Чудеса да и только!

А самое расчудесное чудо — это откуда слуги знают, что именно Миле требуется? Нельзя же свои желания людям внушать.

Думала она над вопросом этим ещё в первый день, когда хлёбово варилось. Ответа так и не нашла и теперь не утерпела, паренька, что последним выходил, окликнула:

— Эй, малый! Кто тебе сказал, что мне лимоны нужны?

Обернулся тот, глазами захлопал:

— Так сам ключник. А что, не надобны?

— Надобны, надобны — успокоила Миля. — И как он тебе об этом сказал?

— Да сзади подкрался и в самое ухо… Я с испугу аж подскочил! Никогда допрежь выкрутасов таких не делал, а тут на тебе! Я и кинулся скорее исполнять...

Вот, значит, как щучья сила запрет обошла: голосом ключника прикинулась. Голос парень слышал, а ключника не видел. И другие, верно, тоже. Ну и хорошо, ну и ладно.

Отпустила Миля холопа с миром, дверь за ним заперла и велела варенью вариться, а сама скороговорки проговаривать стала. Чуть погодя съела грушу, следом другую. После вздремнуть прилегла. Делать-то больше нечего.

Не зря скучала и томилась. Варенье вышло расчудесное: сладкое, но с пикантной горчинкой.

— Как у матушки-царицы! — подтвердил Гостята, утирая губы.

А царевич рядом стоял и жмурился аки сытый кот.

Миле бы радоваться. Только оцепление до вечера так и не сняли.

Хитёр, тать, говорят. Всё обшарили — не нашли. Видно, затаился.

Как бы не так, подумала Миля. Не было никакого татя. Значит, следили за ней не только для того, чтобы в горницу тайком пробраться и рубашку испортить. Кто-то видел, как Миля к пруду бегала да с водой шепталась. Слов, может, и не расслышал, но понял, что Милино колдовство оттуда, из пруда.

* * *

С первым рассветным лучом поспешила она к дверям входным. И сразу наткнулась на сторожа.

— Ты куда, сударушка?

— Прогуляться хочу. Засиделась в четырёх стенах.

— Прости, сударушка, не могу тебя пустить, не велено. Разбойник где-то рядом, как бы беды не вышло. Очень боярин за невест царских тревожится.

— Воибуда, что ли?

— Он самый.

Воротилась Миля в свой покой. И на что надеялась? Надо было ночью ухват оседлать да в трубу вылететь, покуда сила была.

Может, и теперь не поздно?

— По щучьему веленью, по моему хотенью, неси меня к пруду царскому!

И ничего не случилось. До того привыкла Миля, что желания её тотчас исполняются — прямо как дома у папы, что сразу и не поверила. Не может быть, чтобы сила просто так, в одночасье, исчезла. Надо ещё попробовать.