Имперская жена (СИ) - Семенова Лика - Страница 39
- Предыдущая
- 39/67
- Следующая
Единственный способ уберечь мою жену — представить ко двору, сделать заметной. А если ей будут благоволить императрица и госпожа де Во… Но все это невозможно без наследника, без официального признания Императором моей семьи. Я не имею права объявлять о своем браке, об этом не знают даже братья. Время… И сколько его понадобится? У Опира Мателлина пять дочерей и единственный сын. Самый младший... Младший. Пока остается только одно — отправляться к отцу.
Я застал его в саду, в павильоне. Впрочем, только в саду его и можно было застать по утрам. Совсем недавно вызывали дождь, и кварцевые дорожки потемнели, издавали под ногами едва уловимый скрип мокрых камней. В воздухе парило. Отец любил дождь с утра, горьковатый запах влажной земли. Пил обычно алисентовый сок и заедал пирожными с кремом. Сладкое со сладким… Он поглощал непомерное количество сладостей, и я удивлялся, как отца до сих пор не разнесло наподобие Марка Мателлина. О нездоровом пристрастии говорило лишь слегка одутловатое лицо и некая рыхлость, которую смело можно было списывать на возраст. Адора сидела у него в ногах и массировала ступни. Ее большая тяжелая грудь колыхалась в такт движениям. Одной рукой отец поглаживал ее голову, в другой держал пирожное. Просиял, заметив меня, облизал сиреневые от сока губы:
— Сын!
В ответ я нацепил на лицо самое благодушное выражение, на которое только был способен:
— Доброе утро, отец. Необыкновенная свежесть. Стоит перенять ваши привычки.
Я вздохнул полной грудью и вошел в павильон, изрезанный белыми каменными кружевами. Адора не вставала с колен, просто ткнулась лбом в пол, и ее грудь легла на камень.
Отец пристально смотрел на меня, прикрывая толстые веки, изучал, но широкая улыбка так и не сползла с его лица.
— Мне кажется, или ты в добром расположении?
Я потянулся, опустился в кресло, в мягкие серебристые подушки:
— Весьма, весьма…
Отец сощурился еще больше:
— Неужели твоя безродная женушка сотворила чудо?
— А почему вы сомневаетесь? В конце концов, у нее все устроено точно так же, как и у остальных.
Я подозвал раба и велел подать кофе. Но скорее, от желания чем-то занять себя. Порой отцовское внимание было очень трудно выдержать.
— Мне жаль, отец, что вчера вы не застали меня. Я лишился удовольствия принять вас в собственном доме. Мне бы было приятно. Вам следовало предупредить.
Он махнул рукой с пирожным:
— Глупости. Я ехал мимо. Что называется, не удержался от соблазна. И, не скрою, конечно, хотел посмотреть на твою красавицу. Мне показалось, она еще больше похорошела. Отъелась. Есть, за что ухватиться.
Я кивнул:
— Вы правы, я вполне доволен. Особенно сегодня ночью. Мне стыдно, что я был рассержен на вас. Мне показалось, ваше общество весьма благотворно действует на мою жену. Чем вы ее так воодушевили? Я бы не отказался от рецепта, потому что большей частью она бывает похожа на дохлую рыбу.
Отец широко улыбнулся, но глаза оставались острыми и холодными. Было наивно надеяться обмануть его. Он видел насквозь и еще на два шага вперед.
— Простые советы любящего отца, мой мальчик. Здесь нет никого, кто бы наставил бедняжку в семейной жизни. Должен же и я на что-то сгодиться. Полагаю, стоит наведываться к вам почаще. Была бы жива твоя мать, она наверняка поддержала бы меня. И, конечно, объяснила твоей молодой супруге, как стоит обращаться с драгоценностями. Может, это далекие колониальные привычки, но следовало бы сказать твоей жене, что в высоких домах не выставляют коробки с драгоценностями на всеобщее обозрение. Это, как минимум, безвкусно.
Улыбка стала шире, глаза превратились в узкие щелочки, в которых виднелись карие радужки:
— Ты сошел с ума, Рэй? Двести тысяч, что за ней дал Император, они все там?
— Вы преувеличиваете.
Отец отложил надкусанное пирожное на тарелку и поджал губы. Радушная маска облупилась, он больше не находил нужным кривляться.
— Мне хватило одного колье. Это не меньше сотни! Ты спятил?
Я хлебнул кофе, чтобы взять паузу, отставил чашку:
— Не понимаю, почему это вас так возмущает.
Отец подался вперед:
— Знаешь, на что это похоже, сын?
— На что же?
— На акт примирения. Эта девка уже тянет из тебя деньги? Будучи никем? И ты этого даже не видишь! Ее дело — рожать, а не обвешиваться драгоценностями! Император не будет ждать вечно!
Я не думал, что разговор так скоро станет невыносимым. Я поднялся, оправил мантию:
— Я приходил не за этим, отец. Лишь хотел сказать, что перед Ирией Мателлин извиняйтесь сами. Я — женатый человек, мне не престало наносить личные визиты незамужним девицам.
46
Не знаю, что за гадость дал мне местный медик. Я проспала весь вечер, всю ночь. Проснулась только днем в состоянии вялого бессилия. Я не видела снов. Просто провалилась в липкую теплую черную пустоту.
Открыв глаза, я заметила такое облегчение на пятнистом лице Индат… Она улыбнулась, черные глаза загорелись. Она села на край постели и тронула знакомым жестом мою руку:
— Наконец-то, госпожа моя! Я все утро слушала ваше дыхание. Как вы себя чувствуете?
Я провела ладонями по лицу:
— Как разбитое яйцо… Мне кажется, болит даже кожа.
Индат улыбнулась:
— Вы просто очень долго спали. Говорят, долго спать — тоже не много пользы. — Индат поцеловала мои пальцы: — Я на минутку. Мне велено доложить, что вы проснулись.
Велено — так велено. Я не стала возражать. Мне было все равно. Накатило такое равнодушие, что я буквально ничего не чувствовала.
Через несколько минут я увидела черную мантию управляющего, за ним семенил домашний медик. Вчера я не обратила на него внимания, но сейчас ясно видела, насколько тот казался несуразным. Видимо, в нем было намешано все, что только возможно, но результат все равно удивлял. Малорослый, но по-вальдорски плечистый и кряжистый. Он не вытягивался вертикалью вверх — стелился горизонталью. И если в ширину не превосходил собственный рост, то, как минимум, уравнивал его размахом непомерных плеч. Облаченный в зеленую мантию, он казался подвижным квадратом. Все это довершала массивная голова с крепкой челюстью, украшенная ухоженными кудрявыми черными волосами, свисающими на спину.
Медик поклонился в нескольких шагах от моей постели, вскарабкался по ступеням и уже облеплял меня своими датчиками:
— Как вы себя чувствуете, ваша светлость?
Мне не слишком хотелось отвечать — зачем спрашивать, если приборы все покажут? Но я все же кивнула:
— Спасибо, хорошо.
Тот улыбнулся, и его лицо забавно сморщилось.
Я понимала, что это неприлично, но не могла оторвать взгляд. Смотрела и смотрела. И Индат смотрела. Мне казалось, он это понимал, и даже позволял. Повернулся к управляющему:
— Можете передать его светлости, что госпожа совершенно здорова.
Брастин удовлетворенно кивнул, но не шелохнулся.
Мне почему-то казалось, что медик надеялся, что полукровка тут же выйдет. Даже почудилось, что я уловила растерянность на широком лице. Он подошел к своей тележке, которую катила девочка-рабыня, долго ковырялся, что-то открывал, что-то переставлял. Повисла тишина, нарушаемая лишь его деятельной возней. Наконец, он встрепенулся, зажимая в пальцах какую-то пробирку, нашарил глазами Индат:
— Рабыня, воды для госпожи.
Индат кивнула и направилась к буфету, подала медику бокал. Тот понюхал, скривился, закрутил содержимое воронкой:
— Обычной воды, не сиоловой. Совсем не соображаешь?
Индат открыла было рот, но глянула на медика, молча и несколько неуклюже забрала бокал, едва не уронив, и побежала, расплескивая воду. Наконец, вернулась с новым.
Медик вновь понюхал:
— Другое дело.
Он влил в воду содержимое пробирки, размешал и протянул мне:
— Выпейте, госпожа. Это придаст бодрости и сил.
- Предыдущая
- 39/67
- Следующая