Имперская жена (СИ) - Семенова Лика - Страница 36

Та пощечина все еще жгла мое лицо. Я так и не мог понять, как она осмелилась. Безымянная безродная девчонка! Но я забыл об оскорблении, растворился в ее касаниях, ее дыхании, ее стонах. До тех пор, пока она не попыталась требовать. Вообразила, что имеет на это право. В тот же миг она показалась мне расчетливой и ловкой. Наглым безродным перевертышем. Но даже эта мысль не избавляла после от жгучего желания вернуться в тот дом, подмять ее под себя и не отпускать до тех пор, пока она не охрипнет от криков. В какое-то мгновение я остро возненавидел ее. Вместе с приказом Императора и чаяниями моего отца. До одури хотел собственную навязанную жену и ненавидел весь мир. Они будто дергали за ниточки, они оба. И меня выкручивало от злости.

Увидев Ирию, я будто очнулся. Что в сравнении с той девчонкой эта жеманная придворная дура? Может, я до конца не понимал, чего хотел, но точно мог сказать, чего не хотел. Видеть в своей кровати и в своем доме эту отмороженную фальшивую суку. Нет, отец, этого не будет. Ты играешь по своим правилам, а я — по своим. Отныне я на стороне Императора.

Но невыносимо было осознавать, что я все испортил собственными руками. Я унизил ее. И не понимал, как это исправить. Я не видел ее три недели, отсылал подарки, но снова и снова слышал от Брастина, что она не принимала их. Велела складывать в приемной. И злость сменялась отчаянием.  Затем снова злостью. Мое терпение истончалось. Чего она добивалась? Решила сломать меня? Чтобы я, Рэй Тенал, сын Максима II извинялся перед собственной женой? Этого не будет. Последняя попытка — и я оставлю эту блажь. Императору нужен наследник. И мне тоже. Время идет.

Мой раб сообщил о прибытии Брастина. Полукровка переступил порог сепары и согнулся в поклоне:

— Ваша светлость…

Он казался напряженным, обеспокоенным. Уже одно то, что управляющий отказался говорить через галавизор, заставляло настораживаться. Какие секреты стоили таких предосторожностей?

Я позволил ему подняться:

— Здравствуй, Брастин. Что за скрытность? Что-то с моей женой?

На темном лице мелькнула осторожная улыбка:

— С ее светлостью все в порядке. Она по-прежнему верна себе.

— Мой вчерашний подарок…

— Отправился к остальным, мой господин. Ваша супруга проявляет завидное упрямство.

Я кивнул сам себе — другого уже не ожидал. Если всего этого мало — больше она не получит ничего. Довольно!

Брастин уловил паузу и уже отирался у обзорного окна, которое транслировало арену. Самовольно приблизил изображение, вглядывался в перекошенное лицо огромного, как глыба, лысого вальдорца. Прищелкнул языком:

— Севиний? Надо же… Вы ставили на него, ваша светлость?

Я понял не сразу, будто очнулся:

— Что? Ставил? Нет.

Брастин кивнул:

— Жаль, я опоздал… Я бы поставил. Чей он сейчас, ваша светлость? Не слышали?

Полукровка вытаращился в окно, будто за этим и пришел. Его уже захватывал азарт. Я замечал это по тому, как он начал вытирать об черную мантию потеющие ладони. Я окликнул его:

— Брастин! Зачем ты пришел?

Он с трудом отвернулся от окна, помрачнел:

— Есть кое-какие новости, ваша светлость. Полагаю, это важно.

— Ну?

— Тем домом в Безымянном пределе вчера интересовались.

— Что в этом странного?

Брастин поджал губы:

— Я не так выразился, ваша светлость. Интересовались, не проживала ли в нем некая молодая женщина с рабыней-вальдоркой…

— Кто?

— Раб без принадлежности.

Я лишь кивнул и отвернулся — вот и следующий ход… На игры больше не было времени.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я часто получала от своего мужа подарки. Но любовалась ими только Индат. Меня же не оставляло ощущение, что меня покупают или издеваются. Казалось, он просто прощупывал, когда я сломаюсь. Тогда, на Форсе, он говорил, чтобы я назвала любую цену. Любую. Теперь он пытался добиться этого иначе. И меня не отпускало предположение, что едва я дрогну, он заявит о том, что был прав. Повесит на меня ценник, как на шлюху. И не будет никакой разницы, какая сумма окажется в него вписанной.

Не хочу. Больше не хочу. Я все решила — и так будет спокойнее. Исполнять свой долг и ничего не ждать. Эта мысль спасала меня.

 Кажется, сегодня утром мой муж превзошел сам себя. Бриллиантовое колье, которое заставило Индат надолго онеметь. Она вертела открытый футляр перед моим носом:

— Примерьте, госпожа. Ну, пожалуйста!

Я лишь в очередной раз качала головой:

— Нет. Все это не принадлежит мне.

Индат не настаивала, знала, что бесполезно. Лишь касалась камней кончиками пальцев. Наконец, вернула инкрустированный перламутром футляр на столик, но оставила открытым. И все время бросала восторженные взгляды.

— Госпожа, сколько это стоит?

Я пожала плечами, но тут же вздрогнула, заметив, как открывается дверь.

Меньше всего я ожидала здесь увидеть Максима Тенала. Он забрал из рук своей полуголой рабыни конфетную коробку и едва заметно кивнул мне:

— Госпожа…

При виде старика у меня пересохло в горле. Я даже не сразу опомнилась, что полагается кланяться.

Он сделал несколько шагов вглубь приемной и остановился в паре шагов от меня:

— А мой сын? Я надеялся застать его здесь…

Максим Тенал широко улыбался, сверкая безупречными восстановленными зубами, катал во рту леденец. От него несло почти женскими духами и навязчивой сладостью карамели, которая оседала в носу. От меня не укрылось, как он бегло обшаривал взглядом приемную, как задержал внимание на заваленном подарками его сына столике под мозаичной панелью. Я похолодела: Индат оставила открытой коробку с проклятым бриллиантовым колье. Старик подошел, поднял украшенный перламутром футляр. Долго вглядывался в камни, поворачивая так, чтобы в гранях играли ослепительные блики. Посмотрел на меня, и я видела, как дежурная улыбка сползает, линия губ становится жесткой и прямой.

— У моего сына хороший вкус… — Он помолчал, не отводя взгляда, будто проверял крепость моих нервов. — В туалетах. В драгоценностях… В женщинах… Но иногда он склонен переоценивать.

Я молчала, но каким-то звериным чутьем понимала, что Максим Тенал не искал своего сына, знал, что здесь его нет — он явился ко мне. И от этого визита не стоило ждать ничего хорошего. Я постаралась выпрямиться, поднять голову. Старик не должен видеть мой страх. Но в то же время я понимала, что он видел меня насквозь. Знал наверняка, что в эту самую секунду мое сердце колотится до боли, а дыхание обрывается.

Тенал вернул футляр на столик, но тут же кивнул в его сторону:

— Вы знаете цену этой побрякушки, милая моя?

Я молчала. Так же, как и Рэй, он задавал вопрос, любой ответ на который будет выглядеть глупо.

Старик презрительно усмехнулся:

— Сомневаюсь… Откуда вам это знать…

Он медленно направлялся в сторону моей спальной, и я никак не могла ему запретить. Но мне не хотелось, чтобы этот старик отравлял собой комнату, которую я уже привыкла считать своей. Тенал поравнялся с замершей у двери Индат, смерил ее тяжелым взглядом:

— Рабыня, выйди вон и закрой двери.

Индат ничего не оставалось, как выполнить приказ. Я даже не успела перехватить ее взгляд, и будто лишилась поддержки.

Старик нашарил взглядом кресло у окна, уселся, оправив полы рыжей мантии. Опустил конфетную коробку себе на колени и уставился на меня. Молчал и таращился, будто хотел взглядом прожечь во мне дыру.

Я вздрогнула, когда он заговорил.

— Где мой сын?

Я молчала, совершенно растерявшись. Я не видела Рэя почти месяц и не имела ни малейшего понятия о том, где он.

Старик вновь ловко закинул в рот конфету, кивнул несколько раз сам себе:

— Я так и думал…

Его глаза потемнели, сделались колкими и злыми. От него веяло угрозой, которую я физически ощущала, как энергетическую волну.

— Когда он был с тобой в последний раз?