Плащ и галстук (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 38

Для подобной угрозы жизнь голопопую намыленную девочку не готовила. И не только её.

— Мама…, — прошептала позади меня Юлька голосом, полным ужаса.

Сама же Кладышева дар речи просто потеряла. Она, сидя у меня на колене, была загипнотизирована рукой, по которой медленно и нехотя стекала слизь. Шумел всеми позабытый душ, чей шланг с насадкой конвульсивно дергался у меня под ногой. Как там любят говорить знатные мемологи Российской Федерации? Вечер перестал быть томным?

Конечно, я бы не стал ничего подобного проделывать при Юльке. Отправил бы её прогуляться, подышать ночным коридорным воздухом… или хотя бы сходить в гости к Вольфгангу, плотно закрыв за собой дверь. Но пока до самого акта, который прихотливый и знающий человек обозвал бы радикальным «фистингом», дело еще не дошло. Мой оффер был в процессе рассмотрения. Или, можно сказать, комиссия по его рассмотрению, словив жесткий мыслительный запор, вовсю тужилась, пытаясь всё понять и простить.

— Юленька, — приторным тоном проговорил я, — Выйди. Тебе пока слишком рано на такое смотреть.

И чуть пошевелился, прицеливаясь.

— Иииихххрррр…, — попробовав говорить, Вероника подавилась собственным языком, но затем сглотнув, всё-таки выдала, — Не надо! Это гипноз! Простойгипноз! Сильныйпростойгипноз! Окалинаокалинаокалина! Не надо!!

— А теперь подробности.

Они не заставили себя ждать. Секрет оказался вовсе не секретом. Недавно мы с Юлей сбегали в недостроенный супербункер, располагающийся под Стакомском, так там мне пришлось вступить в конфронтацию с отрядом «Когти», прямыми подчиненными этой самой Окалины. Я, разумеется, сопротивлялся всерьез их попыткам меня поймать, а значит — бил на убой. Никого не убил, да, но осадочек, всё-таки, остался. Нелле Аркадьевне подобное поведение сильно пришлось не по вкусу, поэтому она начала искать пути… подстраховки.

Нашелся неосапиант, слегка подправивший восприятие Окалине, Темееву, Молоко, Кладышевой, да и всем «когтям» заодно. Теперь они вместо моего лица видели физиономию недавно умершего известного сатирика, его молодую версию, что полностью рассинхронизировало ментальные связи между нами. В целом, как предполагала товарищ Молоко, подобное давало не только полный иммунитет к лицезрению моего личика, но и со временем должно было очень серьезно ослабить влияние туманной формы на мозг за счет потери «накопленных» впечатлений и связей между нами.

Выпалив всё это как на духу, Вероника уставилась на меня широко открытыми глазами.

— Понимаю, — пожал я плечами, расслабляя руку на горле Вероники, — Но лучше бы ты сразу наврала мне что-нибудь про свою поломанную психику и про то, что ты никого не воспринимаешь негативно.

— У меня поломанная психика и я никого… угкх!! — не договорив, голая и мокрая тридцатишестилетняя девчонка конвульсивно сжала бедра и начала вполне узнаваемо содрогаться.

— Не понял?! — охренел от такого поворота событий я, по-джентльменски удерживая слегка занятое собой тело. В свободном дверном проеме вновь мелькнула тень, злобно что-то прошипевшая про «ненормальную».

Длилось это безобразие не менее пары минут.

— Ты… угадал. У меня действительно проблемы с психикой, — наконец, проговорила моя невольная собеседница, когда закончила хватать ртом воздух, — А еще… с мужиками. Я мазохистка. Слышал… о таких?

Обосраться и не жить.

Ой, то есть я угадал! И даже больше. От перспектив получить руку помощи туда, куда не светит солнце, Вероника от страха (и не только!!) так психанула, что наведенный гипнотизером блок слетел. Заодно слетели и все остальные тормоза, от чего мы с Юлькой до самого утра слушали историю жизни девушки, бывшей одной из первых «чистых» на планете.

Заикаясь, дергаясь и куря одну за другой мои сигареты, Кладышева рассказывала и рассказывала.

Маленькое село в трех сотнях километров от Омска, где прижился советский еврей, когда-то бывший довольно известным журналистом, а теперь работающий механизатором. Большая семья. Девочка, старшая дочь, обнаружившая, что может больше не спать. Что она больше не устает. Оказывается, адаптанты встречаются и среди журналистов. Вероника, мечтающая о жизни в городе, решила скрыть свои новые способности и начала по ночам зубрить книги, взятые в местной чахлой библиотеке. Но сложно сохранить тайну в большой семье. Мать узнала. Испуг, истерика, звонок «куда надо», признание отца за стаканом самогона.

С утра за ней приехали.

Дальше было много экспериментов. Плохих, хороших, разных. В основном связанных с болью, так как проверить возможности регенератора легче всего через нанесение ему физического ущерба. Долгие пять лет, за время которых появилось еще несколько «чистых», точно таких же как она. Юных, полных энергии, вечных. Много, много, много боли. Нет, над ней не издевались, не мучили в том смысле, что вкладывают в разные страшилки, но как бы вежлив доктор не был, шприц с новым «раздражителем» от этого менее болезненным не становится.

Ну и конечно, какая юная девушка не влюбится в ассистента своего «лечащего» врача? За пять-то лет?

…а потом, оказавшись на свободе, более того, даже в университете, полном прекрасной советской молодежи, не поймет, что секс без боли ей неинтересен совершенно? Ей, но не телу, которое, тем не менее, никак не могло получить желаемое? Ну, достигнуть финиша?

— Ух, жопа! — сочувственно отреагировал я. Так вот что у неё с чердаком. Теперь выбор профессии и глубина изучения нужной науки не кажутся удивительными — Кладышева всю жизнь боролась с той «миной», что заложила по дурости в молодости.

— Это, кстати, еще одна причина, почему я тебя доводила, — хмыкнула на это слегка пришедшая в себя Вероника, — Надеялась, что если слетишь с катушек, то… сдерживаться не будешь, понимаешь? Толку от тех, кто сдерживаются…

— Стоп. То есть, ты Янлинь, Сидорову, и… просто так? — внезапно понял я всю глубину глубин покосившейся крыши сидящей за столом девицы.

— Ну почему просто так, — брюнетка фыркнула, мотнув короткой челкой, — Для дела надо было. Да и забавно это. И приятно.

Забавно? Вот же стерва!!

Здравствуйте, меня зовут Виктор Изотов и я бью женщин и детей. Что еще хуже — я бью их сейчас в одном флаконе, так сказать, оптом. На постоянной и регулярной основе теперь вот, что особенно неприятно. А знаете, как это все можно усугубить? Я это проделываю под надзором своей почти-невесты! Пристальным, внимательным, и, что откровенно раздражает, — ревнивым.

Хлобысь!

— Аааах! Еще!!

Хлобысь! Хлобысь!!

— Ну же!!!

Выдав особо злой шлепок по багровой заднице, я добился того, что Вероника, заскулив, свернулась в позу эмбриона, принявшись кайфовать там о чем-то своем, о мазохистском.