Эфирный эликсир (СИ) - Порошин Влад - Страница 30

— А я маме сказала, что останусь ночевать у Наташи. Правда, ведь здорово? Уроки что ли учишь? — Спросила девушка, заглянув в комнату, где были разбросаны по дивану книги.

— Да какие уроки, — махнул я рукой. — В среду в редакцию нужно срочно сдать десять статей, в пятницу ещё шесть. Уроками я теперь занимаюсь исключительно на переменах.

— Как на переменах? — Дина сняла куртку и оказалась в таком соблазнительном платье, что мысли о работе мигом вылетели из головы, снизу супер мини сверху супер декольте.

— Память у меня хорошая, — пролепетал я, подвиснув. — Если до урока параграфы краем глаза пробегу, то на четыре точно отвечу, а письменные задания делаю вообще во время уроков.

— Везёт, — заулыбалась моя «принцесочка». — Если готовить не надо, корми борщом. Нравится? — Девушка покрутилась вокруг себя.

— Улёт.

А приблизительно через час, книги с дивана перекочевали на стол, сам диван-книжка принял полностью распахнутое положение, а мы улеглись на «страницы этой мебельной книжки», на которой написали: «Валера плюс Дина равняется Л»…

— Мне теперь все девчонки завидуют, — пролепетала, тяжело дыша, уже моя первая женщина. — Раньше посмеивались, что с малолеткой встречаюсь. А сегодня даже Чистякова из 10-го «А» подошла и спросила, где я такого парня отхватила? И Наташка Исакова в тебя влюблена, и эта твоя пигалица Полякова на тебя так зыркает, что словно ты её законный муж. Я на баскетболе сегодня видела. Кстати, Исакова сказала, что больше провожать её не надо, сама будет в одиночестве домой ходить.

— Не-не, с аэробики всё равно всех пойдём провожать. У нас и без маньяка дураков на районе хватает. — Так же пытаясь восстановить дыхание, возразил я. — Дин, а ты как завтра в школу пойдёшь? В чём? В этом платье, я тебя из дома не выпущу.

— Ревнуешь, ха-ха, — захохотала моя подруга. — Ай, утром домой забегу, переоденусь и в школу. Только я алгебру с геометрией не сделала. Я ведь к Наташке не просто так отпросилась, она у нас отличница.

«Чем только после секса я в своей жизни не занимался, — усмехнулся я про себя. — Только задачки по алгебре с геометрией не решал. Теперь самое время».

— Доставай свои задачи, — я сладко потянулся. — Показывай, что решать.

— Сейчас? — Опешила Дина.

— Надо же нам сделать небольшую школьную паузу, — улыбнулся я. — Перед второй серией.

— Люблю сериалы, — хихикнула моя подруга.

На следующий день во вторник, перед моим самым нелюбимым уроком «обществоведения» к нам с Рысцовым на перемене подошёл хулиган «Широкий», который был сегодня на удивление опрятно одет и на предыдущих школьных занятиях вёл себя более чем прилично.

— Вы сегодня после школы в лес идёте на осмотр этого места? Ну, там где, это…

— Конечно, Толя идём. — Усмехнулся Андрюха. — Браться за маньяка нужно всерьёз. Ты же вчера слушал следока, толку ноль.

— В общем, кхе, я с вами. — Замялся Широков.

— Нахрена? — Возразил Андрюха Рысцов.

— Стопе, Рысец. — Я приобнял кореша и, протянув руку хулигану, сказал, — добро пожаловать в детективное агентство сэр Ширлок Толмс. Только уговор, не бухай, деньги из школьников не тряси, ну и на уроках не выступай.

— Ладно, кхе, пока маньяка ловим, обещаю, — пробурчал «Широкий», пожав мою ладонь.

И тут залетела в класс Ульяна Андреевна, учительница истории и обществоведения, бойкая горластая женщина предпенсионного возраста с фигурой чем-то напоминающий квадрат. Из-за чего среди школьников она получила прозвище «Квадратик».

— Сели по местам! — Зычно рыкнула учительница, взяв в руки указку. — Тебе Широков нужно отдельное приглашение?

— Я б не отказался, — огрызнулся хулиган, но спорить с «Квадратиком» побоялся, поэтому молча с чувством собственного достоинства вразвалочку почапал на «камчатку».

Кстати, Ульяна Андреевна в школе прославилась тем, что одному хулигану указкой так шарахнула по голове, что крепкая на вид деревянная вещь хрустнула пополам. Потом завуч с директором неделю заминали скандал. Зато на уроках мощной телом исторички как правило была тишина.

— Сегодня новая тема. Общественно-экономические формации. Я тихо говорю, Рябова? Почему не записываем! — Оглушила меня преподавательница, так как встала как раз рядом со второй партой, где я сидел вместе с Томкой Поляковой, передумавшей меня пересаживать за четвёртую парту.

— Да, прекратите орать! — Не выдержал я и про себя продолжил: «Я полночи не спал, под утро статьи писал, башка трещит, зачем же связки рвать?».

— Что?! — Ульяна Андреевна приподняла указку, как Пересвет свой меч в поединке с Челубеем на Куликовском поле.

— Я говорю, не стоит повышать голос, при объяснении нового материала, — спокойно ответил я, приготовившись на всякий случай голову из-под указки резко убрать. — Крик мешает усваивать сказанное, и негативно влияет на желание учеников заниматься вашим предметом.

— Смотрите, кто у нас заговорил? Молчанов! — Взвизгнула историчка. — Наслышана я про твои песенки хулиганские. Знаешь, что с такими смутьянами как ты при товарище Сталине делали?

— Просветите, — буркнул я.

— В лесок вывозили и пулю в лоб, — прошипела «Квадратик». — И правильно делали. С врагами народа надо разбираться быстро и четко! И тогда будет железный порядок!

— Особенно на кладбище, одни лежат слева, другие справа, и все помалкивают. — Улыбнулся я, и одноклассники грохнули от смеха.

— Вон из класса! Родителей в школу! — Заголосила красная как помидор историчка.

Я взял сумку, сбросил в неё книжку с тетрадкой и пошёл на выход, но в дверях затормозил, очень уж мне захотелось отомстить, и поэтому сказал:

— Я вот тут подумал, мой отец ведь потомок репрессированных, и мать тоже. Вы за преступления товарища Сталина перед моей семьёй будет извиняться или что?

— Что?! — Заорала Ульяна Андреевна, замахнувшись указкой, которую, наверное, хотела запустить, словно метательный нож. — Да, ты сволочь, лишь благодаря великому Сталину жив!

— Пришла зима, настало лето, спасибо всем ему за это. Знаю, слышал уже. — Я помаленьку начал заводится уже сам. — Только у моего прадеда было восемь детей, а когда его с семьёй в 1928 году из дома своего выкинули, землю его скоммуниздили, и сослали на Урал в шахту работать, пятеро детишек погибло из-за болезней и голода. Выходит наоборот, я жив, лишь потому, что мой дед чудом выжил. И здесь у нас в Шахтёрске таких большинство.

— Нужно было проводить индустриализацию, — тяжело дыша, выдохнула историчка, которую уже нехило так потряхивало. — Рабочих рук не хватало.

— У кого предки умерли при коллективизации? — Обратился я к ребятам, и большинство из них подняло руки вверх. — О как! Выходит, разорили сельское хозяйство, ведь из деревень выселили самых трудолюбивых, а на их местах остались комбеды, бездельники и пьянь. Довели до голода рабочие руки, которых не хватало. Зачем? Это же бред! Молодёжь из деревень итак бы поехала на стройки, потому что в этом возрасте хочется мир посмотреть. И в шахту пошли бы работать за хорошую зарплату или за возможность получить в будущем своё отдельное жильё. Любую проблему можно решить по-человечески.

— Убирайся прочь! Не твоего ума это дело! — Схватившись за сердце, проревела учительница. — Наша страна была в кругу врагов, у Сталина не было другого выхода!

— Как в кругу врагов? — Я решил добить ярую сталинистку. — Индустриализацию приехали делать 20 тысяч лучших иностранных специалистов. Все крупнейшие предприятия спроектированы и построены под присмотром инженеров США, Германии и Чехословакии. Известнейший архитектор из Штатов Альберт Кан, который возвёл завод Форда в Детройте, основал наш отечественный «Госпроектстрой». Были бы это враги, то их заводы через пару лет развалились бы. Так как, звать в школу родителей? — Я посмотрел с жалостью на «Квадратика».

— Прочь пошёл, — прошептала бедная учительница.

Место в лесу, куда мы после школы втроём, я, Рысцов и Широков, вооружившись фонариками и надев высокие сапоги, топали, играло в работе ближайшей к нам шахты имени Дзержинского значительную роль. Здесь было возведено небольшое кирпичное строение, внутри которого крутились лопасти, нагнетавшие в шахту воздух. Без вентиляции же под землей скапливался природный газ метан, грозивший взорваться от любой случайной икры. Между собой это постоянно гудящее строение все в округе называли — «вентилятор». От города к «вентилятору» шла добротная, сделанная ещё в 50-е годы пленными немцами дорога с булыжным покрытием. Вот по ней-то мы сейчас и шагали, а по бокам в метрах тридцати плотной стеной возвышался смешанный лес: ели, берёзы, осины и сосны.