Красавица, чудовище и волшебник без лицензии (СИ) - Заболотская Мария - Страница 53

Однако Его Цветочество, дрессирующий улиток — это было так странно и неожиданно, что она не нашлась, что еще сказать, и подошла к окну, на которое указывал все еще заметно смущенный принц. В лунном свете было хорошо видно ту самую лестницу из улиточьих раковин — она тянулась от самого окна куда-то вдаль и вниз, обвивая усадьбу по спирали и теряясь в тумане. Сотни огромных улиток по приказу принца сползлись отовсюду, выстроившись цепочкой, и замерли, спрятавшись в свои дома-раковины. Ширины лестницы вполне доставало, чтобы идти вдоль стены, как по уступу, но, в целом, предприятие выглядело достаточно рискованно. Веревочная лестница или тайный ход были бы куда предсказуемее, надежнее и понятнее.

— Улиточья лестница выдержит наш вес? — спросила Джуп встревоженно.

— Меня же выдержала! — чуть свысока ответил Ноа, оценивающе осматривая ее. — Но ты, конечно, куда тяжелее… Я говорил тебе, Джуп Скиптон, что твоей фигуре недостает изящества, а…

— …а моя рука толщиной с вашу шею, — продолжила Джуп, закатив глаза. — Да, говорили, Ваше Цветочество, и не один раз.

— Но я думаю, что мои улитки достаточно клейкие и цепкие, чтобы выдержать этот тяжкий груз, — сказал принц, довольно жмурясь. — Я приказал им выстроиться в несколько рядов и держать строй до самого рассвета, чтобы мы могли вернуться тем же путем. Ну а утром они вновь залепят намертво входные двери — и окно Заразихи, это мое особое пожелание!..

— Ох, как же это все не понравится мэтру Абревилю… — пробормотала Джуп. В самом деле, волшебник, прежде всего прочего ценивший порядок и правила приличия, просто обязан был возмутиться, узнав, что план побега включает в себя столь нелепую составляющую.

— ...И шагу не сделаю! — конечно же, первым делом сказал Мимулус, увидев лестницу. Его едва не доконало путешествие в одиночку по коридорам Ирисовой Горечи — он дважды едва не заблудился! — и не успел он унять бешеное сердцебиение после этого испытания, как узнал про улиток.

— …Это бред воспаленного сознания! — шипел он на ухо Джунипер, пока принц пересчитывал бутылки с нектаром, которым было суждено стать наградой для сатира-лодочника. — Дрессированные улитки! Глазам своим не верю!..

— А кто недавно жаловался на то, что ему теперь не положена ездовая жаба? — прошипела в ответ Джуп, у которой была прекрасная память. — Чем жаба лучше улиток?

— Во-первых, жаба — это традиционное ездовое земноводное, известное со времен седой древности, — произнес мэтр Абревиль с надменностью, свойственной человеку, оскорбленному до глубины души. — Во-вторых, я сказал это в сердцах. Разумеется, в современном мире волшебники крайне редко позволяют себе ездить на жабах. Разве что в церемониальных целях, ради соблюдения исторической достоверности…

— Вот уж никогда не думала, что мне будет куда проще принять всякие волшебные штуки, чем самим волшебникам! — промолвила Джуп, словно невзначай подавая мэтру его сумку, при виде которой тот просиял и вцепился в нее словно утопающий. — Для меня что улитки, что жабы — в диковинку, но мне подойдет и то, и другое, если оно помогает сбежать!..

Это замечание заставило мэтра Абревиля ненадолго задуматься и в конце концов он признал, что его предубеждение к улиткам происходит из-за чистой условности, неизвестно откуда взявшейся. К тому времени Его Цветочество с почтительной помощью Джуп облачился в нарядный бархатный плащ с широким капюшоном, а затем подозвал своих пленников-сообщников к одному из шкафов, который был полон роскошнейших маскарадных нарядов. Мэтру Абревилю, не прислушиваясь к его возражениям, принц пожаловал пеструю маску с птичьим клювом; перья на ней блестели точь-в-точь как у придворных сорок — атласной синевой и зеленью. Джуп выбрала для себя схожую маску из серебристо-белых перьев — подходящую к пышному костюму лебедя, хранившемуся тут же — но Ноа зловредно сказал, что она ничуть не идет к ее облику, и подал придворной даме полумаску, представляющую собой зеленую пучеглазую лягушку, кожа которой вместо бородавок была усеяна зелеными и золотыми бусинами разной величины. Сам он взял простую черную маску, прячущую его лицо почти полностью, и вновь Джунипер пришлось вспомнить: она до сих пор не знает, что именно хочет скрыть принц от чужих глаз.

Впрочем, надевать маски было рано — спуск по улиточьей лестнице оказался не таким уж простым делом, и смотреть приходилось в оба. Голова кружилась от высоты, раковины были гладкими и скользкими, и Джуп с трудом заставила себя сделать первый шаг. Она шла сразу за принцем, который, напротив, ничуть не боялся и шагал быстро и легко, как будто не замечая туманную пустоту рядом с собой. Фонарь в его руке раскачивался и плясал, и если бы кто-то из челяди в этот поздний час вышел на берег, то наверняка удивился этой смелой искорке, быстро движущейся наискосок вниз. А вот Джуп и Мимму передвигались неловко и медленно, прижимаясь спиной к стене, и их фонари-искорки едва-едва ползли.

— Быстрее, быстрее! — недовольно звал их принц. — Дорога так широка, что вы точно не свалитесь. Какие же вы, люди, трусливые! Мы ни за что не успеем на праздник, если вы будете так медлить.

— Я предупреждал, что это плохая затея! — повторял Мимулус до тех пор, пока Джуп в сердцах не ответила, что ему, похоже, понравилось проводить свое время в обществе Сплетни и Небылицы.

Сама Джунипер понемногу осмелела и теперь больше волновалась о том, чтобы не навредить улиткам. Они и вправду приклеились к стене так прочно, что иногда казалось, будто под ногами огромные округлые камни. Иногда какая-то из улиток высовывала свои рожки откуда-то снизу и разглядывала беглецов, словно запоминая, кому улиточье сообщество обязано такой суетной ночью. Звезды над озером сияли все ярче, и вечный туман, скрывающий остров от глаз обитателей леса, уже не казался таким холодным и безжизненным — в нем появились сияющие перламутровые переливы и спиральные завихрения, складывающиеся в бесконечный живой узор.

Затем, обогнув ту часть усадьбы, что смотрела на озеро сквозь ветви старых елей, они очутились в глубокой тени, где только ночные птицы кричали в непроницаемой тьме. Джуп подумала, что не хотела бы жить в комнате, окна которой выходили в эту черноту — вряд ли даже в самый ясный погожий день сюда могли проникнуть лучи солнца. Стена, вдоль которой они шли, была сплошь покрыта влажным пышным мхом.

— Не вздумайте шуметь! — строго приказал принц Ноа, обернувшись. — Где-то здесь окна покоев госпожи Живокость — она без ума от этой сырости! И у нее прекрасный слух!..

Не успел он это сказать, как из темноты им навстречу вылетела стайка стремительных летучих мышей. Фонари ослепили их, и они заметались, ударяя крыльями по лицам ночных путешественников. Джуп едва удержалась, чтобы не закричать, и на всякий случай зажала рот Мимулусу, который от неожиданности запрыгал на месте и растревожил улиток — сразу несколько рогатых голов высунулось из-под его ног, глядя с выразительным осуждением.

— Не стоило нам его брать с собой! — в очередной раз заметил принц, и продолжил ловко спускаться, позвякивая бутылками с нектаром.

— В кои-то веки соглашусь с Его Цветочеством, — мрачно пробормотал мэтр Абревиль.

Сатира-лодочника не пришлось долго искать: стоило только беглецам выйти к берегу, как они услышали тихий грустный звук свирели. «Это он! — уверенно сказал Ноа. — В прошлый раз я именно так на него и наткнулся!».

Фарр прятался от посторонних глаз в промоине, образовавшейся между исполинскими корнями елей. У самой воды он развел маленький костер, чуть дальше, под самыми корнями, обустроил себе уютное лежбище из тростника и мха. Среди сатиров он выделялся склонностью к одиночеству и черной меланхолии — и потому держался отдельно от прочих лодочников. Сидя на перевернутой лодке и кутаясь в старый плед, он наигрывал тоскливую мелодию, глядя куда-то вдаль, в туман, клубящийся над озером. Ночных гостей он не ждал, оттого не заметил, как принц и его спутники подобрались поближе. Но и испуга при их виде не выказал — только мученически вздохнул, откладывая свирель.