Князь Рысев 2 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 31

— Не ходи вокруг да около, Кондратьич. Дело серьезное.

— А то я будто не знаю, барин! Ясно дело, что раз Николаевич такую каверзу под нос засунул, то не приглянулся ты ему с самых портков. Я-то думал, что он хоть снизойдет, ан нет…

— Ты знаешь, как эта образина выглядит и с чем ее едят?

Старик поднял на меня опущенный взгляд, будто не раскусив моей шутки, но все же ответил.

— А что тут знать-то, барин? Найти такую — что в нужнике алтын обнаружить. Всяк мечтает, да мало у кого получилось. Это такой воин, который связан с тобой будто бы одной душой. Ну как будто когда Царь Небесный нас всех лепил, то одну душу на несколько частей и разодрал.

— Я так чую, душу Николаевича он драл и в хвост и в гриву, — вспомнил самый настоящий радужный «рукав» отметин на руке старика. Кондратьевич кивнул мне в ответ.

— Верно баешь, барин. Потому Николаевич такой прямолинейный, будто ружжо — из него разве что не стрелять. Он, верно, единственный, у кого получилось столько с собой связанных отыскать. Ну так на то он и неспроста до генерала самого дослужился. Начинал-то с низов, с младшего унтер-офицера. Злые языки поговаривают, что он ефрейтором сортиры чистил, да на деле туркам хорошо их срам надрал. Видал бы ты его армию в деле: стоило ему только с ней на поле боя-то явиться, как тут самое светопреставление-то и начиналось. Хучь прячься, хучь чего, барин.

— Образное описание, ничего не скажешь, — едва слышно буркнул я. Ибрагим как будто не обратил внимания на мои слова.

— Вам там всякого еще не рассказывали, барин, потому как рано исчо. Но офицер — он словно иголка с большим ушком. А поверенные его, солдаты, значит, контракт заключившие — это нить. Куда он, туда и они. По первому зову являться должны!

Я кивнул, почему-то вспоминая Биску. Та хоть и заключила со мной контракт, став первой подручной, но мало того, что не спешила бежать на первый зов, иногда считала недостойным своего уха и сотый. Лень вперед нее родилась…

— А кровнорожденные — они с офицером на одной волне будто плавают, барин. — Старик широко раскрыл глаза. Было очевидно, что ему в радость вбивать в мою бестолковую голову собственную мудрость. Будто бы он всю жизнь только и ждал, когда я решусь подойти к нему с этим вопросом. — Все их умения зараз раскрываются. Умеет, вот, скажем, гренадир хорошо с лупомета бить да гранатами швыряться — так станет их ровнехонько в окопы класть едва ли не с версты. А офицеру тожно радость — и ловчее становится, и сильнее. Николаевич-то, помнится мне, собственной мордой в самое пекло лез. Черт в такую заварушку не сунется, а он уж и тут как тут! От турков одни лишь только щепки летели.

— И что же, пули его не брали? — Мне с трудом представлялась картина, в которой один старик с горсткой солдат поворачивает исход боя в свою пользу, а янычары лишь лупят зенки, моргают и бояться стрельнуть в него из своих карамультуков.

— Брали, конечно же, барин, — разом погрустнев, проговорил Ибрагим. — Еще как брали-то. Мало ль мы его с поля-то таскали? Его так, бывало, изрешетят, что думалось нам — все, заграбастал его душу нечистый. Уволок, черт, в свои чертоги. А на нем будто на собаке все заживало. Еще до того как капеллан явится аль фельдшер со своим чаротворством.

Кое-что, а прояснялось. Жаль, что я не видел собственных характеристик до того, как заключил с Биской тот самый контракт — надо было глянуть, повысились ли хоть какие-то? Впрочем, если учитывать, что я приобрел себе довольно уникальный класс, пакт точно не прошел без последствий. Но, выходит, чем больше у меня прислужников, тем лучше. Набирая себе солдат из простого народа, один человек превращался в зверь-машину. Генерал-трансформер, полковник икс. Хоть сейчас садись комиксы рисовать.

Тогда выходила другая странность. Николаевич собственноручно может выписывать лицензии, одну за другой. Что ж тогда мешает создать из отпрысков благородных родов уникальнейшую убер-армию? Как только враг появился за воротами — настрочить сотни две таких лицензий на рыло, и к ружью!

Кондратьевич будто прочитал мысли по одному лишь выражению моего лица.

— Энто токмо так кажется просто, барин. Что, мол, набрал себе крестьян — и ну на слона с рогатиной. Не все так запросто. Не любого из людей можно в свои прислужники записать — мало того, что ограничения есть, так еще и неумех полна Россия. Возьмешь такого в услужение, а он тебе дулю под нос вместо чего полезного. Не то что сильней — как бы слабее не сделал. Да не всяк еще человек выдержит — некоторые офицеры двух-трех прислужников возьмут, а дальше все. Дальше здоровье не держит.

— Но как же на Николаевиче-то все как на собаке зарастало? — удивился я. Кондратьевич же лишь пожал плечами.

— А вот так оно, барин. Как говорится, богу — богово, человеку — человечево. А может, и не так, ну да ты меня понял. Так что кровнорожденный — это такая безобразина, которая и твоего ресурсу, стало быть, не лопает, и служит дай боже.

— А не проще ли просто предоставлять людям на выбор? Должны же они как-то почувствовать, что перед ними стоит тот самый кровнорожденный?

— Должны, барин. Да только это все не так просто. Кровнорожденного прислужника отыскать не так чтобы запросто. В слуги-то берут людей не благородных, с грязной, рабочей кровью. Благородная-то кровь она не разбавленная, очищенная.

Я чуть было не добавил ему в тон, что она, видать, еще и голубая. А если уж вскрыть меня тут, то еще и выяснится, что и кость у меня белоснежная.

— Ему проявиться надо. Момент должон случиться.

— Момент? Это как? — не понял я. Ибрагим лишь развел руками: мол, откель мне, простому служаке, хоть и мастер-слуге такое знать.

Но все же знал, старый чертяка.

— А вот так, барин. Многие умы бились-бились, да совсем разбились. Изучают вона — инквизатории там всякие, в церквах исчо смотрют. Но пока только слов на телегу, дел на мошну. У кого-то во время чаепития совместного проявляется, у кого во время драки. А кто когда с женой уединяется. Да только таких случаев по пальцам пересчитать можно. Николаевич, может, чего сам и знает, да только шиш кому секрет расскажет. А может, и нету никакого секрету — иначе б давно ужо знали. Думаешь, инквизатории своих бисяков никуда не рассылают за ним смотреть? Рассылали, да не раз — и пока вота, вишь? Глухо.

Словно в подтверждение своих слов он скрутил мощную, жирную фигу.

Он упомянул про церкви, и я вытащил найденную нами вчера улику. Ибрагим прочитал ее еще до того, как взял — пускай и подслеповатые, но привыкшие мгновенно реагировать глаза не подвели старого солдата и в этот раз.

— Это что же, ходил вчера по адресам? — Он пожевал губы. Я решил, что просто кивнуть будет хорошим ответом. Старик не спешил расспрашивать, хотя его явно терзало самое обыкновенное любопытство.

— Ходил, Кондратьевич. Это письмо было очень хорошо запрятано и, верно, я бы никогда не догадался искать его именно там, где нашел.

— И как же получилось?

— Причудой, Кондратьевич. Одной лишь причудой, — словно в укол его прошлым насмешкам над моим родовым даром отозвался я. — Оно написано святыми чернилами. Я могу ошибаться, но что-то мне подсказывает, что ими не пишут на каждом углу. Знаешь, где можно отыскать тех, кто такими торгует? Или хотя бы в чем их особенность?

— О-о-о, барин, это ты прямо по адресу! — Старик чуть ли не хлопнул в ладоши от нетерпения. Сразу стало ясно: ему есть что мне рассказать.

Никогда бы не подумал, что буду рад горячему душу. Решив, что время пояснить, где я смогу найти создателя священных чернил, еще не пришло, старикан велел мне немедля отправляться в уборную и хорошенько вымыться. В конце концов, негоже, когда барин весь замызган чужой кровью.

Вода была приятной, я будто смывал с себя все проблемы прошлых дней. Выходил обновленный, распаренный и довольный. Кондратьич же только цокнул языком — по его мнению, ничего я не понимал в том, как хорошо помыться. А вот если бы он загнал меня в баньку, да не ту, что в городе, а в своем родном селе… Мне показалось, что где-то очень далеко по моей спине заплакали крапивные веники.