Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени - Гнилорыбов Павел Александрович - Страница 58

Основным сюжетом в живописи становится светский. Особым спросом пользуется портрет во всем многообразии его форм. Развивается камерный, парадный портрет, в рост, погрудный, двойной. Во главе угла постепенно встает человек, его личность, эмоциональная картина. Даже в Преображенской серии портретов, запечатлевшей лица шутов – членов Всепьянейшего собора, – уже читается внимание к индивидуальности, самоценности человеческого лица. Например, это остро заметно в портрете Якова Тургенева. Отражаются и реалии быта: в портрете Алексея Василькова обнаруживается элемент натюрморта. Но изобразительный мир Преображенской серии еще не порвал с XVII веком. Процитируем искусствоведа Е. Гаврилову: «Это последний, заключительный аккорд древнерусской живописи». Но нельзя не упомянуть, что эта серия создавалась под влиянием западноевропейской традиции шутовского портрета и была во многом обусловлена ею.

Руки мастеров, приглашенных государем из-за рубежа, воздействовали на генезис русского искусства самым прямым образом. Среди них – Иоганн Готфрид Таннауер (1680–1737), переехавший в Царство Русское в 1711 году. Благодаря ему русские художники учились приемам позднего западноевропейского барокко, которое, например, отчетливо различимо в стилистическом решении портрета А. Д. Меншикова (1727). Вспомним и о Георге Дизеле, мастере из швейцарского Сен-Галена. Дизель открывает натуралистическую страницу, запечатлев раритеты Кунсткамеры. Среди его работ – портрет великана Буржуа с надписью «сильный мужик». Нельзя упустить из вида и Луи Каравакка (1684–1754), жившего в России с 1716 года марсельца испанского происхождения. Его должность именовалась «первый придворный моляр». Благодаря ему на русскую почву было принесено только что сложившееся направление рококо. Каравакк выполнил двойной портрет царевен Анны и Елизаветы Петровны в 1717-м, портрет Елизаветы Петровны в детстве в образе Флоры (вторая половина 1710-х), Натальи Алексеевны и Петра Алексеевича в образе Дианы и Аполлона. Любопытно, что иностранные мастера не только переиначивали русские живописные традиции по своим канонам, но и черпали вдохновение в древнерусском опыте. Так, заметно, что Каравакк в 1730-е годы изменил свой «рокайльный» стиль и приблизился к русским парсунным приемам. Наконец, нельзя забыть про Франсуа Жувене и его полотно «Мужик с тараканом» 1723 года.

За тенью великих личностей всегда следует череда грандиозных споров. Три столетия Россия живет без Петра, и все триста лет противники ломают копья, зализывают раны и сходятся в новых поединках. Петр давно превратился в образ, который существует совершенно обособленно и в определенные моменты становится довольно далеким от истинной фигуры первого императора. У сторонников европейской культуры – свой Петр, у сторонников самобытного пути развития России – совершенно другой. Двуликим Петр становится в крестьянской среде и в кружках столичных интеллектуалов. Разные ценностные и социальные системы порождают конкурирующие образы исторических фигур, часто окрашенные эмоционально. О Петре спорили историки, правители, писатели, поэты, публицисты.

Петр стал первым царем, который смело откинул пелену церемониалов и вышел к народу: вот он я! Четвертый царь династии Романовых не походил на своих предшественников, и это моментально отразилось в народных легендах, низовой попытке осмысления происходящего. Популярной была тема «подмены» государя во время путешествия за границей. Ключевский пишет о легенде про Стекольное царство («Стекольной» на Руси называли Стокгольм), где Петра схватила местная правительница, жарила на сковороде и в конце концов бросила в темницу. Русские бояре просили за своего царя, и в одном из вариантов легенды Петра посадили в бочку и бросили в море.

Еще сильнее тревожилась церковь, и здесь завязывается клубок легенд о Петре-антихристе. Календарь изменил, табак курить заставил, бороды сбрил, в новое платье нарядил! В 1703 году житель Нижнего Новгорода Андрей Иванов пришел в Москву с доносом на самого государя. Глухие толки распространялись по стране, особенно сильно гудел русский север, отстоявший в конце XVII века свое ревностное отношение к старине. «Было семь антихристов; по Писанию, должен народиться восьмой: он и есть теперь во образе Петра». Некоторые деятели церкви считали, что антихрист в конце концов выйдет из ветхозаветного колена Данова. «Даново племя – это царское племя, а ведь государь родился не от первой жены, а от второй; так и стало, что родился он от недоброй связи, ведь законная жена бывает только первая».

Но к концу царствования Петра свой голос обрели те, кто был обязан первому императору возвышением. Канцлер Головкин писал, упрашивая государя принять императорский титул, что его подданные «из небытия в бытие произведены и во общество политичных народов присовокуплены». Прямо и лаконично выразился о Петре И. И. Неплюев: «…На что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут».

Смерть царя заставляет мыслящих людей подвести черту: насколько сильно изменилась Россия за срок петровского правления? Иван Кириллов в 1727 году издавал статистический труд с характерным названием «Цветущее состояние всероссийского государства, в каковое начал, привел и оставил неизреченными трудами Петр Великий». Антиох Кантемир в 1730 году работает над поэмой «Петрида». Она так и не была окончена, но литератор описывает цветущее состояние Петербурга. «Российцы в Ингрии засели», и Петр начал «сзидати» новый город.

Петр Крекшин, собирая материалы о Петре, отмечал, что он «недостоин отрешити и ремень сапога его». А. П. Сумароков пошел еще дальше и сравнивал Коломенское, где появился на свет Петр, с местом рождения Христа.

Встречались и причудливые примеры почитания царя. Один инвалид поставил портрет императора в один ряд с иконами, по ночам зажигал свечи, молился перед изображением Петра. Местный архиерей сделал мужичку замечание, на что инвалид резонно ответил: «Сам Бог прославил его, не допустя коснуться до него смерти и раны; а ты говоришь: не должно образу его молиться!» В итоге «поклонник» Петра перестал жечь свечи, но самого портрета так и не убрал.

Новый виток интереса к Петру разворачивается в 1740-е годы, когда трон переходит в руки Елизаветы, дочери первого императора. Поэты соревновались в восхвалении петровских реформ и побед, иногда доходя, по выражению Е. Ф. Шмурло, до «крайнего гиперболизма». Ломоносов сочинил пять надписей к будущей статуе Петра Великого, среди них была и такая:

Знаменитая ломоносовская формула «Он Бог твой, Бог твой был, Россия» появится в 1743 году. Ломоносов пытался создать и эпическую поэму, посвященную фигуре первого императора, но дальше двух песен, пусть и весьма объемных, не продвинулся. Сумароков, вспоминая Петра в 1759 году, не находит ласковых слов для отечественной истории XVII века: «До времен Петра Великого Россия не была просвещенна ни ясным о вещах понятием, ни полезнейшими знаниями, ни глубоким учением; разум наш утопал во мраке невежества, искры остроумия угасали и воспламениться не имели силы». С рождением Петра на горизонте появилась «предвестница Солнца, багряная Аврора». Как заметил С. Ф. Платонов, первое поколение русских людей XVIII века и деятели, близко знавшие Петра, наделяли императора сверхъестественной силой.