Последний дар жреца - Прево Гийом - Страница 32

Сэм лишился дара речи. Балтус предлагал ему рисовать! По-настоящему! И к тому же кого — саму Изер!

— Я не уверен, что справлюсь... — попробовал он запротестовать.

— Ну же, давайте не будем ничего усложнять! Я прошу вас об услуге! Изер, милая, не заставляй молодого человека ждать, ступай, переоденься. Краски уже на палитре, вот видите, я их успел приготовить. Нужно только освежить их вот этой жидкостью. Работайте легкими мазками, особенно когда станете рисовать руки. Что же касается платья, то это самая темная часть, здесь будет полегче. Просто постарайтесь не менять то, что я уже сделал, и понемногу двигайтесь дальше. И помните, каким бы ни был результат, мы ничего не теряем!

Балтус подхватил свою шубу и вихрем вылетел из дома, как будто спасался от пожара. Сэмюел остался в мастерской совсем один — и в полной растерянности. Он рассмотрел портрет, в общем удачный, но созданный без божественного вдохновения. В некоторых местах полотно оставалось белым, а кое-где карандашом были намечены контуры. Сэмюел никогда еще не рисовал на деревянной доске, обтянутой льном, но, раз Балтусу это удавалось...

Через несколько минут вернулась Изер, одетая в прекрасное платье из черного бархата. Она села в кресло с золочеными подлокотниками, прямо перед мольбертом. Не говоря ни слова, она приняла нужную позу, и Сэм начал смешивать цвета. Он выбрал себе кисть и, как только ему удалось добиться достаточно бледного розово-оранжевого оттенка, стал делать набросок рук девушки. На первых мазках его собственные руки дрожали, но постепенно тонкие и нежные пальцы на ткани оживали, и он действовал увереннее. Сэм даже решался взглянуть на Изер, как художник, который старается уловить выражение модели. Сходство с Алисией Тоддс по-прежнему поражало его, только это была повзрослевшая Алисия, семнадцатилетняя и печальная. Через полчаса неловкого молчания Изер наконец нарушила тишину.

—      Вы определенно очень странный молодой человек, господин Вааген. Появляетесь на кладбище, чтобы спасти нас, чуть ли не с ума сводите моего отца каким-то странным рецептом, а теперь еще и выясняется, что вы умеете рисовать!

Сэмюел не был уверен, что всё сказанное — комплимент в его адрес.

—      Похоже, вы так же недоверчивы, как шультгейс!

— Шультгейс? Он приходил?

— Да, буквально только что. По-моему, он хотел увидеть вас. Даже принес вам подарок.

Сэмюел увидел, что пальцы девушки едва заметно дрогнули.

— Ваш отец сказал мне, что вы собираетесь пожениться?

— Так хочет он, — тихо ответила Изер.

— Но не вы?

— Дочь должна выполнять волю отца, не так ли?

В ее голосе было примерно столько же тепла, сколько в ледяной воде канала. Сэмюел решил оставить свое мнение при себе. Сполоснул кисть и добавил каплю жидкости на темные цвета на палитре. Черный ему нужен был глубокий и вместе с тем такой, который передал бы бархатистость платья. Идеально подошел бы тон не слишком густой и немного отливающий цветом сливы.

—      Вы долго пробудете у нас? — спросила Изер после небольшой паузы.

—      Постараюсь не задерживаться, не беспокойтесь. Мне нужно только... нужно заработать немного денег.

—      Вращением колеса?

— Если других возможностей у меня нет...

— Однако я слышала, что на кран устраиваются работать не слишком достойные люди. Мелкие воришки и прочие проходимцы.

Значит, и она тоже считает его сообщником кладбищенских бандитов! Все просто помешались на своих подозрениях!

— Хочу вам напомнить, что ваш отец сам предложил мне устроиться на работу в порту. Я только приехал в Брюгге и никого здесь не знаю. Включая тех бандитов, которые напали на вас вчера, если вас это интересует.

Изер немного помедлила, прежде чем ответить.

— Я очень хочу вам верить, Сэмюел, — сказала она наконец.

Балтус пребывал в страшном волнении. После обеда он сразу бросился к печи и уже три часа колдовал над ней: подбрасывал в огонь дрова, добавлял то масла, то скипидара, перемешивал всё это с изяществом шеф-повара. Вонь стояла до того тошнотворная, что пришлось распахнуть окна, несмотря на сильный мороз. Сэм с онемевшими от холода пальцами, зарывшись по самый нос в воротник пальто, изо всех сил старался изображать внимание, хотя на самом деле хотел только одного — спать. Но приготовление краски подходило к концу, и было бы невежливо проявлять нетерпение.

— Получилось! — воскликнул Балтус. — Вы только посмотрите, какая яркость! Какая маслянистость! По-моему, я достиг желаемого! Прошу вас, принесите мне стеклянную бутыль.

Сэмюел, покачиваясь от усталости, подчинился. Старик поставил на край печи бутылку и вставил в горлышко воронку. Затем осторожно перелил в бутылку содержимое кастрюли — жидкость янтарного цвета, чьи испарения щипали глаза.

— Вот! Оставим это остывать до завтра. Утром я процежу состав через сито и проварю второй раз. Потом...

Глаза Балтуса сияли, как у ребенка.

—      Потом я попробую этим писать. И если Богу будет угодно... Но я вас уже довольно измучил, мой мальчик, пора ложиться спать.

Он закрыл бутыль с жидкостью влажной тряпочкой и, пока Сэм возился с окном, начал задувать свечи.

—      Спокойной ночи, Сэмюел Вааген, — сказал он. — И спасибо вам за скипидар!

Сэмюел направился в свою комнату, но, как только огонек свечи в руках старика пропал из виду, вернулся в мастерскую. Ему нужен был инструмент, которым можно разрезать ткань. Ножниц он не нашел, поэтому взял со стола два острых ножа. В сумерках портрет Изер выглядел мрачновато, но Сэм всё равно гордился руками девушки: они выглядели почти так, как если бы их написал сам Балтус. Почти...

Вернувшись к себе в каморку, Сэмюел достал из тайника (с одной из верхних деревянных балок) мобильный телефон и взглянул на дату: четверг, 10 июня, 23:11. Примерно шесть часов назад он покинул свою эпоху... Это еще терпимо, хотя бабушка, конечно, уже с ума сходит от волнения, и Лили тоже наверняка волнуется. Тем более что она — Сэм очень на это надеялся — постоянно вспоминает о брате!

Сэмюел сосредоточился на функциях телефона: на завтра у него было много планов. Во-первых, он решил сделать несколько снимков города. Брюгге под снегом в 1430 году — сенсационный успех снимку гарантирован! Но действовать придется очень осторожно. Если его поймают здесь с такой штукой, не избежать тюрьмы или даже костра.

Разобравшись с телефоном, Сэм начал изучать куртку, которую «одолжил» вчера у одного из разбойников — Мельхиора, если верить мальчишкам, вертевшим колесо. Куртка была кожаной, с шерстяной подкладкой. Может, получится вырезать в ней что-то вроде кармана, чтобы спрятать туда телефон, а еще сделать снаружи небольшое отверстие, через которое можно будет незаметно делать снимки? Правда, для этого утром придется попросить у Бонны иголку и нитку.

Сэм исследовал внутреннюю сторону куртки в поисках наиболее удачного места для кармана и вдруг обнаружил едва заметный разрез под левым рукавом. Да у куртки уже и так был карман! Сэм просунул два пальца в тепло подкладки — места в самый раз для телефона, нужно только немного расширить верх... И вдруг пальцы его нащупали какую-то бумагу, аккуратно скрученную в трубочку. Он вынул бумагу на свет и развернул. Написано было очень неразборчиво, Сэм не сразу смог прочесть все слова, но в итоге расшифровал послание:

Именем Господа Бога, аминь. 7 января в Брюгге. Поручаю банкиру Гримальди выдать подателю сего 3 ливра и 12 су с моего счета начиная с 11 -го числа, в случае если я не отменю этого повеления и при условии должного исполнения поручения. Да пребудет с вами Господь.

Ниже стояла подпись, но она была еще более неразборчивая, чем всё остальное. Что мог означать этот текст? Речь определенно шла о деньгах, о банкире Гримальди, об отмене повеления и о должном исполнении... Сколько всего произошло за эти дни! Может, несчастный Мельхиор украл бумагу у одной из своих жертв и надеялся получить за нее несколько монет? Сэмюел всё равно собирался завтра вернуться на площадь Кошелька, и если какой-то банкир и имеет отношение к этой истории, то узнать о нем можно будет именно там. К тому же Сэму в голову пришла еще кое-какая мысль...