Ангел скорой помощи - Воронова Мария - Страница 12

Еще буквально вчера утверждение, что мужчина женится не когда влюблен, а когда пришло ему время жениться, казалось Яну полнейшей ересью и антинаучным бредом, а сейчас он всей душой прочувствовал, что эта истина не на пустом месте родилась. В нынешнем расположении духа Ян готов был связать свою судьбу с любой девушкой без явных психических отклонений. Два взрослых человека всегда могут договориться, если идут на уступки, в конце концов, если Ольга собирается выйти замуж по расчету и построить счастливую семью, чем он хуже? Даже лучше, потому что расчет для него вообще на последнем месте.

А любовь? Что любовь? Кого когда это чувство осчастливило так, что всю жизнь можно было на нем ехать и ничего не делать? Если такие пары и существовали в реальности, то Яну они были неизвестны. Все счастливые семьи, которые он знал, включая собственных родителей, жили, помогая и уступая друг другу, а делать это можно и не сходя с ума от великой страсти.

Последний раз поправив венки на могилке, Ян аккуратно потушил окурок о землю, обернул его в кленовый лист и спрятал в карман, чтобы выкинуть по дороге в урну.

Постоял, подбирая прощальные слова для Полины Георгиевны, но ничего подходящего в голову не приходило, поэтому он просто кивнул и ушел.

По дороге загадал, что будет внимательно смотреть по сторонам и подкатит к первой девушке, которая понравится ему. И если она даст ему телефончик, то все сложится самым превосходным образом, они поженятся и проживут вместе долгую и счастливую жизнь.

На первый взгляд план представлялся безупречным и простым в воплощении. Ленинград полон симпатичных девушек, и сам Ян тоже ничего себе такой парень.

На дворе белый день, и если не наскакивать на понравившуюся даму в темной подворотне, а чинно подкатить в людном месте, то шансы завязать знакомство практически стопроцентные.

Выйдя за ворота кладбища, Ян пригладил волосы и двинулся навстречу судьбе.

По дороге к метро ему не встретилось ни одной женщины младше сорока, исключая торговку искусственными цветами, расположившуюся со своим нехитрым товаром возле железнодорожного переезда. Дама была довольно приятная, но Ян по зрелом размышлении все же отверг ее кандидатуру.

«Такое впечатление, будто всех симпатичных девушек Ленинграда оповестили по радио, что я открыл на них охоту, и они решили остаться дома», – мрачно хмыкнул Ян, разменивая в метро двадцатикопеечную монетку на пятачки.

Он, конечно, лукавил. В метро девушки попадались тут и там, но странное дело, в теории он готов был познакомиться с любой, а на практике ни одна не нравилась. В каждой, на которую падал взгляд, немедленно находился страшный и неустранимый изъян.

То длинный нос, то взлохмаченные волосы, то стрелка на колготках, а если уж ничего такого нельзя было найти, то в Яне просыпалась бабушка и нашептывала, что данная мадемуазель «ужасно вульгарна».

Только доехав до своей станции, Ян понял, что в сущности все эти девушки обладали одним недостатком – они были чужие.

От этого сделалось грустно, и, черт возьми, Ян сам не понял, как оказался в телефонной будке и набрал Сонин номер, загадав, что если к телефону подойдет она, то все у них сложится, а если ее грозный папаша, то он просто бросит трубку, и все.

Как всегда, судьба предложила свой, оригинальный вариант. Услышав «алло», Ян вроде бы узнал Сонин голос, сказал: «Соня», а в ответ услышал суровое: «Она тут больше не живет», – и короткие гудки. Видимо, догадался Ян, он перепутал девушку с ее мамой.

Оставалось выяснить, мама просто отпугивает ухажеров таким незамысловатым способом или Соня действительно уехала. И если да, то куда? Вышла замуж? Мысль эта внезапно оказалась невыносимо печальной. Но с другой стороны, куда еще могла уехать от родителей приличная домашняя девочка? Нашла работу в другом городе?

Такая же сила, что засунула Яна в телефонную будку, развернула его обратно в метро. Поняв, что сопротивление бесполезно, Колдунов доехал до Сониной работы. Хоть и выходной день, но в дежурной смене обязательно найдется человек с энциклопедическими познаниями о личной жизни всех сотрудников больницы.

В приемнике его встретили радушно, так что не успел Ян открыть рот, как оказался в операционной ассистентом на кишечной непроходимости, где провел увлекательные четыре часа, после чего его напоили чаем, дали половинку шоколадного батончика и сообщили, что о личной жизни Софьи Сергеевны знают мало, но недавно она подала в систему экстренного оповещения сотрудников новый адрес и телефон.

Ян списал на пачку сигарет и то и другое.

Из больницы звонить не хотелось, он добежал до метро, с некоторым трудом нашел в кармане монету в две копейки, а возле станции – работающий автомат и набрал номер.

Человек, взявший трубку, долго не понимал, чего от него хотят, а на заднем плане слышались голоса и шумы, промелькнул детский заливистый смех, и Ян заключил, что квартира коммунальная.

Он еще раз спросил Софью Бахтиярову, человек подумал, наконец воскликнул: «А, новая жиличка!» – и отправился на поиски. Ян ждал-ждал, пока в трубке не раздался писк, предупреждающий, что время заканчивается. Он принялся лихорадочно шарить по карманам, но новой двушки не нашел, и разговор прервался.

Из телефонной будки Ян вышел немного озадаченный, не зная, как трактовать этот знак судьбы. Бороться или сдаться?

Рядом стоял киоск «Союзпечати», и Ян быстренько купил шариковую ручку, предмет для врача крайне необходимый, но с рубля получил сдачу только двадцатикопеечными и пятачками, ни одной двушки или хоть гривенника.

Задумчиво подбросил в руке увесистую горку мелочи. Кажется, послание очевидно – не судьба. Но можно посмотреть и с другой стороны: высшие силы тонко намекают, что он не ценил щедрых подарков, которыми его осыпала жизнь, проворонил свое счастье, и теперь нужно хорошенько потрудиться, чтобы его вернуть. Вступить, так сказать, в единоборство с роком. Как в сказке Иван-царевич жил-жил себе в довольстве, но не ценил своего счастья, сжег лягушачью шкуру, и вот, пожалуйста, хочешь вернуть любимую – пили теперь за тридевять земель и убивай Кощея.

Ян засмеялся, приосанился и поехал по новому адресу Сони.

Она жила теперь в центре, в узком и высоком доме с фасадом из серого кирпича и неприветливыми окнами, похожими на бойницы.

Поднявшись по мрачной лестнице на второй этаж, Ян оказался перед массивной двустворчатой дверью, выкрашенной в тот противный цвет, которым всегда красят плинтусы и перила в общественных учреждениях. По косяку змеилась россыпь дверных звонков с табличками, на которых от многих слоев краски фамилии почти не читались. Сониной фамилии не было, и только сейчас Ян понял, какого дурака свалял. Если он ненароком позвонит в чужой звонок, то ему откроют, но Соня сделается врагом всей квартиры, как человек, который не бережет покой соседей. А если она вышла замуж, то внезапный визит одинокого мужчины и вовсе поставит ее в двусмысленное положение.

Немного помявшись перед дверью, Ян спустился пролетом ниже и сел на широкий подоконник. За стеклом сгустились сумерки, и в доме напротив зажигались окна, роняя длинные полосы света на асфальтовое дно двора-колодца.

Где-то свет еле пробивался сквозь занавески, а где-то была видна вся вечерняя жизнь. В одной кухне уютно светила зеленая лампа с бахромой, и в ее круге за столом сидели двое людей, как показалось Яну, средних лет. Женщина в пестром халатике и бородатый мужчина. Они пили чай, наливая заварку из красного пузатого чайничка в белый горошек, и Ян видел, как они улыбаются друг другу и, наверное, счастливы тем самым маленьким и ничтожным счастьем, которое так презираемо великими людьми и которого труднее всего достичь.

«А тебе не дано, – вдруг пронеслось в голове с холодной пугающей ясностью, – не будешь ты никогда сидеть в тепле, радости и уюте, хоть тресни, хоть развались».

Он потряс головой, отгоняя мысли, больше похожие на предсказание, растерянно огляделся, и тут внизу хлопнула тяжелая дверь парадной, на лестнице раздались легкие быстрые шаги, и появилась Соня.