Между Явью и Навью - Ильина Наталья Леонидовна - Страница 32

– Самой-то золота не жалко?

– Ты что, родной! Ни капли. Этот клад Ягини несколько веков собирали, но никому не показывали, а то б житья не стало. Я уж не чаю, как остатки Мстиславу вирой отдать. Таким богатством владеть – нужна большая сила, а то убьют и отберут. Мне жизнь дороже.

– Думаю, если б знали люди воеводы Менского о твоем богатстве, – снова подал голос мертвяк, – они бы нас быстро нашли. Не спасли бы закруженные тропинки, на всякую амулет или молитва найдется. Видно, невеликую награду за тебя Афанасий назначил, решили мужики поберечься и с Ягой не связываться. Если бы узнали о золоте – добрались бы. Леший, до сей поры молчавший, закивал – все ты правильно угадал, хоть и мертвый.

Расстались Яга с Лешим в лесу, неподалеку от устья Свислочи. Чуть поодаль, на мысу между двумя реками, виднелись земляные валы. Наверняка на стенах стояли дозорные, и показываться им не стоило.

– Тут, значит, Менская застава, – махнул сучковатой рукой Леший, – а там, ниже по Березине, – уже киевская. Верст пять будет. О-от по той тропинке вам. Ночь светлая, луна полная, не пропадете. Еще до рассвета на место дотопаете.

– Благодарю, дедушко, – поклонилась ему Яга. – Не поминай лихом. Что смогу, сделаю.

– Ты нас от Луки избавила, – поклонился ей Леший, – и за жрецов отомстишь. Как тебе не помочь?

– Мр-ря! – Кот уперся передними лапами Лешему в колено, но когтей не выпустил. – Спас ты нас, Леший. Век помнить буду.

Мертвяк тоже отвесил Лешему земной поклон, но ничего не сказал.

Шагать по тропе и впрямь было легко. Мрак умаялся драть лодку и ехал на мертвяке, тащившем еще и всю поклажу. Яга куталась в плащ – ночью было зябко. Все равно было видно, что мужик с бабой идут. Мало ли зачем эта парочка весеннюю ночь у реки коротала? А кто позубоскалить хочет, тот пусть не завидует.

Дошли они быстро, никого не повстречав. Тропа шла по берегу, петляла вместе с рекой. Вскоре они увидели за очередным поворотом частокол спящей деревушки. Застава была прямо напротив, на другом берегу.

Яга остановилась и пристально посмотрела на мертвяка. Сейчас они выйдут к людям, и даже взятый ей не по праву княжеский Знак не спасет от большого интереса людей к ходячему покойнику. Лицо со впалыми щеками можно и под капюшон скрыть, сойдет за больного, изможденного. Руки с синими ногтями не спрячешь. А если кто присмотрится и поймет, что ее спутник не дышит – быть беде.

– Пора мне в Навь, хозяйка? – спросил мертвяк, поставив на землю мешок с поклажей.

Смотреть на него было больно. Мертвяк ссутулился и покорно опустил голову, как жертва у алтаря Мораны.

Дар Живы молчал. Богиня жизни не считала зазорным отправить мертвое к мертвецам. Морана маячила невдалеке – сейчас я его не прогоню, давай, отправляй ко мне. Зато Яга, кажется, опять была с ними не согласна.

– Что ж мне с тобой делать-то? – вздохнула она. – Может, ты вспомнил хоть что-нибудь? Кто ты?

– Я… Имя будто рядом, но как рыба. Скользкое, не ухватишь. Помню только, что перед смертью к тебе шел. Давай я яму выкопаю и в нее лягу, чтоб тебе не возиться?

– Да чтоб тебя! – в сердцах плюнула Яга. – Знаешь, я людям казненного бога даже завидую. Он всегда за них. Не под настроение, не как левая пятка зачешется, а пока они с ним, так и он… Тьфу. Не сильна я объяснять! Но он их к себе забирает, если не напакостят. А наши… Не хочу я тебя в Навь отдавать. К Перуну, пьянствовать в хорошей компании, отпустила бы. На холодные болота и холмы – нет.

– Говор-рят, – мурлыкнул умница Мрак с плеча мертвяка, – тут поцелуй любви поможет.

– Где я и где любовь, – отмахнулась Яга. – Ладно. Пошли.

Она пошагала напролом через лес. Колдовать под забором деревни, рядом с заставой с крепкими воинами, было… Яга не могла подобрать слова. Несусветная глупость, нахальство, чушь, бред сивого мерина – все казалось недостаточным.

Но она чувствовала, что хочет сделать именно так и никак иначе. Злость на богов и людей застилала глаза.

Ручей она нашла обостренным чутьем ведьмы. Прошла чуть по течению и увидела нужное – крошечное озерцо размером с лужу. Темнота Яге уже не мешала, она стала видеть как кот.

– Раздевайся, – велела она мертвяку.

Потом достала нож и сухой венок.

Яга откуда-то знала, что в жизни с Мораной и Живой не расплатится. И после смерти, наверное, тоже. Придется ей каждый год плести венки и отдавать девкам, но ни одна не станет жрицей. Придется научиться ковать ножи. Смерть и жизнь вечно станут сплетаться возле нее, она будет служить обеим и страдать за обеих. И настоящей Силы, скорее всего, ей никогда не видать.

– Ну и ладно! – по-детски воскликнула Яга. – Ну и пусть! Зато сейчас сделаю не по вашей воле!

– Будет больно, – сказала она мертвяку. – Постарайся не дергаться и не орать.

– Мне? Мертвому? Больно? – удивился он.

Но через мгновение уже скрипел зубами, подвывал и тихонько стонал.

Яга вскрывала ему кожу ножом Мораны. Не проникая слишком глубоко, открывала мертвую плоть. Понадобилось много тонких надрезов, но луна светила ярко, а Яга никуда не торопилась.

Закончив, она положила нож острием на камень и ударила каблуком. Старое железо хрустнуло сухой веточкой, по лесу пронесся ветер и невнятный шепот.

Мертвяк вздрогнул. Яга чувствовала, как поднимаются волосы на затылке под косой, но не обернулась.

Пусть Морана злится.

Венок Живы она раскрошила в заводь на ручье. Второй порыв ветра был сильнее, к Моране присоединилась сестра – соперница. Повредить жрице до конца обряда они не могут, зато потом отыграются.

– Лезь в воду, – приказала Яга мертвяку. – Как хочешь крутись, но чтоб весь намок! Чтоб вода сквозь порезы тебя полностью пропитала!

Заводь зашипела, принимая в себя мертвую плоть. В ручеек будто кинули раскаленный камень. В лицо Яге ударил клуб пара как в бане. Он пах гнилью, тленом, немытым телом, чистой водой, мятой и какими-то цветами.

Мертвяк возился в пару.

Вскоре запах изменился. Но Яга не успела понять как. Силы ее оставили, и ведьма медленно осела на лесную траву.

В глаза било солнце, грудь была придавлена чем-то тяжелым, а по щекам как будто терли заскорузлой дерюгой. Яга с трудом разлепила веки и увидела, что на ней сидит Мрак и старательно ее вылизывает.

– Пусти! – сдавленно просипела Яга.

Она лежала на куче лапника, укутанная в плащ княжича. Неподалеку горел костер и привычно уже пахло кашей с черемшой. Неподалеку пел знакомый ручеек.

– Доброе утро, – поздоровался с ней незнакомый тощий мужик, в котором еле-еле можно было угадать черты недавнего мертвяка. Порты и рубаха княжича на нем болтались как на пугале. – Я тебе, Яга, кашу сварил. Мрак на рассвете зайца поймал, он в глине в углях запекается. Будешь?

– Угу, – кивнула Яга.

Разом накатило: «Дурища, ты кого оживила?! Он же теперь тебе не подчиняется! Перед смертью к тебе шел, и точно не с добром. Умники к ведьмам за зельем от поноса не ходят! Он хоть и дохляк, но вздумает драться – будет трудно. Богини не защитят, Мрак когтями не отмашется…»

– Ты кто? – спросила она вслух, пытаясь нашарить хоть что-то похожее на оружие.

– Я был Свиридом, сыном Горимысла, книжником и немного колдуном, – сразу ответил бывший мертвяк. Видно, обдумывал речь заранее. – Служил я Брячиславу, князю Полоцкому. Я должен был вас, жрецы да волхвы менские, загодя упредить и позвать под руку своего князя. Тайное было поручение, такое, о каком говорят шепотом, трижды оглянувшись. Я к тебе, Яга, шел, когда люди воеводы меня догнали и в болото кинули. Видно, как-то прознали в Менске о задумке Брячислава. Не справился я, – грустно вздохнул он. – Пошел бессмысленной мертвой колодой людей пугать. Когда с тобой на болоте повстречался, у меня что-то в голове прояснилось. Соображать хоть как-то начал. Потому и старался быть полезным, чтоб не прогнала. Без тебя мне одна была дорога – в нежить тупую. Когда думать не можешь – это страшнее смерти.