Пять лет спустя (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 33

— Но сто узлов?!

— Ничего страшного. Поставите кавитационную головку. Знаете, что это такое?

Судя по широко распахнутым глазам слегка узкоглазого японца, он знал, иначе бы их так не таращил.

— Ничего не выйдет. Система наведения не сработает, — тут же сообщил мне Сидзуо, как только отошёл от первоначального шока, — Шумы от головки забьют все звуки вокруг.

— Вынесете на нос торпеды иглу, примерно в метр длиной. Остальное — не ваши проблемы.

— Тем не менее, я считаю, что наведение невозможно. По крайней мере, акустическое, — встал в позу японец, и мне это понравилось.

Было бы куда печальней, если бы он слепо принял на веру мои слова, а потом весь проект затянулся на долгие годы из-за несостоятельности первичных предпосылок.

— Узконаправленные акустические датчики и частотное разделение шумов, — вбросил я первое объяснение, но заметив, что собеседник меня не понял, решил его немного расширить, — В отличие от корабельных шумов, с их преобладанием звука в низкочастотном спектре, кавитационная головка создаёт шумы на куда более высоких частотах. Практически, они звучат, как шипенье. Мы можем все звуки головки и самой торпеды обрезать так, что гидроакустические датчики их даже не почувствуют. Для этого хватит нескольких холостых запусков торпеды, чтобы мои специалисты нарисовали карту вырезки шумов в нужных нам участках звукового спектра.

— Я правильно понимаю, что вы даёте мне двигатель и систему наведения, с возможностью управления торпедой? — как-то чуть подсдулся Сидзуо Ояги.

— Что-то ещё надо? — поинтересовался я, глядя, как лихо, и в то же время филигранно, маневрирует давно ожидаемый нами эсминец, готовясь швартоваться.

— Осталось узнать — зачем вам тогда нужен я, если все проблемы у вас, оказывается, уже решены? — вполне откровенно, хоть и без особой радости, поинтересовался инженер.

— На этот вопрос мне не сложно ответить. Эта торпеда, как основная, мной была задумана довольно давно. Но ни про противоторпеды, ни про подводную лодку я ещё не размышлял. Не желаешь в этом поучаствовать? — глянул я на японца, хотя это было абсолютно излишне.

Он и так мой. Фанатик торпед, которому ещё и в подводные лодки разрешили нос засунуть.

А у меня небольшая гора с плеч. Теперь появился, наконец, кто этими торпедами займётся.

— Ваше Сиятельство, новозеландцев куда доставить? — в рупор поинтересовался капитан с мостика причалившего эсминца.

Красавчик! Сам при параде, а уж как к причалу притёрся! Прямо с ходу развернулся и в сантиметры уложился! Даст же Бог таланта!

— Пусть в кают-компанию "Рюдзина" их проводят, — чуть громче него спокойно ответил я, усилив свой голос магией, — А ты иди, собирайся с вещами. Завтра со мной в Токио отправишься, — отрубив усиление, кивнул я Ояги, — Торпеды, они сами не изготовятся.

Прибыли новозеландцы, гости дорогие.

Уж сейчас я у вас узнаю, как это вы одной семьёй с двумя сотнями гектаров управляетесь…

Сами не заметите, плохиши, как мне все свои тайны выдадите.

Для женщины, а тем более, для Императрицы, крайне важно, чтобы сияла не только она, но и её супруг, а моё непреклонное: — "Хватит с них и обычного мундира", разбилось о требовательную мягкость Аю, как хрустальная ваза о гранитный пол. Правда, без особого шума.

Может, я бы не придал этому особого значения и вскоре забыл, как незначительную мелочь, если бы не вид новозеландцев. Выглядели они…

Да ровно так, как может выглядеть фермер, напяливший на себя подобие военной формы.

Сама по себе форма у новозеландцев изрядно мешковатая, плюс к этому ботинки до щиколоток и нелепая остроконечная шляпа, вдавленная с четырёх сторон. Шляпу украшает красная лента и кокарда. Молодцевато выглядеть в таком обмундировании — дело бесполезное, да и нет у наших гостей военной выправки.

Переговорщиков прибыло трое. Двое из них — офицеры, а переводчик чином значительно ниже. Может капрал, а то и сержант, в их воинских знаках различия я пока ещё пока не разбираюсь.

Кстати, по-русски парень лопочет вполне сносно, с едва заметным акцентом.

— Откуда так русский знаешь? — поинтересовался я у него, когда отзвучали необходимые приветствия.

— Моя семья за месяц до начала Третьей мировой из Тюмени в Новую Зеландию переехала. Пятнадцать человек. Всем составом уезжали — от стариков и до внуков. А как война грянула, тут уже не до изучения языков стало. Так и жили на купленной там ферме своей маленькой русской общиной. Невест тоже из русскоязычных старались брать. Так что я их язык наверное даже хуже знаю, чем русский, — улыбнулся конопатый парень, с простецкой рязанской физиономией.

Признаюсь, удивил он меня. Двести лет хранить знание родного языка — это сильно.

— Ну, давай, переводи, с чем к нам гости пожаловали, — пришлось прервать мне его рассказ, который бы я с удовольствием послушал, и заняться государственными делами.

Первым взял слово полковник Тимоти Матепараи.

— Новая Зеландия — свободная страна. Ещё с колониальной эпохи, уходящей в историю на многие века назад, у жителей нашего государства существовали безусловные права собственности на землю в результате действия принятой в Соединенном Королевстве Вестминстерской правовой системы. Благодаря этому на островах стал развиваться свободный рынок земельной недвижимости, а покупателям предоставлялся кадастровый паспорт. Этот важный момент привел к быстрому становлению сельского хозяйства, поскольку владельцы земли могли быть уверены в том, что вложение их денежных средств и усилий не будут напрасными, — начал он свой рассказ с экскурса в далёкое прошлое, — Наши законы прошли испытания веками и до нас дошли в первозданном виде. Неизменность основных законов, действующих уже более четырёхсот лет — предмет законной гордости каждого новозеландца. Правительство Новой Зеландии непосредственно не участвует в регулировании или установлении цен на какие-либо сельскохозяйственные товары — они полностью зависят от колебаний рынка, причем все риски ложатся на плечи фермеров. Полномочия руководства страны в аграрной сфере ограничиваются только сбором налогов на мясо и молоко, что позволяет проводить научные исследования и разработки, которые вносят существенный вклад в развитие отраслей животноводства. В этом наша сила и наша слабость. У нас нет жёсткого государственного управления.

— Разве это плохо? — спросил я у полковника, про себя уже прикидывая их модель управления государством применительно к своим вотчинам.

— Для фермеров и бизнеса — замечательно, но когда появляется внешний враг, то выясняется, что все мы разобщены на десятки, а то и сотни небольших анклавов. Ни один из них сам себя защитить не в состоянии.

— А от кого вам защищаться? — ухватился я за интересную оговорку, заслужив уважительный взгляд переводчика, — На юге у вас одни пингвины, Австралии вы тоже не нужны, у них своей территории с избытком. Ещё и почти незаселённая Тасмания имеется.

— У нас Фиджи в соседях, — вздохнул полковник.

— Не понял. Это же острова с туземцами? — помотал я головой, с трудом вспоминая карту мира, в плане рассмотрения на ней микроскопических островков.

— Если бы, — открыл рот второй новозеландский офицер, майор Ричард Китинг, — До войны у Фиджи были самые востребованные батальоны ООН, которые постоянно ими использовались в Южном полушарии. Кроме того, там проживали большие диаспоры индийцев, европейцев и китайцев, снабжавших патронами и вооружением эти батальоны. Сейчас Фиджи объединили под собой всю Меланезию. А это, по нашим сведениям, больше пяти миллионов населения.

— Ого себе, — почти про себя невольно пробормотал я, очень желая прямо сейчас взглянуть на карту, где я пропустил столь значимых соседей Японии.

— Меланезийцы нас грабят! Совершают налёты и воруют наш скот и наших женщин! Три набега за последние полгода!

Полковник Тимоти Матепараи зря носит погоны.