Пятнадцать ножевых 4 (СИ) - Линник Сергей - Страница 20

Профессора очень беспокоил вопрос денег. К премии шла нехилая такая сумма — двести тысяч полновесных немецких марок. И это само по себе было проблемой, ибо сразу включались дебильные советские законы — граждане не могут владеть валютой. Это 88-я статья УК, в простонародье — бабочка. До 10 лет лишения свободы. Морозов свободы лишаться совсем не хотел. Ни за какие суммы в марках.

— Ну там наверное, выдадут чеками, — неуверенно произнес я. — Хорошо, завтра все выясню у Чазова. Но мне представляется, что вы делите шкуру неубитого медведя. Нам же еще премию никто не присудил.

— Андрей, я слежу за зарубежной медицинской прессой. Даже близко никто по значимости сравнимое с исследованиями хеликобактер в прошлом и нынешнем году не проводил.

Я попрощался с Морозовым.

— Аня, срочно надо узнать, что это за премия Коха! Меня могут ею наградить!

Поиски в Большой медицинской энциклопедии ни к каким результатам не привели. Последовал звонок родителям, и Азимовы срочно изучили уже Большую советскую. И там ни фига. То есть осталось в запасе только обращение к другу. Интересно, кто из моих знакомых может просветить меня? Да уж, не хотелось бы, но других вариантов не вижу.

— Кому это ты в двенадцатом часу звонить собрался? — спросила подруга, когда я начал набирать номер.

— Да так... есть один парень, который не обидится за поздний звонок. — я вздохнул и набрал седьмую цифру. — Анна Игнатьевна? Добрый вечер, это Андрей Панов. Николая Евгеньевича можно услышать?

Наверное, у Шишкиной случился когнитивный диссонанс и она даже ничего не сказала по поводу нарушения режима сна. Впрочем, судя по бойкому голосу, отец семейства еще вовсю бодрствовал.

— Что-то случилось, Андрей? — спросил он.

— А вы знаете, что такое премия Коха?

— Это тебе зачем?

— Да так, кроссворд разгадываю.

— Погоди! Вам?! Ну поздравляю!

— Да не с чем еще. Только номинировали. А вы в курсе, что за премия?

— Святая простота! Если получите, считай, бога за бороду ухватил. Очень престижно. Когда-то Коху отвалили кучу денег за открытие микобактерии туберкулеза, Карнеги вроде, не помню точно. Ну вот, основали фонд, платят премии с процентов. Друг твой, Солк, получил в свое время за полиомиелит, цур Хаузен за папилломавирусы и рак шейки матки. Да не в деньгах дело, в общем. Скажу тебе сразу, в порядке информации для размышления. Кто Коха получил, тот потом очень часто в Стокгольм попадает. Понял, о чем я?

— Спасибо, понял. Но только я еще не получил и эту, что загадывать?

— Плох тот солдат, Андрей, — хохотнул Шишкин и тут же сказал куда-то в сторону: — Солнце мое, налей мне коньячку грамм пятьдесят, хороший повод есть!

Я повесил трубку и улыбнулся, представив выражение лица Анны Игнатьевны. Да ради такого... ни одной премии не жалко! Бьюсь об заклад, она выгрызет здоровенный кусок мозга своей дочери за выбор плешивого неудачника.

Со злорадства мои мысли переключились на науку. А о чем еще можно думать, глядя на сидящую напротив по-турецки в чем мать родила Аню? Правильно, только о папилломе и прививках. Их придумали уже? Надо бы озадачить товарища Паульсена, пусть осторожно узнает. Хотя не знаю даже, сможет ли исследовательский отдел «Ферринга» потянуть такое?

— Ты чего такой задумчивый? — поинтересовалась Аня. — Мысленно тратишь немецкие марки?

— Их отберет государство, — я захлопнул энциклопедию. — Так что не раскатывай губу.

Может воспользоваться счетом в Австрии? Организаторам плевать, куда перечислять премию. Но Минздрав то спросит...

— Вот так всегда — вздохнула невеста — Совсем чуток губу расслабишь, сразу бац... Но чеки ведь дадут? Хоть немножечко?

Евгений Иванович — неуловимый академик. Везде он совсем недавно был и ушел, но не сказал куда. Нет бы как нормальному руководителю — засесть в кабинет за оборонительной линией секретарши и переживать за порученный фронт работ в уютном кресле. Ничего, я применил метод загонной охоты и минут через сорок путем исключения посещённых мест я Чазова выловил.

На этом, естественно, ничего не закончилось: я просто присоединился к свите сопровождения с приказом не отсвечивать и глаза не мозолить. Я и побрел, особо не стараясь вникать в подробности. Оно мне надо? Своих забот хватает, еще чужими голову забивать. Наконец, подошла и моя очередь, и я занял свое место рядом с начальником.

Оказалось, про номинацию он уже знал, по каким-то своим каналам. Поздравил, заодно и просветил, что за последние лет двадцать нашим там ничего не обломилось, да и до этого вроде не было. Не советских ученых это вотчина. Так что удачи нам надо побольше. Да и политику исключать совсем нельзя. Ничего более сказано не было, да и незачем. Прекрасно все помнят тупорылый бойкот Олимпиады, от которого если кому лучше и стало, то не спортсменам.

Я рискнул задать вопрос про шкуру неубитого медведя, мотивируя это тем, что никогда такого в моей жизни не случалось, вот и лезут в голову странные вопросы. Евгений Иванович хмыкнул и просветил:

— Обычно премия делится на две части, так что на вас двоих сто тысяч придется. Переводи в рубли по курсу, по двадцать тысяч на брата. Налоги, прочие расходы. Но тысяч по десять получите, чеками.

Я постарался загнать у себя в голове на задний план внезапно включившийся счетчик. Поблагодарил и собрался было уходить, но Чазов остановил меня. Повинуясь какому-то секретному жесту, свита враз отстала шагов на пять.

— Слушаю, Евгений Иванович? — у меня уже получалось разговаривать с ним уважительно, но без подобострастия.

— Я знаю, что вы были у Суслова, Панов.

Я промолчал. А что тут говорить?

— Вы знаете, что Михаил Андреевич фактически отказался от лечащего врача?

И тут я отделался мотанием головой.

— Вас, Андрей Николаевич, некоторые наши пациенты могут попытаться вовлечь в свои скажем так, игры, — при этом во взгляде Чазова откровенно читалось знание того, и кто это делает, и к чему оно может привести. — Осторожнее надо быть...

— Я вас понял. Спасибо, я обязательно буду иметь это в виду.

Работающий телефон-автомат я нашел буквально в квартале от больничных ворот. Юрий Геннадьевич, наверное, что-то уловил в интонации, потому что встреча последовала незамедлительно. И даже не возле достопримечательности. Во дворе какой-то пятиэтажки на Куусинена. Новость о разговоре с Чазовым взволновала его не на шутку.

— Эх, расслабились..., — махнул он рукой. — Говорил же я... Два раза плановый визит врача Михаил Андреевич отменял уже. Ладно, понял всё. Спасибо.

Проблему Пилипчук надо было решать. Поэтому с утра, вместо похода на пару, я отправился к Димону в Пролетарское УВД.

— Химическую ловушку? — здоровяк наморщил лоб, почесал в затылке. — А зачем тебе?

Я заметил, что мой орловский товарищ вырос в должности даже заимел себе небольшой кабинет, который делил с несколькими отсутствующими сейчас сослуживцами.

— Да надо тут проучить одну очень любознательную дамочку, — я напустил тумана. — Слышал, что у инкассаторов есть такая приблуда для их переносок — открываешь и взрывается пиропатрон с красящим средством.

Я выставил на стол две бутылки Арарата, что купил по дороге. Они сразу были исследованы на предмет количества звездочек и признаны годными.

— Хм... У нас тут вохровцы рядом сидят, — Димон убрал одну бутылку в стол, другую завернул в бумагу, положил в карман, — сейчас схожу, узнаю.

Товарищ ушел, а я принялся за чай, что мне налили сразу на входе. И что это за манера разбавлять заварку таким крутым кипятком?

Дмитрий вернулся уже спустя четверть часа. Положил рядом со мной что-то типа металлической муфты с тросиком.

— Вот такой механизм. Там внутри, значица, пиропатрон и реечный преднапряжитель на шестернях. Крепишь муфту на дно сумки, тросик к верхнему клапану изнутри. Вот сюда вворачиваешь флакон с красящим средством. Держи.

Мне была передана пустая емкость.