Пятнадцать ножевых 4 (СИ) - Линник Сергей - Страница 19
- Предыдущая
- 19/53
- Следующая
— Если в ЦКБ узнают, что я вами занимаюсь — мне головы не сносить, — произнес я, убирая фонендоскоп. — Такое не прощается
— Когда узнают, все уже решится, — тихо сказал Суслов. — И тогда уже будет все равно. Так или иначе.
Угу. Это ему все равно. Либо в дамки, либо... А мне-то жить и семью тут строить. Чазов и Ко до меня дотянутся в любой скорой. Волчий билет — и привет.
Ладно, подумаем, что тут делать. Ставить на Суслова как-то стремно.
Юрий Геннадьевич слово сдержал. Паульсен бумаги получил, сделку закрыли. Так он и уехал, не попрощавшись, та встреча в метро была последней на советской земле. Ну, теперь пусть ищет престарелых морских свинок и начинает исследования. Думаю, за годик управится, чтобы набрать результатов и захапать патент на неврологию. А там — только с песней. Название какое-нибудь придумать, тупое и запоминающееся, меморин, или еще как-то, это к маркетологам, и можно отчаливать к берегам собственного острова в южных морях на борту пятидесятиметровой яхты. Ага, и не забыть купить новую губозакаточную машинку, а то эта не справляется совсем.
В воскресенье Аня устроила целый кулинарный фестиваль. Мало того, что с утра я был напоен кофе со свежими тостами, потом она сделала какую-то умопомрачительную яичницу с сосисками и сыром. Я даже спросил, что она натворила. Потому как просто так подлизываться ни одна женщина не будет. Озвучивая вслух список возможных прегрешений, включающих измену с африканской студенткой и беременность тройней, и каждый раз получая отрицательный ответ и загадочную улыбку, я свою порцию яичницы доел. Не пропадать же добру. В конце концов она сама не выдержит, обзовет меня бесчувственным чурбаном и признается, в чем дело.
Потом мы перешли в апартаменты и приступили к просмотру новейшей итальянской комедии, которую Аня всего на один день выпросила у кого-то. На кассете было нацарапано «Il bisbetico domato».
— Слушай, я не силен в итальянском, — пришлось признаться мне. — О чем хоть кино?
— Там субтитры английские, — успокоила меня Аня. — Давай, включай уже.
Буквально с первых кадров я понял, что мы смотрим «Укрощение строптивого», так то можно было даже и не смотреть на субтитры, я все шуточки из этого фильма с половиной населения Советского Союза наизусть знаю. Но искренне ржал вместе с подругой. Смешной же фильм, правда.
Похоже, Азимова не была в неведении относительно содержания, потому что, дождавшись сцены на заправке, она практически одновременно с Орнеллой Мути повторила тот самый волнующий всех мужчин в возрасте от девяти до девяноста жест. Хочу сказать, что мое внимание ей удалось переключить практически мгновенно. В конце концов, фильм мы потом досмотрим, а такое настроение упускать нельзя, а то до смерти жалеть будешь.
И вот в тот самый момент, когда мы приступили к жарким поцелуям и страстным объятиям, какая-то тварь решила нам помешать.
— Ты кого-нибудь ждала? — спросил я, не отрываясь от созерцания чрезвычайно красивой женской груди.
— Нет. А ты?
— Конечно, нет. Пошли они подальше, — и я предпринял попытку продолжить. Очень меня взволновала маленькая родинка на шее Ани. Надо было немедленно поцеловать ее.Иначе это могло привести к какой-нибудь катастрофе. Глобального масштаба.
Подлецы под дверью никак не успокаивались. Создавалось впечатление, что мы у них сняли почасово квартиру и оплаченное время кончилось.
Первой не выдержала Азимова, и пошла открывать, на ходу пытаясь привести в порядок одежду. После щелканья замка послышались какие-то возгласы, похожие на приветствия. Ладно, не вооруженное ограбление, это уже хорошо.
Я подтянул штаны, одернул футболку, и пошел выяснять личности негодяев, обломавших нам утренний секс. Должен же я знать, кого буду убивать.
Ну как же, сладкая парочка, уничтожитель медицинской техники и сопровождающее его лицо семитской национальности.
— Мечтаю о дне, когда вы поженитесь и уедете навсегда в Сухум, — вместо приветствия сказал я. — Еще в середине девятнадцатого века Александр Белл изобрел телефон. Говорят, им можно пользоваться, чтобы предупредить о предстоящем визите.
— Не ворчи, тут у Симы небольшая авария произошла. Все, мальчики, давайте, в комнату идите, мы без вас разберемся, — и Аня вытолкала нас с Давидом из кухни.
С женскими неполадками дело такое: чем дальше ты от них держишься, тем проще жить. Так что я спорить не стал.
— Ну что, помирились с Беридзе? — спросил я, усаживаясь в кресло. — Дыба сильно кричала?
— Да нормально там всё, — Давид небрежно махнул рукой, будто сам явился организатором всего хорошего, что только могло на скорой произойти. — Дефибриллятор заменили, и забыли. Меня даже не оштрафовали. Я тут в пятницу слушал Севу Новгородцева, прикинь, — без паузы продолжил он, — там новая песня «Квинов» была, «Под давлением». Это просто офигеть!
— Какая же она новая, уже целый месяц из каждого утюга звучит. Кстати, про радио, — добавил я по возможности максимально недоброжелательным голосом. — Официально предупреждаю: в этой квартире любой базар про политику запрещен! Кто нарушит запрет, пойдет с огромной скоростью к едреней матери!
— А что случилось? — удивился Давид.
— Донос в Контору глубокого бурения Пилипчук написала, хорошо, ходу бумаге не дали.
— Вот скотина, — прошипел Ашхацава. Даже кулаки стиснул.
— Не парься, организуем мы ей сладкую жизнь, — успокоил я его. — Есть у меня плодотворная дебютная идея.
— Так что ты про песню говорил? — вернулся к своим баранам юный меломан.
— Under Pressure? Да ее везде передают. Вот смотри, сейчас радио включим, пробежимся по станциям, если за пять минут не услышим, с меня пиво. А найдем — с тебя. Забьемся?
— А давай!
Я выиграл минуты через полторы. Мы попали на самый конец песни, про последний танец под давлением. Но никто ведь и не говорил о целостности произведения. Давид вздохнул, признавая поражение. Вдруг диктор заговорил новостной скороговоркой про Би-би-си брейкин ньюз. Я автоматически крутнул ручку громкости и мы услышали: «On 13 December 1981, a state of martial law was declared in Poland after several months of labor unrest...».
— Что там? — спросил Ашхацава, кивая на приемник.
— Жопа. В Польше только что объявили военное положение.
Глава 8
— Премия? Нам?
Звонок Морозова раздался почти ночью, когда мы с Анечкой уже отправились спать. Соображал я с трудом, даже растирание ушей не помогало.
— Да, премия Коха, — терпеливо объяснял мне по телефону Игорь Александрович. — Солк нас обоих выдвинул. Пришла телеграмма от него. Я просто домой недавно вернулся, увидел, решил поделиться радостью.
— Так мы еще не победили?
— Нет, только номинировали. Но шансы весьма высоки. Это очень престижная премия, если такой всемирно известный ученый, как Солк выдвигает — считай победа в кармане.
— И что же делать? — я стянул с Ани одеяло, шлепнул по круглой попке. Дождался сонного взгляда, показал себе на грудь. Мол, вешаю медаль. — Заказывать фрак?
— Фрак? — Морозов засмеялся в трубке. — Срочно связываться с Чазовым. Не могу дозвониться, зайди к нему с утра завтра в ЦКБ. Я бы сам, но занят буду. Пусть предупредит Минздрав. У нас чиновники очень не любят внезапных ситуаций с западными премиями.
Ну да, ну да, история с Солженицыным и Сахаровым прямо перед глазами — Нобелевка ни одному, ни другому ничего хорошего не принесла. Исаевича в итоге выслали из страны, Андрея Дмитриевича заточили в ссылке. Впрочем, оба лезли в политику, заигрывали с западными элитами.
— Ну что там опять случилось? — Аня натянула обратно на себя одеяло. — Ни днем, ни ночью покоя нет!
— Филологиня моя любимая, — я закрыл трубку рукой, окончательно отобрал постельные принадлежности, включая подушку. — Посмотри быстро в медицинской энциклопедии, что за премия Коха. Морозов звонит, говорит, нас выдвинули. Да, Игорь Александрович, слушаю вас. Можно сказать внимаю.
- Предыдущая
- 19/53
- Следующая