Проблема для некроманта – 2 . Часть вторая (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 39

Алый туман обволок Винсента, и везде, где это марево касалось кожи, вздувались пузыри. Муж закричал. Смерть, забыв на миг обо мне, окружила его коконом щита.

Перепугавшись до полусмерти того, что натворила, я бросила силу, но алый туман никуда не делся, покрыл щит, и тот начал мутнеть, будто стекло, на которое плеснули плавиковой кислотой10. Да что ж это такое, я ведь не Чужой, и моя кровь – не кислота!

– Ведьма! – прошипел муж из-за щита.

Щит исчез, а вместе с ним исчезло и алое облако, явив Винсента. Выглядел он жутко —точно кипятком в лицо плеснули, хорошо хоть глаза целы. Мы замерли друг против друга, одинаково тяжело дыша и вдруг вокруг его фигуры разлился свет. Я моргнула, не сразу поняв, что происходит. Аура! Безо всяких ритуалов и схем я увидела ауру. Только сейчас она выглядела не ровным голубым свечением, а казалась покрытой темными завихрениями, точно червем изъеденной.

Мой дар сам потянулся к нему, словно мог что-то исправить, обволок и отдернулся, будто обжегшись. Меня и саму ошпарило, чувство было такое, словно в крапиву голышом сиганула.

Во взгляде мужа промелькнуло осознание, его ужас обдал меня холодом, а следом на любимом лице появилась решимость. Винсент выхватил нож, я напряглась чтобы увернуться, но лезвие понеслось к его собственному горлу.

Кажется, я закричала. Хватанула силу и запустила в него, не особо понимая, что именно делаю. Мужа отнесло, впечатав в стену. Нож выпал из руки, тело безвольно сползло по стене и распласталось на полу. Я рухнула на колени рядом с Винсентом, коснулась его шеи.

Казалось, прошло полжизни, прежде чем под пальцами тюкнул пульс. Когда я наклонилась щекой к лицу мужа, воздух щекотнул кожу. Живой. Дышит. Я всхлипнула, поняв, что последние несколько мгновений сама не дышала вовсе.

– Живой, – сказала я вслух.

Дом затих, как будто мог услышать меня и понять. Мне бы понять, что теперь делать. Я сняла с шеи вестника. Голова снова закружилась, но в этот раз амулет согрелся почти мгновенно.

– Найди профессора Стерри, – попросила я синицу.

Жив ли он? И если жив, в силах ли помочь? Или ему останется только констатировать, что «разум поврежден необратимо»? Но он хотя бы попытается, в отличие от любого другого.

– Скажи профессору… – Я осеклась поняв, что когда— или если? – вестник найдет профессора, тот может оказаться не один. – Скажи: это Инга. Он до него добрался. Вдруг еще не поздно.

Профессор сообразит, кто и до кого добрался. Если, конечно, он сам жив и в состоянии что-то понять. Я приготовилась снова услышать «нигде нет» – ведь уже стало очевидно: вестник не нашел Кэри вовсе не из-за моей неопытности. Почему, почему я не настояла на второй попытке, может, если бы она не удалась, муж бы встревожился, и все было бы по-другому!

Серебристый филин прервал мое самобичевание.

– Где он? Жив?

– Да. Дома.

– Сейчас буду.

Я всхлипнула. Стерла слезы рукавом. Не время сейчас рыдать. Оборвав подол у сорочки, скрутила из него два жгута, одним связала мужу руки, вторым – ноги, не забыв убедиться, что кровоток ниже узлов сохранился. Подхватила Винсента под мышки и поволокла в ближайшую жилую комнату. Тяжеленный, какой же он тяжеленный! Но я просто не могла оставить Винсента валяться на полу в коридоре. В гостевых спальнях хотя бы были ковры.

На ковре я его и устроила, сунув под голову подушку и накрыв одеялом, чтобы Винсента не застудил гуляющий по полу сквозняк. Зачем-то вернулась в коридор, подобрала кочергу и нож. Подняла с пола кольцо Кэри. Золотой ободок закоптился. Почему ведьмак потратил время и силы, чтобы опалить кольцо? Чтобы не оставить следов? Спрошу, потом, если это будет иметь хоть какое-то значение. Пока пусть полежит на столе вместе с ножом и кочергой.

Присев рядом с мужем, я еще раз проверила веревки. И так чуть не убила, еще не хватало без рук-ног оставить, если кровоток нарушится. Нет, все в порядке, теплые, и синюшности нет. Краснота и отек на коже уменьшились, теперь волдыри походили не на следы ожогов, а на крапивницу, светлеющую на глазах.

Я нервно хихикнула, подумав, что Винсент потом с чистой совестью может утверждать, будто у него аллергия на жену, причем тяжелая. Но, судя по тому, как быстро все приходило в ному, это какая-то реакция на магию крови. Потом разберусь. Если у меня будет это потом. Если у нас обоих оно будет. Его разум под чужим контролем, я – ведьма. Прекрасная пара, и перспективы у нас просто потрясающие.

Я отвела волосы с его лба и вздрогнула, когда Винсент открыл глаза.

– Убей, – выдохнул он. – Или ты, или я.

– Нет.

– Не получ… – Он не договорил, лицо снова потеряло всякое выражение. Всколыхнулась смерть, и мне пришлось оборвать связь мужа с силой. Получилось неожиданно легко, только болезненный вздох Винсента наждаком прошелся по нервам. Не окажется ли, что я, по незнанию своему, тешусь ложной надеждой? Лишь зря мучаю, затягивая агонию?

Я взяла лицо мужа в ладони, склонилась, коснувшись своим лбом его.

– Пожалуйста… – прошептала я. – Слов не было, горло перехватывало, и я сама толком не понимала, о чем прошу и кого. Любимого ли, бога, в которого я почти не верила, или Предвечную мать, о которой и вовсе не знала ничего? Гладила его лицо, перебирала волосы, по-прежнему прислонившись лбом ко лбу, повторяя как, как заведенная: – Пожалуйста…

Винсент дернулся несколько раз и обмяк, а меня накрыл такой ядреный коктейль вины, отчаяния, страха и ненависти, что я на несколько мгновений перестала понимать, кто я, где я и что вообще творится вокруг. Казалось, еще немного, и я захлебнусь в этих эмоциях – не моих эмоциях. Но отстраниться, выпустить мужа, оставив его наедине с этим ужасом тоже было совершенно невозможно, и, чтобы удержаться, остаться собой, я вцепилась в воспоминания. О том, кто я. О нем. О нас.

Как много событий, оказывается, могут вместить какие-то несколько дней. Какой яркой, оказывается, была моя самая первая мысль здесь. Нелепая, совершенно идиотская мысль, что с таким маньяком, попроси он по-хорошему, я бы и сама не прочь, и ему не пришлось бы меня убивать. Хотя, кажется, у него другие вкусы, которым я-живая соответствовать не смогу.

Муж мелко затрясся, и я перепугалась до полусмерти – как будто и без того не была напугана – прежде, чем поняла, что он хихикает.

– В моем… вкусе, – прошептал он. – Живая. И оставайся… жив…

Я облегченно улыбнулась – справился! Мы справились! Хотела выпрямиться – поясница уже ныла, но Винсент ухватил меня связанным руками за плечо.

– Держи. Так… легче…

Я зажмурилась, прогоняя слезы. Рано обрадовалась. Ничего. Если с этим вообще можно справиться, значит, мы справимся. Если Винсенту легче от моих прикосновений и моих мыслей, значит, пусть так. Я снова склонилась над ним. Начала перебирать прошедшие дни минута за минутой. Прокручивала их перед мысленным взором словно кино. Дополняла картинку звуками, запахами, вкусом, ощущениями тепла или холода, прикосновениями. Казалось, я помнила каждый миг, проведенный вместе с Винсентом – впрочем, когда бы я успела забыть?

Краем сознания я отметила, что звякнул колокольчик на двери, что по полу пробежал сквозняк, но не шевельнулась, продолжая погружаться в воспоминания – объемные, осязаемые, и мне казалось, чем реальней они будут, тем проще Винсенту за них зацепиться, держаться, помнить, что он не хочет меня убивать.

Жесткая рука не схватила меня за плечо, отшвыривая от мужа и разрывая контакт. Я вскрикнула, муж дернулся и застонал.

Я не видела лица Стерри. Заметила лишь, как ссутулилась и без того согбенная годами спина, как сжались губы Винсента, а его взгляд, мазнув по наставнику, остановился на мне. В следующий миг его лицо снова потеряло всякое выражение. Жгут, связывающий руки, лопнул, будто был скручен из бумаги, а не из плотного льна. Винсент подскочил неваляшкой. Колыхнулась смерть, навстречу ей взвилось пламя.