Рубеж веков (СИ) - "Ludvig Normaien" - Страница 39

Когда город открыл свои ворота и внутрь получили доступ некоторые солдаты, то посетивший город Теодор знатно удивился. Это был очень большой город! Если он раньше считал Город огромным, то теперь он понял, насколько уменьшилась в размерах столица в сравнении со старыми временами. Здесь проживало больше ста тысяч человек, как ему поведали местные жители, которые тоже говорили на смеси языков — тюркско-греко-болгарском. Благодаря своему отличному положению на Эвросе, который от него до моря был судоходен, а к западу от города соединяются долины рек Эвроса, Арды и Тунджи, а также все дороги, идущие вдоль них и ведущие с горных проходов Гема (или Гемских гор, которые на сарацинский манер ещё именуют Балканами) и дороги, ведущие к Пропонтиде. И проживали в городе самые разнообразные народности. Во-первых — потомки завоевателей этих мест, сарацины и оседлая часть юрюков. Во-вторых — потомки местных завоеванных народов, а именно общины греков, болгар, сербов, македонян, валахов — мунтян. В-третьих, довольно значительная община помаков, местных жителей, которые поменяли ортодоксию на исмаилитство. А в-четвёртых — община арабов, нашедших приют от завоевания анатолийцами у их врагов, община саксов и евреев, старая местная и часть тех, кого когда-то, лет сто назад, изгнали из Испании.

Побродив по городу, Лемк удивился — тут не было пустырей! Все мало-мальски пригодные площади были использованы под всевозможные нужды — лавочки, мастерские, сарайчики.

В общем люди смотрели с опаской на группы солдат, но были и те, которые праздновали. Одну такую группу Теодор встретил в постоялом двое, при котором было нечто вроде трактира, куда зашёл перекусить. Он бы туда и носа не сунул в одиночку, но запах оттуда шёл такой вкусный, что рот тут же наполнился слюной, а в брюхе заурчало. Заказав что-нибудь поесть мясного и промочить горло, он уселся за стол и начал осматриваться. В одном углу этого довольно приличного заведения сидели, по-видимому греки, так как именно их речь слышалась, но с большим количеством сарацинских слов. Они явно праздновали — весело, сыто и уже пьяно, хоть и день. Был занят ещё стол, за которым сидела компания из трёх разновозрастных сарацин, довольно обеспеченных с виду. Увидев, что Лемк с любопытством рассматривает их, они подняли свои чаши и слегка наклонили голову. А потом они позвали его за свой стол, желая пообщаться с офицером победоносной армии, как они пояснили, узнать новости из тех мест, в которых он побывал и самим поделиться новостями.

Это были первые сарацины, которые не старались его убить, а потому было очень интересно с ними пообщаться. Представились как Якуп, Иззет и Юсуф. Пили они сладкое виноградное вино, к которому он тоже присоединился, а потом уже ему ещё принесли целое блюдо с тушёным мясом и овощами — яхнию, запеченное мясо с луком и специями — гювеч, свежие лепёшки, ещё местного вина. Глядя, как заканчивает шкворчать жир и соус в прекрасно выглядящих блюдах, Лемк накинулся на еду и лишь когда он насытился, начался разговор. Начали о погоде, потом перешли к обсуждению семей, что дети растут непослушными. Узнав, что Теодор холост, посетовали что надо жениться как можно раньше, чтобы успеть воспитать наследника, так как времена совсем неспокойные. Когда он сказал, что совсем не офицер, а всего лишь протодекарх, Якуп отмахнулся и сказал, что будет ещё офицером, какие его годы. Потом перешёл разговор на торговлю, и собеседники Теодора, оказавшиеся небогатыми купцами, жаловались, что торговля совсем зачахла в последние годы.

— Совсем последние времена настали. Мы, честные джулепы, должны нести пешкеш, подарки всем местным кади и мухтесибам, чтобы они нам позволили торговать! И подарки требует каждый, у кого есть хоть ничтожная доля власти. Так мало того, они устанавливают цены такие, каких уже сроду во всём подлунном мире не сыскать! Десятипроцентной прибыли даже не получить! А ведь какие расходы — подарки, будь они не ладны, наём охраны от расплодившихся разбойников… Раньше хоть султан мог заставить своих валашских, семиградских и молдавских вассалов заставить продавать нам по мубайя, то есть обязательным закупкам, всё что они там у себя выращивают. Прибывали купцы по Данубе из немецких земель, по Марице (Эвросу) поднимались корабли из Мисра, Венеции, Афин и прочим, которым можно было это перепродавать с неплохим барышом. Что говорить? У иноверных вассалов можно было купить по шесть акче за киле (25 кг), мы продавали по двенадцать. А сейчас? Поставки прекратились и сейчас цена за киле ячменя доходит уже под восемьдесят акче! Вокруг есть славные рудники, производим в городе много всего, а никуда не продать, кроме султанского войска. А помимо кади, который устанавливает цены, есть ещё и базыргянбаши в каждом очаге — корпусе. А сидят на этих должностях евреи, которые ведают закупками для войска, и с ними остаться в выгоде не получается — всё себе забирают. Со всеми воюем, вассалы восстали, кроме кочевников, но те сами как ходячее бедствие — где пройдут, там образуется пустыня — ни людей, ни их имущества, ни даже травы…

— Именно поэтому горожане сдали город?

— Да, и не только. Султану нужны деньги, а где их брать, если из райи уже всё выжали? У тех, у кого есть. В городе за последнее время почти раз в год меняются градоначальники, потому как султан находит повод, чтобы срубить ему голову, а имущество конфисковать в казну. И так по всему султанату. Однако желающие влезть повыше всегда есть — риск большой, но и доходы огромные, если знаешь, что делать и с кем дружить во дворце султана. И такими образом скоро и до нас доберутся… А если поменяем подданство, то можно будет вновь торговать со всем миром. Счастливая и довольная паства — конечно же угодно нашему богу.

— А вы не чувствуете к нам ненависти?

— Какая ненависть? Султан глупый, навлёк несчастья на свою землю, его наказывает бог! А вы — лишь орудия бога. Так зачем нам вас ненавидеть?

Поменяли очередной кувшин, но Теодор, чувствуя, как хмель начинает застилать туманом его голову и желая посетить ещё кое-какие места в городе, распрощался с такими неожиданно дружелюбными сарацинами и покинул заведение, сытый и довольный, прихватив с собой баницу, местный традиционный пирог.

А Теодор пошёл по окраинным сохранившимся церквушкам ортодоксов, расспрашивая о том, какие у них хранятся книги. Перепуганные священники, поглядывая на молодого, выпившего и вооруженного воина, запинаясь рассказывали, что они бедны и книг у них никаких нет, кроме священного писания. Что те, которые сохранились со старых времён, давно забрали в крепость. А когда он подошёл к крепости, то его на входе остановил сперва декарх с двумя десятками солдат, потребовав разрешение на вход, а когда его не оказалось, сказал, что не может ни в коем случае пропустить. Пришлось возвращаться в кентархию, не покопавшись в местных старых документах.

За короткое время после падения Адрианополя вся территория с более мелкими городками, что лежали к западу и северу попали в руки ромеев и их союзников. Филиппополь, Харманли, Лозенград, Чирпан, Шерамполь, Новая Загора, Старая Загора или Августа-Траяна, Ямбол и многие другие. Многолюднейшая область упала в руки войска почти без всякого сопротивления. Лишь отдельные укрепленные поселения отказались впустить солдат, надеясь на то, что сумеют продержаться до войск самого султана Ибрагима.

А между тем, войско, что выступило на запад, увидело причины, по которым такая многолюдная область вела себя тихо и отсутствовали знаменитые гайдуки, которые в прошлых годах бродили в этих местах числом до пяти сотен сабель в четах. Под молодым сарацинским городком Харманли движущееся войско встретило целое поле, усеянное человеческими костями. Часть костяков покачивались в петлях на ветвях небольшого леска, иногда соприкасаясь с гулким стуком. В небольшой ветерок, раздавался целый перестук, похожий на мелодию. Тут уже не бродили падальщики, не летали вороны, а был обычный пейзаж. И тем более было не по себе от этих тысяч останков, которых сарацины запретили хоронить, так как они принадлежали гайдуцкому войску, которое попробовало поднять восстание в прошлом году и где оно в массе своей и полегло. Ощерившие рты черепа, казалось, в немом удивлении провожали пустыми глазницами толпы солдат, бросивших вызов жестоким господам этих земель. Они как бы говорили — «Куда вы? Посмотрите на нас! С вами будет то же самое!»